Они вскочили, принялись кричать и размахивать руками, заставив лодку с Эдуардо пройти вдоль борта. Похоже, тот не догадывался, о чем идет речь, поскольку взял трубку с совершенно безоблачным выражением лица.
– Pronto![32] – сказал он и некоторое время слушал. – И где он сейчас? – спросил молодой человек и продолжал: – Ах. Понимаю. Нет, ничего не предпринимайте. Я постараюсь приехать как можно скорее.
– Мне ужасно жаль, – пояснил он им, когда стюард ушел вместе с телефоном, – но мне срочно нужно во Флоренцию. Одно из наших немногих дел, единственное по-настоящему проблематичное, с подтверждением документов и так далее… Как бы там ни было, я должен срочно заняться этим.
– Какая жалость! – воскликнула Константина. – А здесь так чудесно…
– Нет, нет. Вы, конечно же, остаетесь здесь, – поспешно произнес Эдуардо. – Моторная лодка может отвезти меня в Портечето, это же совсем рядом. Я только быстренько переоденусь.
Джон с недоумением смотрел ему вслед, как он с мокрыми ногами исчезает в салоне. Это прозвучало чертовски заученно. Ах он хитрый…
– Это же только предлог! – прошипел он, обращаясь к Эдуардо, когда тот стал спускаться по лестнице к лодке.
Лицо Эдуардо расцвело в улыбке.
– Ч-ш-ш, – произнес он. – Будь гостеприимным хозяином…
И моторная лодка умчалась прочь по направлению к побережью, и Джон смотрел ему вслед со странным ощущением, как будто Эдуардо знал больше него о том, что последует вскоре.
Он снова уселся на полотенце, когда лодка скрылась из виду, стараясь не смотреть на Константину. Она тоже сидела, слегка наклонившись вперед, и краем глаза он видел, как она оперлась на руку, так что грудь стала видна полностью.
– На солнце очень жарко, вы не находите? – мягким голосом, совсем не похожим на голос будущего прокурора, спросила она.
– Да, – глухо произнес он. – Довольно жарко.
– Как думаете, мы можем пойти внутрь?
– Если хотите…
В салоне царила приятная прохлада, после яркого солнечного света здесь было довольно темно.
– Может быть, вы покажете мне судно? – попросила Константина.
– Да, с удовольствием. Что вы хотите увидеть? – спросил Джон, думая о мостике, машинном отделении или камбузе.
Константина сделала большие глаза.
– Мне хотелось бы посмотреть на вашу каюту.
Вот как, значит. Джон только кивнул и пошел вперед. Его каюта. Его коллекция марок. Неужели он позволит провести случку?
Они шли вперед по длинному коридору, по ковру, среди стен, обшитых корневой древесиной, под позолоченными репродукторами. Все оплачено деньгами, которые делают его настолько сексуальным.
Но может быть, он просто все это себе придумывает. Мужчины ведь так устроены, что видят в поведении женщин именно то, что им хочется видеть. Он считает Константину сексуальной, как любой нормальный мужчина, и теперь он по-своему интерпретирует ее любопытство, поведение Эдуардо, все остальное. Точно, все так и есть. Ему лучше вернуться на землю и начать вести себя как разумный человек.
– Вот и она, – произнес он, открывая дверь.
– Потрясающе, – прошептала девушка, вошла, обернулась, оглядывая обстановку: затянутый кожей потолок, непрямое освещение, дорого украшенные стенные шкафы, все. – И круглая кровать.
Она опустилась на нее, на эту дурацкую огромную круглую кровать, похожую на лужайку для игрищ арабского вельможи, вытянулась на мягком шелковом покрывале, и у Джона едва не отвисла челюсть, когда он наблюдал за ней.
Потом она замерла, подняла голову, бросила на него загадочный взгляд, завела руки за спину и сняла верхнюю часть купальника.
Джон уставился на нее. Каждая клеточка его тела была раскалена солнцем. Или это желание? Сложно отличить. Когда же он последний раз спал с женщиной? Давно. Много месяцев назад.
– Что… – начал он, облизнул губы и продолжил хриплым, едва различимым голосом: – Что вы делаете…
Она по-прежнему не отводила от него взгляда, откинулась на спину, сняла трусики – вот они уже на бедрах, на коленях, на лодыжках.
Джон почувствовал, как сердце забилось быстрее, закипела кровь в жилах, голове, его мужском достоинстве, и голос, кричавший ему, что это все спланировано, что это случка, был уже почти не слышен за биением сердца, за кипением крови. Вот лежит она, длинноногая, длинноволосая, обнаженная, желанная. К черту Эдуардо с его играми. К черту. Все это продумано, заучено, договорено. И как она потягивается. Как она на него смотрит. Как она пахнет – солнцем, морской солью, кремом для загара. И как поблескивает там, где она раздвигает ноги…
«К черту все размышления», – подумал Джон, тоже снимая плавки.
13
Ему снилось, что кровать его раскачивается, и, когда он открыл слипшиеся глаза, она не прекратила трястись. Его большая круглая кровать. Джон поднялся и понял, что все еще находится на судне. И обнаженная рука рядом с ним, черные волосы, раскинувшиеся по белой шелковой простыне, словно щупальца, доказывали, что его воспоминания ему не приснились.
