Какой наглый засранец! Урсула Вален разглядывала Фонтанелли. Ясно же, что он считает себя кем-то особенным. Ясно, он ведь избранный, орудие Господа, вроде как мессия. Немного загорелый, стройный, почти худощавый, одетый дорого и элегантно. А лицо – ничего особенного. Никто ему вслед не обернулся бы на улице, не будь всего этого. Эротика, которую он излучал, наверное, была эротикой денег.
Там, в дверном проеме, стоял триллион долларов. Какое безумие! На примере этой истории можно снова увидеть, на какие невероятные вещи способны люди, если их подстегивает видение, пророчество, какая-то безусловная вера – и насколько мало проку от пророчеств, даже если их источником стал ниспосланный Господом сон.
Но старый адвокат, похоже, на ее стороне. И права собственности на документы совершенно очевидны. Она не позволит отнять их у себя и уж точно не позволит это сделать выскочке с плохим настроением и дурными манерами. Она выросла при истинном социализме, будучи внучкой известного нациста, что по дурацкой традиции ответственности всех членов семьи за деяния, совершенные одним из них, исключило ее из общественной жизни, отлучило от членства в Союзе свободной немецкой молодежи, равно как и от учебы в университете. Но потом государство, решившее запретить ей изучение истории, рухнуло, и она, пусть с опозданием, но смогла учиться. Нет, она не позволит запугать себя.
В следующий четверг в Германии вышел номер журнала «Штерн» с заглавной статьей Урсулы Вален, и тираж стал вторым по величине за всю историю его существования. На следующий день статью перепечатали почти все известные газеты мира, и даже месяцы спустя на счет Урсулы Вален поступали вознаграждения, среди которых были платежи в таких необычных валютах, как вьетнамский донг, и из таких экзотических стран, как Науру или Буркина-Фасо. Одни только права на фотографии завещания принесли столько денег, что она смогла оплатить кредит на образование.
Ночь была темнее обычного, окутывала его, словно черное непрозрачное полотно. Ни звезд, ни луны, и шум волн был похож на хриплое дыхание израненного великана.
– Вы должны действовать сейчас, – заявил низкий голос в телефонной трубке. – Вы не можете больше ждать и надеяться, что божественное откровение укажет вам путь.
Джон смотрел на газету, зачитанную и истрепанную, лежащую у него на коленях. «Коррьере делла сера» перепечатала статью «Штерн», где раскрывались заслуги семьи Вакки в хранении и приумножении состояния. Он, наследник, был представлен глуповатым и недалеким ничтожеством, бесцельным, высокомерным, не стоящим усилий, которые потратили поколения умных и целеустремленных Вакки.
– Вам нужна помощь, – настаивал незнакомец. – И никто, кроме меня, не может вам ее предоставить, поверьте мне. Настало время нам встретиться.
– Ну хорошо, – произнес Джон. – Вы победили. Скажите, где и как.
– Приезжайте в Лондон. Без помпы, пожалуйста. Обычным рейсовым самолетом. Один.
Джон издал звук, похожий на вздох и смешок одновременно.
– Один? Как вы себе это представляете? Я вас не знаю. Вы можете быть убийцей, объявленным в розыск, или искусным похитителем.
– Ваши телохранители, конечно же, могут вас сопровождать. Я хочу сказать, что я не встречусь с вами в Лондоне, если с вами будет кто-то из Вакки или если обо всем этом пронюхает пресса.
– Согласен, – произнес Джон.
Разумно ли он поступает? Это станет ясно только потом. Но чем он рискует? Пока он не знает, как действовать дальше, все равно каждый день становится потерянным днем.
– Хорошо. Возьмите листок бумаги и ручку, я назову вам время и номер рейса, на который вам нужно сесть.
Наутро Джон и Марко вместе вылетели из Флоренции в Рим, а оттуда – в Лондон.
18
Они вышли в лондонском аэропорту Хитроу, два пассажира с плоскими кожаными чемоданами среди множества путешественников, и Джон понял, что начинает нервничать. Он снял темные очки, позаимствованные из запасов Марко, и спрятал их в нагрудный карман. Скользя по бесконечной ленте, он искал в толпе лица, высматривавшие кого-то, но это был аэропорт, и знакомых высматривали многие.
Мужчина, внезапно оказавшийся перед ними, протянул руку и знакомым голосом произнес: «Мистер Фонтанелли?» Он был на голову выше его, примерно пятидесяти лет. У него были густые темные волосы и фигура боксера.
– Меня зовут Маккейн, – произнес он. – Малькольм Маккейн.
Они пожали друг другу руки, и Джон представил Марко.
– Мой телохранитель, Марко Бенетти.
Казалось, Маккейн был удивлен, услышав имя телохранителя, но пожал руку Марко.
– Идемте, у меня автомобиль. Поговорим в моем офисе.
И он пошел вперед быстрым шагом; Джон едва поспевал за ним, изо всех сил стараясь не перейти на бег, и большинство людей инстинктивно отступали в сторону, когда мимо проносились трое мужчин. Перед выходом на запрещенном для парковки месте стоял «ягуар». Маккейн открыл двери, сорвал с дворника квитанцию со штрафом, скомкал ее и, не глядя, швырнул на землю.
Он вел сам. Джон разглядывал его – незаметно, по крайней мере, он на это надеялся. На Маккейне был дорогой костюм с Сэвил-роу и сшитые по индивидуальному заказу туфли, но он казался одетым небрежно, почти неаккуратно. Как будто просто подчинялся дресс-коду, но в принципе внимания на него не обращал. Галстук его был повязан неряшливо, рубашка была мятой, поскольку слишком сильно вылезла из брюк; и только туфли сверкали как новенькие.
