– Ём, грю!
– Uno джин, per favore, – заказал Менг, сплетая ноги и раскрывая глаза.
В ответ на него пялился Менгеле. Крохотные ручки доктора щипали его за щеки. Не переводя дух, он твердил свою кретинскую панихиду:
– Ём… ём… ём…
Менг похлопал глазами – показать Менгеле, что и впрямь его услышал.
– А, ты снова в деле! – Похоже, Менгеле стало от этого легче, и он протопал по лицу Менга, покуда его крохотная фигурка опять не облокотилась на широкую переносицу.
С трудом получеловек скосил глаза. Он по-прежнему лежал у себя в кухне. Из окон, ныне свободных от тумана, солнечный свет бил в его неподвижную фигуру. Он понял, что без сознания провел, должно быть, некоторое время.
– Лехче тельцем, ближе к дельцу! – Выпрямившись, Менгеле дотянулся до одной длинной пряди волос Менга и схватился за нее. На ней он с размаху пролетел у Менга над щекою к уху и устроился там на мочке. – Сладенький мой, я расскажу тебе кое-что до крайности важное, а чтоб у тебя не было хлопот с запоминаньем – оно поступит тебе прямо в подсознание. То место с бесконечною окружностью. Я слыхал, объем памяти у тебя еще меньше, чем раньше. Штука в том, что когда я закончу тебе все излагать, ты совершенно это забудешь. Через полчаса проснешься и не вспомнишь, что я говорил. Есть, конечно, и ключевое слово, и когда ты его услышишь – наверняка вспомнишь мое сообщение. Не могу сказать, что мне это было в радость. Ты готов?
Губы Менга искривились. Лишь слегка повернуть голову – и я перекушу эту мелкую ебучку напополам!
Доктор схватился за края его ушной раковины и заглядывал в глубины. Говорил он нечеловечески быстро, как цифровой магнитофон на перегрузке, его резкий голос был высок и скрипуч.
– Дорогой мой Менг. – Острые зубки доктора покусывали ухо получеловека. – Существует два вида близнецов – однояйцевые и двуяйцевые. Близнецы, рождающиеся из одного яйца, всегда идентичны, как во внутренних своих проявленьях, так и во внешних, и обычно бывают одного пола. Их называют полными, однояйцовыми или монозиготными. Близнецы, рождающиеся из разных яиц, напоминают друг друга во внутренних и внешних своих характеристиках, скорее как братья и сестры. Они не совершенно идентичны и примерно в половине случаев принадлежат к различным полам. Известны они как двуяйцовые, разнояйцовые или дизиготные близнецы. Менг и Экер принадлежат к последней разновидности, но их пришлось разъединить хирургическим путем…
Менгеле тарахтел. Мягкие интонации доктора усыпляли – как бывало в те давно ушедшие дни в лагерях Аушвиц и Биркенау. Как и тогда, Менг не мог сдержаться, чтоб не заиметь себе еще один полный и гордый стояк. Красный Дебоширский туман тогда про-Клайв-Баркерил у него перед глазами, и он, впадая в бессознание, умелся в Сон Затрансованных.
А когда пробудился, вокруг не оставалось ни следа ни посылки, ни ее обитателя.
– Мейз… Мейз… Мейз… – Дальней кодой отзвучивали слова.
Он не уверен был, не приснилось ли ему все это. Случай отнюдь не необычайный, как он обнаружил, если всю ночь наливаешься ссаками.
Но вот в чем он был уверен – что бы Менгеле ему только что ни сказал, оно тотчас станет бессмысленным и незапоминающимся, какими были слова его в болотах Освенцима. Доктор был человеком действия – если иголочки его не прокалывали плоть, можно было на что угодно спорить: он бесцельно тратит время (ровно так же, как много лет он это делал в Южной Америке).
Взглядом Менг отвлеченно пробежался по одежной вешалке с трико от Иссэя Миякэ, еще влажными после излишеств ночных ссачных небесей.
Падучая вода в итоге погубила много хороших людей.
Он снова посмотрел на кухонные часы. Теперь на них было 11:00 утра. Суббота, и он уже определенно опаздывал. Он выпил шесть «Особых Заварок» одну за другой, затем час провел, пристроившись перед своим гримерным зеркалом.
– Выплывай, любовь моя.
И медленно, но нелепая дива, столь любимая менгетками, начала проступать.
Глава 2Отъебись от Бобби Сэндза
Он был немочью, и граждане Мэнчестера отнюдь не тупили. Когда Менг выходил на их улицы, они расступались пред ним, как Священное море, и нынче утром делали это с предвкушеньем. Его черные пластиковые сапоги на высоком каблуке выстукивали вневременным семафором по их мостовым. Головной убор из яркого плюмажа перьев танцевал широким головокружительным фанком над его компактной фигурой. О его куртку из мятой кожи прибоем билось разнообразье блистающих кинжалов и крутильных ножей, собранных вместе на кольце бечевки. На шее он нес ногу черного. Под мотком кричащего грима его обезьянье лицо оставалось бездвижно.
Менг шел в состоянии рассеянного эротического напряженья, прокашивая нахальную полосу сквозь толпы покупателей. Он снова в деле, и со свежим нахлывом удовлетворенья замечал он признаки того, что Мэнчестер к нему готов – боязливый пристальный взгляд, понимающий мырг, искренний приветственный вопль и хлоп по широкой спине.