Она проснулась оттого, что он сел на постели, посмотрела на него своими бездонными глазами.
– Buongiorno[33], – сонным голосом пробормотала она.
– Buongiorno, – коротко ответил Джон, пытаясь собраться с мыслями. Он повернулся на бок, потянулся за телефоном на краю кровати, набрал номер мостика.
– Бруссар, где мы? – поинтересовался он.
– Все еще там, где бросили якорь вчера, сэр, – ответил капитан. Ему кажется или в голосе француза значительно больше уважения, чем раньше?
«Он под впечатлением, потому что знает, что я спал с Константиной», – дошло до Джона. Он обернулся к ней. Она лежала, опершись на локоть, от вида ее груди захватывало дух. Она словно приглашала повторить то, что случилось вчера вечером, провалиться в нее до изнеможения. И он мог сделать это. А почему бы и нет? Это его царство, здесь он – безраздельный повелитель, здесь происходит только то, чего он хочет.
– Бруссар?
– Да, сэр?
Язык едва слушался его.
– Возвращайтесь в Портечето.
– Как пожелаете, сэр.
На лице Константины читалось непонимание, почти боль, когда он положил трубку.
– Я тебе не нравлюсь? – негромко спросила она. Ее грудь слегка качнулась к нему, от этого движения Джон вздрогнул всем телом. Нужно отвернуться.
– Нравишься, – глухо произнес он. – Ты мне нравишься. Я считаю тебя безумно сексуальной, более волнующей, чем все женщины, которых я видел до сих пор. Проблема только в том, – продолжал он, снова глядя ей в глаза, – что я тебя не люблю.
Она нахмурила лоб.
– Я тебя не люблю, – повторил он. – Ни капельки. Вчера было классно и все такое, совершенно потрясающе, но сегодня утром я проснулся с ощущением, что сделал что-то не то. А я не хочу просыпаться так, понимаешь?
Константина натянула простынь на грудь и кивнула.
– Да. – Она вгляделась в его лицо. – Я не знала, что есть мужчины, для которых это имеет значение.
Джон вздохнул.
– Я выяснил это только сегодня, – произнес он.
Переезд произошел, как и ожидалось, без проблем. Все, что пришлось сделать Джону, – это сложить сумку с бумагами, обо всем остальном позаботились люди из транспортной компании. Он попрощался со всеми, выслушал несколько добрых наставлений от padrone, сердечных пожеланий от Альберто, не очень сердечных, но вполне честных – от Грегорио, а Эдуардо все равно поедет с ним, чтобы организовать новоселье. Джон пообещал избить его, если тот повторит нечто подобное тому, что случилось с Константиной.
Мужчины с собаками и плечевыми кобурами тоже переезжали в Портечето, где переполошили поставщиков вечеринок. Волновалась ли дизайнер интерьеров, ожидавшая их перед входом, по той же причине или из-за сдачи объекта, сказать было сложно. Как бы там ни было, во время экскурсии по дому она так цеплялась за свою папку с документами, как будто от этого зависела ее жизнь.
Джон осмотрел все, и все ему понравилось. К бассейну на полуподвальном этаже, откуда было видно море, пристроили джакузи, которое можно было отделить с помощью выдвижной стены. Многочисленные комнаты для гостей были выполнены в различных стилях: если одна была выдержана полностью в новоанглийском колониальном стиле, то за следующей дверью их ждала композиция современного итальянского дизайна или студия в дальневосточном стиле дзен. Кухня сверкала современным стальным оборудованием, столовая манила, а салон, откуда открывался потрясающий вид, был просто мечтой. Если прислушаться, то можно было услышать, как после каждого одобрительного кивка с сердца дизайнера падает очередной камень.
После того как он поставил свою подпись под актом приема-передачи и попрощался с дизайнером, словно из ниоткуда возник Джереми и предложил представить ему персонал, если это входит в его сегодняшние планы.
– Входит, – кивнул Джон.
Джереми был настоящим английским дворецким. Вообще-то он был испанцем – в его паспорте значилось имя Хавье, – но поскольку он закончил Международную школу дворецких Айвора Спенсера, он мог считать себя таким же англичанином, как сам принц-консорт. Его раскопал Эдуардо, Джон проникся, нанял его и поручил ему нанять остальной персонал, который в конечном итоге будет работать под его руководством.
Так он познакомился с Густавом, бывшим поваром французского отеля с заразительно хорошим настроением; Софией, экономкой родом из Неаполя, до сих пор, что подчеркивалось, работавшей только в благородных домах; Франческой, горничной, бледной хрупкой девушкой, не отваживавшейся поднять на него глаза и рискнувшей улыбнуться лишь на секунду; и наконец, что было необычно, с садовницей. Ее звали Мария, она ухаживала за несколькими садами по соседству и жила в собственной квартире в центре Портечето, что было очень практично, поскольку, не считая домика привратника, занятого службой охраны, на территории имелись только четыре квартиры для обслуживающего персонала.