С затуманенным взором, он едва не сорвал дверь с петель. Его обезьянье тулово рябило чередою минорных аккордов. Он вперил жесткий взор в нечеткую и колеблющуюся форму, стоявшую пред ним в ярком утреннем свете. Вокруг его черепа сочились кольца боли.
Голова его прерывисто вздымалась. Он стер трепетную фальшивую ресницу тылом ладони. Та выкорчевалась и застряла в его телесных волосках. Маленькое ошарашенное око – оно ему нахально подмигивало. Пока бежал, он ощутил, что его черные кружевные трусики Кетуры Браун соскользнули и съехали к коленям.
– Самое блядь время! Бандероль, г-дам Менгу и Экеру, Квартира Один, Порчфилд-сквер, Центр Города, Мэнчестер, Англия. Это ты, Пиздошлеп? – Не дожидаясь ответа, фигура схватилась в единоборстве со своим почтовым мешком и со временем высвободила из него пакет, обернутый рождественской бумагой с оленями и перевязанный белой шелковой лентой. Он швырнул пакет к ногам Менга и извлек из кармана блокнот и ручку.
– Распишитесь тут, мисс.
Менг сердито поддернул трусики.
– Если без уваженья, я блядь нос тебе распишу! – Голос Менга рычал Воющим Волком, низко и угрожающе. Он подчеркнуто рявкнул, изогнув могучую руку. Вытянув ее, схватил почтальона за мундир и втянул его в дверной проем. От протухшей смеси мускуса и мочи того едва не вырвало.
– Христикнакрестике! – просипел он, пока перед ним проявлялись очертанья твари Менга. – Ей-мамина-жисть!
Человека стиснуло страхом. По веранде пропорхнул слив блесток.
– Не хотел обидеть, Ваш-Честь! Я на этом маршруте новенький. – Он перднул. – Всё эта клятая жара. Жена меня предупреждала, язык меня однажды далеко заведет. Господи!
Хватка Менга упрочилась. От солнца глаза его начали слезиться.
Человек заерзал.
– Милый Сусик и все святые на Небеси! Помилосердуйте! Я ж вкалываю на прав… – В отчаяньи он захлопал ресницами. – Как прелестно вы смотритесь!
Менг осклабился.
Вдруг он ослабил хватку.
– Теперь дело говоришь. – Что-то в этом человеке щекотало его сочувствие.
– Боже вас благослови, мисс! – благодарно выразился почтальон, отряхивая серебряные пуговицы у себя на сером мундире. Он протянул книжку квитанций. – Я б не стал вас беспокоить, но мне сказали, это срочно – дело государственное.
– От ебаной Королевы? – В голове у Менга прояснилось скорей, чем он полагал возможным. – Так чего же сразу не сказал, дрочерот? – Он добродушно принял протянутую книжку и прижал к ней свой черный большой палец, размазав оттиск по всей бумаге. – Только смотри автограф мой теперь никому не загони. – Менг постучал себя по носу. Повертев бедрами, втиснулся обратно в трусики. – А не то я те палец в мошонку запихну! Теперь уебывай – пока я не забыл, что я дама. – Он нагнулся и подобрал пакет. Затем выпрямился и решительный росчерком захлопнул дверь.
Он перднул.
– Лови-ка и выкраси в зеленый, – простонал он.
Долгие секунды спустя, когда Время связалось с молчаньем молчаний, бандероль из Страны Дохлых загудела, тихонько, почти неслышно.
Из «Чаеварки» повалил пар.
Наливая чашечку крепкого «Брук Бонд» в фаянсовую миску, Менг осознал: что-то очень хорошо не так.
Рука его застыла.
Как могло оно не отпечататься?
Он оперся о кухонную стену укрепить себя на ногах. Закрыл глаза и с натугой сосредоточился на лице почтальона.
Как же не увидел он голову черного таракана?
Из середины хрупкого черного панциря пялились два огромных мартышечьих глаза. Рот был зияющей красной дырой, из которой змеился длинный раздвоенный тутовый шелкопряд языка. Оттуда же дуло атональным воем. На него опадали чешуйки аммиачной серы.
Из бока черного панциря отрастал ритмичный паралич крохотных черных лапок. Они непрерывно ползали по тараканьему лицу, охорашивая и оглаживая его.
Он торопливо открыл глаза и содрогнулся. Очевидно, бодун еще не закончился. Бандероль он небрежно швырнул на кухонный стол. Широко раскрыв глаза и дошаркав до холодильника, он вытянул оттуда контейнер культивированного земляничного йогурта с мясными тефтелями. Дернув руку вверх, опустошил его содержимое себе в глотку.
– Экер, шызик, ты дома? – Его рассерженный лай отозвался в пустой квартире.
Срать-Христ! Должно быть, Экер по-прежнему в Лондоне.
Паршивый ять.
Паршивая ебучка.
Ну сколько времени нужно, чтоб открыть новое, блядь, отделение «Чайной»?
Разместиться на Кензингтон-Хай-стрит по меньшей мере на две недели, переустроить бывшую пиццерию в новое отделение закусочного эмпория Менга и Экера – плевое дело: неудивительно, что у них с братом никогда не водилось, блядь, денег, – а также ошиваться с этими ребятками из танцевальной группы «Новый порядок» в Звукозаписывающей студии «Британский ряд»; несмотря на их перспективное название и судя по нехватке налички, подразделение британское. Ну почему Экер не мог закорешиться с бандой нормальных краутов?
Винить Экера во всем он все-таки не мог. Сегодня уж лучше сам бы оказался в Лондоне, а не тут – тратить еще одну субботу в Мэнчестере с кучеряшками-пьяняшками.