– Утро, мисс Менг! – Зная, с какой стороны хлеб намаслен, управляющий Музыкальным центром «База данных Динзгейта» почтительно кивнул ему, когда он про лязгал мимо. Менг был тут ценимым завсегдатаем. – Ваш Болонебой приехал вчера из Кэнетикэта… – крикнул он в спину Менга, – …так что когда будете готовы.
– На лед положь. – Не прерывая шага, Менг вздел большой палец. – В понедельник заберу. – Ему всегда нравилось, если его на своем районе узнавали собратья-предприниматели. Их опыты вступленья на денежный рынок превращали их в маловероятных союзников. Управляющий «Базы данных» всегда являл щегольство в части усов – очень стильные, очень Хитлерианские. И опока крепкая. Хоть на самом деле и не Менгов тип.
Но все равно приятно знать, что лишь толкни – и будет твой.
Он просиял и поддернул оранжевую мини-юбку. В нескольких ярдах дальше по улице он нечаянно споткнулся о сгорбленную фигуру Бомжихи Пинтуриччьё, обосновавшуюся подле универсального магазина «Кендал Милн» со своей тележкой из «Сейфуэя», нагруженной грязной стиркой, накопившейся за два года.
– Мадам, – подчеркнуто выразился Менг, качнувшись во весь рост. – Приношу свои извиненья за то, что хожу по мостовой. – Он попытался выправить стрелку на своих драных нейлонках. – Что скажете?
Женщина не ответила. Казалось, она не ведает о том, что перед нею высится Менг.
– Ну и ладно, – сказал Менг, заполняя паузу. – Это я виноват, никаких обид.
Он хихикнул и почесал промежность, увидев в сем возможность порепетировать.
– Как насчет… – напыщенно объявил он. – Подходит этот кент к чувихе в пабе и говорит: «Хотел бы я залить тебе в попца бочкового "Гиннесса" и все выхлебать!» Тетка подбегает к своему мужу такая: «Ты знаешь, что мне только что сказал этот грязный ять? Что хочет налить мне в попу "Гиннесса" и все выпить!» Муж такой кружку отставляет: «Ты считаешь, я пойду выяснять отношения с чуваком, который выпьет 28 пинт "Гиннесса"? Да ты ебанулась!..»
Бомжиха не поднимала головы. Менга это не смутило – он ухмыльнулся и покружил заскорузлым пальцем себе по обезьяньему лбу.
– Ну тогда вот такой? Молодой белый чувак идет на свиданку с черной блядью. Неуклюже обжимаются чутка в темном переулке, и вьюноша шепчет: «Мне б сейчас хотелось маленькой пиздешки», – и вынимает свой довольно скромный хуй.
«Мне тоже, – вздыхает шлюха. – А то у меня, блядь, здоровая, как ведро…»
Менг договорил и замолк в ожиданьи.
Пинтуриччьё подняла голову и оделила его сокрушительным взглядом.
– Отъебись, пидар!
– Спасибо, цветик. – И он сделал низкий книксен.
– Эй, Рыбья башка!
Голос раздался непосредственно из-за спины. Не успел он продолжить, Менг сделал пируэт и воткнул кинжал в мягкое горло. Лезвие он вбил жестко.
– Пиздюк! – Уста Менга отворились, рявкнув, и он опустил к мостовой кинжал, на чье острие по-прежнему был насажен предполагаемый попрошайка. Обеденные покупатели и гуляки огибали эту маленькую драму, не моргнув глазом.
– Менг… – Мягкие мужские руки возделись и нежно коснулись его.
Солнце мигнуло.
На земле лежал худоликий юноша, глядя на него в печальном удивленье.
Всего мгновеньями раньше он и его собратья-кассиры из Мидлендского банка, выйдя пообедать, наблюдали, как Менг прошествовал мимо. Друзья взяли его на слабо – подразнить получеловека. Поскольку он всю неделю обслуживал Менга мелочью для его кафе на Динзгейте, то и решил, что немного игривой болтовни с самым знаменитым клиентом этого банковского отделения не будет воспринято слишком уж всерьез. Дурной ход, запоздало подумал он, пока кровь струилась из его шеи и собиралась у кромки воротника. Лицо его как бы провалилось в себя, уже отлетев от всего человеческого.
Ломтик солнца отрезало облачко, и с неба слетел мятный свет, тут же скрыв лицо Менга в тени.
Не уделив вьюноше более ни единой мысли, он вытащил кинжал, слегка подпрыгнул и скакнул. По его большому взрослому телу текла кровь проказливого ребенка.
Через дорогу от получеловека, на углу Кинг-Аркейд и Динзгейта сторожко наблюдали двое полицейских.
– Что ж, Алберт, если ветер дует туда!..
– И не говори, блядь! – ответил его коллега. – Пойдем. – Оба они заспешили курсом к околотку на Бутл-стрит.
– Несколько часов в столовке будет безопасней. – Он надвинул шлем на самые глаза.
– Пусть ебучка своих мочит. Если слишком распоясается, шеф Мокрый взвод с Моссайда вызовет.
Они знали, что Менг направляется к Пиккадилли-Гарденз. Явившись утром на работу, они исполнились решимости назначить этой округе нижайший приоритет на все их оставшееся недельное дежурство.
С безопасной дистанции полицейские осмелились один последний раз глянуть на Менга. Получеловек пересекал Динзгейт на Маркет-стрит. Вокруг него в воздухе поблескивало и потрескивало кольцо фейской пыли. Лицо его смотрелось, как нужник в волдырях. В сжатых кулаках кружили два рассерженных кинжала.