– Черного мальчонку все ненавидят, что б там ни говорила Комиссия по расовым отношениям… ну их нахуй. – Зубы его застучали. – Так не скажи, эдак не скажи… А я говорю: Англия навеки!
Рот ему прикрыла коварная рука.
– В воскресенье негритос бьет поклоны, а в другие дни – всех остальных.
Менг стряс на толпу еще один каскад семени.
– От масла серебряного ЗМЕЯ слепые видят, увечные ходят, а женщины щенятся.
Сверкая глазами, получеловек упал на колени и крутнулся вперед, свернувшись в клубок. Как кегли, сбил нескольких женщин-соперниц.
И тут же вскочил на ноги.
Две женщины остались стоять.
Бедра его виляли и складывались.
Одна держала длинную косу.
Мини его поддернулась, и он крепко схватился за свою эрекцию, когда женщина бросилась на него.
– Дорогуша, – скользнул он. – Отгрызть это чудище не смогли даже четыре бульдога.
Хуй его жужжал, как гнездо разъяренных ос.
Ее пурпурные власы плескались.
– Ну-тка. – Красные уста его разъехались. – Я тебе в пизду свиную ножку буду совать, пока у тебя зубы не застучат.
Он увернулся от ее натиска и ловко кинулся вперед, чиркнув ее по лицу битой пивной бутылкой – от щеки до шеи у нее разверзлась рана.
– Рори О’Мори! – презрительно фыркнул он. Другая женщина попробовала от него бежать, но хрусталем своим он шваркнул ее по змеившейся спине на три дюйма в глубину. Она завопила, а он схватил ее за руку и откусил указательный палец.
– Как понять, что негритоса покрестили правильно? – Он ровно жевал; ноготь застрял в зубах. – Пузырьки всплывать перестают!
Он испустил из попы лай.
– Знаете, почему во Вьетнаме погибло столько черных солдат?.. стоило кому-то крикнуть «Лягай!», они вскакивали и давай лягаться, блядь!
Он хихикнул.
– Обезьяньи танцы, поняли? Мартышкин Кордебалет? Пасть закрой!
Менг не понимал, отчего пресса подымает такой хипеж из-за его расизма. Если он расист, таковы же семьдесят процентов белой Англии. Пускай запрещают, блядь, что хотят, неправое правым от этого не становится. Голос народа – он. Неслышимого, игнорируемого, прямо-таки презираемого. Это им нужен защитник, потому-то они и сбиваются сотнями тысяч увидеть его.
Совет поощрял праздничную атмосферу, в которой соседские семьи могли собираться вместе, обмениваться сплетнями за неделю средь веселия фургончиков с мороженым и прилавков с «горячими собаками».
Менга к этим организованным приходам кровопусканья подвигло продолжавшееся отсутствие лорда Хоррора. Публики в Сады с каждым разом набивалось все больше и больше.
На пике предыдущего сезона в надушенный амфитеатр утаптывалось больше 200000 человек.
Тех, кто приходил к Мекке Менга пораньше, власти сгоняли на длинные деревянные скамьи вокруг Садов. Остававшимся на ночь – преимущественно молодым пригородным парочкам – позволяли выставляться на лужайках перед сценой, под боком – корзины для пикников, вокруг – ароматные богатые цветки летних цветов.
Менг вызывал смертоносную длань Божью, могуче напоминал, что смертная жизнь их – преходящая иллюзия, ее легко можно отнять случайным деяньем.
– Почему нельзя сделать обрезание иранцам?.. Потому что хуям этим нет конца.
Менг опять свел колени, изображая зобастого голубя.
– Два негритоса идут по Пятой авеню, видят – пес себе залупу лижет. Один негритос говорит: «Вот черт! Мне бы так». Другой ему отвечает: «Может, и получится. Только ты его сначала, блядь, погладь».
Он присел на корточки, в кулаках – два больших клинка.
– Длинное, черное, с каждого конца – по жопе, что это?.. Очередь в Собес… Да! – Его лезвия дугами вонзились в молодого человека и вынзились из него. Кулаки его были – стальные радуги. – Что лучше всего в эфиопском минете?..
Получеловек сделал паузу на несколько мгновений, безумные глаза его обшаривали собравшихся. Толпа в предвкушеньи притихла. Соль шутки медленно слетела с его уст.
– Точно знаешь – все равно проглотит.
Сады сотряслись от громового ржанья.
– Вот она! – Менг удовлетворенно улыбнулся. Над ним катящимся кучевым облаком нависли брызги слюны.
– Посвящается Кэрен Карпентер, – крикнул он. – Святой покровительнице Эфиопии.
Еще рев, в воздух выпущены каскады бледных лент. Получеловек задрожал.
– Как определить пол нерожденного эфиопского младенца?.. Он поклонился от пояса.
– Посмотреть беременную на просвет.
Черт бы его сейчас забрал, подумал он. Пусть черная свинья в Аду жарится.
– Что это такое – черное, круглое и все в паутине?.. – Большой и указательный пальцы он сложил в знак «О». – Жопа эфиопа.
Он повел глазами.
– Пора им уже прекратить свои пляски и дрючки и начать уже, блядь, работать, – сердито прокричал он. Следующий порыв поддержки сорвал у него с черепа напудренный начес, дразнящий и нарциссичный. – Не лезьте в ятое гнездо и вырастите себе еды, блядь, наконец.
Он посмотрел, как возбужденный клиент пробует забить собаку ногами до смерти.