Кишки его от этой мысли взбрыкнули. Гораздо лучше разгуливать по Сохо, выбирать манго и личи с тележек рынка на Беруик-стрит – это фрукты классом повыше для начинки их бутербродов на ржаном хлебе, совершенно то, что надо для новой торговли здоровьем, обещанной новыми высококачественными чуваками, заселившимися в Кензингтон. Братцу надо отдать должное. Экер знает, как лучше отсасывать деньгу у изобилья зеленых, рассчитывающих жить вечно.
Он почесал в промежности. Его пробило эротической дрожью. Даже в такой ранний час, столь скоро после ночного опустошенья, он был вполне готов к быстрому массажу Сохо… хоть и не жаловался на добрую поживу у Хо-Хо. Как ту девку из Боудена-то звали, она говорила?.. Мизз Айва Желе? Очевидно, боб-другой у нее водился, и она была отнюдь не прочь, хоть на его требовательный аппетит и слегка неопытна. Он едва не ослеп, стараясь угодить ей, и хорошенько разозлился, когда она стала сильно возражать против сочлененья по-собачьи над переполненными мусорками на задворках Китайгорода.
Дело-то он сделал… в итоге.
Изнасилование на свидании – больше ни на что этим повернутым не ебле девчонкам надеяться нынче не стоит.
– Чья-то дочка, чей-то сын. – Одобрительный лик Менга размазался злобной ухмылкою, и он выдохнул жутким шепотком:
Так, мадам, я вам не мельник —
Я сын мельника, мадам:
Пока мельник не вернется,
Я муку вам не отдам.
Солнце вталкивало осколки лазера сквозь плексигласовые жалюзи. Он поднял одну босую ногу на крепкий карниз света. Тело его изогнулось, и он рухнул на деревянный стул. Подтянувшись к столу, осмотрел бандероль. Та, казалось, светилась в фотонных потоках.
Быть может, старушка Королева прислала ему раскрашенную вручную дохлую жопку принца Филипа. Он пустил слюнки. Нет ничего жарче на сей земле, чем анус этого греческого выблядка. Менг провел волосатой лапой по своему вспотевшему челу.
– Просто потому, что мой Джек Дэнни в кучеряшках. Просто потому, что мой елдырь проворен, ять… не зови меня, блядина, «Глянцем». – От одной лишь потуги запеть Менг застонал.
Даже для обычно любящего солнце получеловека такая нескончаемая жара оказывалась перебором. Он себя чувствовал огромной ванной огненного бульона. В его изувеченном теле вскипала кровь, грозя вырваться сквозь кожу развертывающейся красной орхидеей. Он мог придумать множество жарких мест, в каких предпочел бы сейчас оказаться. Мэнчестер в разгар лета – отнюдь не Торремолинос. Предчуя удушающую дневную жару впереди, по его бурой шерсти на спине прошлась колючая тепловая волна.
Он причмокнул.
И пустился в бессмысленное мычанье. Сейчас шестой день недели, и он договорился о встрече с бригадой «Смерть и слава». Его косматая нога приступила к бойкому топоту. Он глянул на стенные часы. Те гласили 10:30. Крепко, подумал он. Губы его отогнулись, позволив пройти злобному дыханью.
Сбросив кружевные трусики, он натянул пару штанишек из «Вулуорта» – такие он видел на Мадонне в выпуске «Топ Попа» на прошлой неделе. Быстро проведя рукой по загривку спутанной своей гривы, он напучил толстые губы и чмокнул своему отраженью в кухонном зеркале. Как он представлял себе, его сходство с Мелким Ричардом или Майклом Джексоном становилось все разительней.
– Красота… – произнес он, чмокая губами, – не сошла с ебального поста. – Придерживая волосы скрученными в начес, он посолил себе большой палец и слизнул быстрым жирным язычком. – Сахар срально-сладкий, – шмыгнул носом он.
Без грима даже розовые очки перегретого получеловечьего воображенья не могли возвысить лицо, что в ответ мрачно глядело на него. Секунду он не мог себя узнать. Ему помстилось, что видит он нечеловеческое факсимиле Мэй Уэст.
Он потряс головой.
В ответ ему подмигнул Кинг-Конг.
Недовольно он отвернулся от себя, и взгляд его присел на бандероль.
– Ладно, – фыркнул он, позволив сальным своим локонам крысиными хвостами обрушиться снова на голые плечи. – Я попался.
Онемелый свет сучьей лампы обвился вокруг расслабленного шаркуна. Менг вообще происходил из расы шаркунов. Его толстая гусацкая шея извернулась. Настороженно глядел он на посылку.
– Больше, блядь, ни слова. – Вперед вытянулись его тяжкомышечные руки. – Чтобы поумнела жопа, мудрость в муди накачай. – Вокруг стола он перемещался, как пьяный балетоман. – Так… – Он схватил пакет. – Что у нас тут?
Взял его в руки – и пошатнулся от веса бандероли.
– Кровь божья! Тяжелей, чем амазонский дилдо.
Посылка выскользнула у него из рук на стол. От удара в упаковке образовалась дыра.
Изнутри понесся безумный йодль. Менг заподозрил, что здесь дело в микросхемах.
– Ползучий Исусе! – чуть не подскочил он.
Йоделы смолкли почти так же быстро, как зазвучали, и повалил охряной дым. Из тучки дернулась насекомая голова размером с человечью и осклабилась ему. Получеловек замахнулся на нее кулаком, но голова увернулась и быстро скрылась в дыму.