– Сначала немного информации, – сказал Маккейн, не сводя прямого, почти агрессивного взгляда с потока машин. Он пользовался каждой возможностью перестроиться и продвинуться вперед чуть быстрее. – Мой офис располагается в Сити. Мне принадлежит инвестиционная фирма «Эрнестина Инвестментс Лимитед». Эрнестина – второе имя моей матери, это так, к слову. Я не очень изобретателен в том, что касается названий для фирм; я всегда называю их в честь членов семьи. Стоимость нашего фонда составляет около пятисот миллионов фунтов, что не очень много, но достаточно, чтобы быть серьезным игроком в этой сфере.
Джон ощутил, как вытягивается его лицо. Это и все? Просто финансовый делец? Единственное отличие заключалось в том, что он ухитрился вызвать интерес к себе довольно изысканным способом. Джон откинулся на сиденье и мысленно вычеркнул день из своей жизни. На все, что предложит ему Маккейн, он будет говорить «нет», будь то договоры на продажу пшеницы, свиной грудинки или ценных бумаг, и постарается как можно скорее улететь обратно. А дома закажет изменение номера телефона.
Мимо проплывали высотные дома, блестящие фасады, древние стены. Он почти не обращал на это внимания. В какой-то момент они нырнули в ярко освещенный и просторный подземный гараж, и от зарезервированного места пришлось сделать всего пару шагов до лифта, унесшего их к бесконечным высотам. Когда сверкающие дверцы лифта скользнули в стороны, им открылся вид на просторный офис с длинными рядами столиков, уставленных телефонами и мониторами компьютеров. За ними сидели мужчины и женщины различных цветов кожи, разговаривали по телефону, держа в руках сразу несколько ярких трубок, ни на секунду не отводя напряженного взгляда от мониторов, чисел и диаграмм, рывками сменявшихся на них.
– В основном мы занимаемся акциями, – пояснил Маккейн, когда они прокладывали дорогу сквозь ряды столов и гул голосов. – Несколько человек заняты валютными операциями, но в принципе у нас нет той финансовой силы, чтобы сделать в этой отрасли настоящие деньги. Этим мы занимаемся скорее для того, чтобы оставаться в форме.
Джон кисло улыбнулся. Так вот откуда ветер дует. Валютные операции, как он уже успел узнать, заключаются в том, чтобы покупать валюту одной страны или продавать ее, получая прибыль на незначительных колебаниях курса в течение дня. Чтобы зарабатывать на этом деньги, нужно вложить огромную сумму: сотни миллионов за трансакцию и более того.
Несложно угадать, какое предложение сделает ему Маккейн.
Они добрались до кабинета Маккейна, отделенного от офиса брокеров стеклянной стеной, откуда открывался красивый вид на город. На полу лежал несколько потертый персидский ковер, массивный письменный стол с большим кожаным креслом, стоявшим за ним, выглядел дорого, но безвкусно, и ни уголок для переговоров, ни книжные шкафы и полки для документов не гармонировали с интерьером.
– Прошу вас, присаживайтесь, мистер Фонтанелли, – предложил Маккейн, решительно указывая на диван. – Мистер Бенетти, я попросил бы вас подождать в приемной у секретаря. Мисс О’Нил принесет вам кофе или что-то другое, что пожелаете.
Марко вопросительно взглянул на Джона. Тот кивнул; долго эта трагедия не продлится. И, не говоря ни слова, телохранитель вышел в комнату за кабинетом, где стоял письменный стол секретарши и несколько неудобных на вид стульев для посетителей. Маккейн закрыл за ним дверь, и вездесущий, пронизывающий гул голосов стих, как по мановению волшебной палочки. Стекло, похоже, было звуконепроницаемым.
– Итак, – произнес он, опуская ламели. – Теперь забудьте обо всех этих инвестициях. Это просто игрушка. Мой способ тренировки, если хотите. И я, конечно же, пригласил вас не для того, чтобы предлагать прибыльные инвестиции. Если есть на этой планете кто-то, у кого уже есть достаточно денег, то это вы.
Джон удивленно поднял голову. Что все это значит?
– Я знаю о вас очень много, мистер Фонтанелли, как вы, без сомнения, уже могли заметить. И будет честно, если я расскажу вам о себе и своей жизни. – Маккейн присел на край письменного стола и скрестил руки на груди. – Родился я в 1946 году здесь, в Лондоне. Мой отец, Филипп Каллум Маккейн, был офицером высокого ранга Королевских военно-воздушных сил, и вследствие этого я за первые десять лет своей жизни жил в четырнадцати различных городах и восьми различных государствах, научился бегло говорить на пяти языках. Сколько школ я посещал, я уже не скажу, но в какой-то момент я с этим покончил, и поскольку образ жизни моей семьи – то есть мой и моих родителей, братьев и сестер у меня нет, – породил во мне отсутствие ощущения принадлежности к определенной нации, я испытывал тягу к многонациональным концернам. После некоторых метаний я пошел в Ай-би-эм, выучился на программиста. Это было в середине шестидесятых годов, когда еще штамповали перфокарты, пересылали магнитные ленты, а компьютеры стоили миллионы долларов. Кстати, я до сих пор не совсем забросил программирование; мои брокеры, – он кивнул, указывая на отгороженную ламелями стену, – частично работают с написанными мной программами. В этом деле все решает качество программного обеспечения; некоторые крупные брокерские фирмы на Уолл-стрит, прибыль которых исчисляется миллиардами долларов, вкладывают треть ее в обработку данных! Но, вероятно, ни у кого из них нет босса, который мог бы сделать это своими руками.