– Что сделал эфиоп, когда попал в яму с крокодилами? – Собака вяло отбивалась. – Урод успел сожрать двух, покуда не вытащили… Как назвать эфиопа, у которого перо из жопы торчит?..
Рот Менга наполнился множащимся, двоящимся квадратирующим долгим крещендо со звучной катартической сонорностью.
– Дротик… Хуже всего на свете – работящий черный пидарас. Цикута двуногая. Говноносная фабрика смерти.
Менг умолк, чтобы лучше дошло.
– Но не все потеряно. – На манер мессии он протянул публике ладони. – У нас, на худой конец, есть этот микробик СПИДа, и он нам приносит пользу. Гораздо лучше взвода ебаных врачей Красного креста. Он метит в самую суть проблемы. Этот джинн танцует себе в носочках – и люди просто исчезают. Не понимаю, почему его не закупоривают в бутылочки и не продают по всей Африке… проблема решена, опасности как не бывало.
Никакая неблаготворная реклама не помешала Менгу выдвинуться на «Предпринимателя года». Его поддержали «Барклиз», «Мидленд» и «НацУэст». Местная федерация изготовителей бюстгальтеров попыталась приобрести его изображение для рекламы их линейки корсетов.
«Искусства Северо-Запада» предпочли выдвинуть его на награду, однако на последующих заседаниях комиссии не удалось договориться, в какой категории он ее может получить.
Перед своим ожидаемым банкротством «Фабричные записи» предложили ему контракт на запись альбома и… кокаину на ₤50 000. Ночной клуб «Асьенда» учредил «Ночи Менга», похожие на их «Ночи плоти», когда все подонки этого мира собираются здесь совокупляться и ширяться в туалетах.
Телевиденье «Гранада» предложило ему роль в «Коронационной улице». Снимать его должны были в роли матери первой на Улице черной семьи.
Менг отклонил все предложенья – и недаром. Он знал, как на всю эту необязательную публичность откликнется лорд Хоррор – когда со временем вернется. Судный день для Менга еще настанет. У него от одной этой мысли заводился Дели в мамоне и открывался дрищ, как от виндалу.
В тоннель за проволочной сеткой зашел еще один из Тех-Кто-Взыскует-Распада – и масляных уток, и лебедей, – и миновал стальную дверцу.
К краю сцены протиснулся костлявый мальчонка. На получеловека он с презреньем прищурился. На костях своих заправленной в мочежелтые кальсоны он нес грязно-белую футболку с черным трафаретом «НефтеШкур» через всю грудь. В центре его лба была грубо вытатуирована чернильная свас тика. У бедра свободно висели двуручные стальные ножницы.
– Что, нахуй, такое – красное снаружи, черное внутри и говорит: «Аааааа!»?.. – Бычья шея Менга вытянулась вперед. Голова его качалась взад и вперед, Рэмптонским Кивком. Осел, наивный; пес-сосун ненависти. – Автобус, полный негритосов, сорвался с утеса.
Из него сочились подозренье и недоброжелательность.
– Терпеть не могу даже смотреть на черных. – Из горла получеловека вытеснило жуткий вой, продолжительным застывшим подвывом разнесшийся по толпам. Публику это мгновенно охладило. – У меня от них кровь тошнит… целое состоянье, блядь, ждет того врача, кто пропишет вам таблетки против хамитов!
Он исполнил серию сальто назад, и тяжкое тело его дико топало по доскам. Летели пылинки. Как обезьяна, крутнулся он вокруг столба лампы «Тилли», приземлился на колени, и его безумная скалящаяся голова абсурдно щерилась под копной реверберирующих волос.
– Раста – Мххааннн… ныы, у меня от них кровь сгустками. В толпе зазвенело скандирование «раз-два, раз-два-два» под хлопки ладоней, вслед за чем – ектенья воплей:
– ВОН! ВОН! ВОН! ВОН! ВОН!
Менг слущивался и джайвовал под этот бой. Его большие груди раскачивались на груди. Руки сплетались канатами мышц.
– Не надо, – взвыл он, – загибаться под эту мартышку. Он не знал, подает он в бейсболе или катает шары в кегельбане.
Худосочный мальчик напустил интереса к тертой бляхе у себя на ремне, повозился с дешевой защелкой испятнанными никотином пальцами. Ногти у него были обгрызены до самого мяса. Украдкою он перемещал свои враньи ноги еще ближе к гарцующему Менгу.
– Этот, с головой в подгузнике, рысит по Шервудскому лесу. – Глаза у Менга вылупились. – И забредает на землю лорда Беллами. Ну а у лорда Беллами леснику негритосы уже, блядь, поперек горла – только шляются без толку по угодьям. И насрано от них вечно – то под деревом, то за кустами. И вот он берет фузею на плечо и пошел за негритосом: дай-ка, думает, шутку с ним сыграю.
А утром он подстрелил и освежевал пару зайцев, они у него в ягдташе под боком.
И вот негритос, не будь он негритос, штаны спускает, присаживается на пенек и давай срать.
Лесник аккуратно сзади подползает и подкладывает под него кишки тех двух зайцев.
Через некоторое время, в чем-то вроде полного ахуя, вбегает негритос к себе домой, орет и руками размахивает.
«Чё с тобой это, Гречух? – у него жена спрашивает. – Что-то не так, что ли?»
«Мож, и да, а то и нет, – говорит ей возбужденный негритос. – Но ты за дохтуром лучше сбегай. Правда, я веточку нашел и все их себе обратно заправил…»