– А если б, – Экер мимоходом обозрел его с головы до пят, – тебя увидел Моисей, он бы изобрел еще одну заповедь. Нипочем не открывай банку червей, если не можешь все слопать, компренде?
Из раздутых аденоидов Менга быстро раздавались тыквенные звуки. Заваривалась Вальпургиснах, и он медленно съезжал с глузда. На горизонте явился говношторм Вагнеровых пропорций. В рассудок ему влетали куски всякого, и он поднял божественную свою главу. Руки его исполняли ебаный замерзеж. На него снизошла суть всемогущества, и он вновь возблагодарил то божество, что за ним присматривало, за эту лишнюю хромосому ненависти.
Мистер Ненависть всегда польется из крана, когда нужно.
Он попер накатом вперед.
– Ну… ага… приветик всем. – Менг просиял, схватил Верблюжатника за руку и энергично ее потряс. – Опа Счастливчикам… Огого… Мальчик Джордж, погоняй-ка меня по арене корриды. Знаете… – размашисто подмигнул, что символизировало готовность пуститься во все тяжкие, – …участок для убийств, семинар по кровопуску. – Он прижался к этому человеку, от него исходил потоп интенсивного телесного жара. – На самом деле, тащите суку… Зулусскую Королеву… змееползом… Миз Семенстер… вы следите за ходом моей мысли? – Менг слепо ткнулся тараном, и человек срикошетил от него, а с головы его полилась лента крови. – Знаете же, как говорят про нас, английских девочек? – Менг перешагнул через труп и пнул его сапогом в шею. – Им цент покажи – будет счастья от души!
Ожиревший итальянец в жакете с идеально вылепленным декольте похлопал Менга по плечу.
– Один на один, давай-ка…
– Давай, блядь, ка! – Менга прошибло яростью. – Я что, блядь, колпачок нацепил? – Губа его искривилась. – Пиздюк!
Зверский, как пуля, кулак Менга врезался в кишки итальянца, и он сердито закричал:
– Дай-ка я помойку к твоим блядским дверям подвезу!
Люциферы шкворчали.
– Видите? – Менг возбужденно разодрал и расширил желудок человека. – Видите? Блядь, нет, вы видите? – Дыра зияла, и Менг нырнул в нее и, сжав руку, вытянул наружу плоть красней фейского галеона. – Ну, Дед’уля. – Он помахал дымящейся требухой перед вопящим его лицом. – Не лучьшь ль енто злата! Никак не насытиться… – Усилье, истощившись, вынудило обоих оттанцевать назад вместе мрачным квикстепом. – …этой жирной красной дрянью.
Причмокнув губами, получеловек замесил обе свои руки в груди итальянца, поддерживая его на ногах, покуда рылся в нем. Неистово дергая руками, он играл на итальянце, как на одноруком бандите.
– Джек-пот! – взревел Менг, когда глаза противника выстрелили из черепа и скатились по его потному лицу. Их удерживали розовые волокна-близнецы соединительной мембраны. – Давай же, ублюдок блядский, раскошеливайся.
Менг укусил слюнявый язык человека, размотал его из челюсти цвета горящего шлака. Отсоединив язык, он заглотил его единым махом.
– Шоколадный тортик фрау Захер никогда не бывал слаще. Менга поглощали орбиты ярости. Яркость игорных машин сияла ему в ответ. Он видел, как зажглось его собственное отраженье – оно скалилось, высвеченное в кости и крови внутренностей этого человека.
Он знал, что удача ему улыбается. Схватившись за грудину, он резко пригнул ее книзу.
– Отсосем у доллара, – вякнул он.
Внезапно оставшиеся внутренности итальянца пролились наружу, вымочив ему все бристольские кармашки.
– Да! – взревел он. – О боже, благослови блядского кочета. – Он повернулся и обратился к Экеру. – Я бывал в Ебаной Церкви.
Чего б ни отдал он за славную чашечку крепкого Чая «Мазаватти» (вот только они эту марку не производят уже больше полувека). У него слюнки потекли соленой эссенцией.
Прямо на посверкивающее лезвие Менга безнадежная апатия натолкнула мексиканца в белой рубахе.
– Эй-оп, Педро, как же тебе, ебанько, не терпится, это уж точно, – чирикнул Менг, еще разок размашисто подмигнув. – Дай-ка мне минутку, я, блядь, только душок переведу.
Он втянул в себя глоток воздуха.
– Так, сынок, давай теперь в тебя крюк запустим. – Проводя второй свой надрез прямо под левым соском полукровки, Менг начал аранжированный для оркестра генетический отход его в забвенье. – Пора проштамповать тебе книжку.
Рубашку мексиканца пропитывала темная жижа из рассеченных вен и артерий, и в обалдении он выпутался худым своим телом из одеяний, кои опустились на пол. После чего закачался перед Менгом, ожидая безмолвно: глаза распахнуты, гологрудый и раздетый к последнему своему странствию.
Менг сунул руку в разрез груди его и коснулся волокнистой мешочной мышцы. Мексиканец улюлюкнул, и получеловек яростно заморгал. Сердце извивалось. Под своими пальцами Менг ощущал нескоординированное, нерегулярное вилянье вентрикулярной фибрилляции. Он напрочь разодрал перикардий, сунулся вовнутрь ртом и выдернул мерцающее сердце. Звучало оно так, словно на языках пел влажный, медузообразный мешок гиперактивных червей.
– ‘Коло полудня, – набулькал в себя еще воздуху Менг. Он вытянул у себя изо рта ерзающее сердце и положил на сигаретный автомат. Обратился к нему приглушенно: – Судья Бобо блюет, как, блядь, не в себя. В фисташково-зеленой рвоте вся его мантия, и смердит от него, словно от летней помойки. Он с парою других судей-негритосов с утра нажрался, и вот, глядя на всю свою уделанную одежу, решает, что лучше б ему на хазу к себе вернуться да почиститься перед дневными заседаньями суда.
Проходит полчаса, он вваливается в свою свинарню, и женушка его Бесси Мей говорит: «Боженьки, Бобо, что ж с тобою сталося?»
Судья быстро мысли в кучку собирает. «Дорогуша, на меня одного бродягу стошнило, сволочь такую. У меня он на дневное заседание назначен. И он свое получит, я тебе гарантию даю». После чего поспешно сматывается в ванную, быстро раздевается и встает под душ.
Освежившись, возвращается в суд. И пяти минут не проходит, как ему звонит жена.
«Бобо, ты этого негритоса уже засудил, который на тя стошнил?» – спрашивает Бесси Мей.
«У меня этот черный урод во прямщаз передо мной стоит, дорогуша, – уверенно отвечает судья, – и я намерен впаять ему девяносто дней».
«Тогда срок лучше сразу удвой, – говорит ему жена. – Потому что он еще и в трусы тебе насрал».
Менг бросил сердце человека там, где лежало, и сунул окровавленные руки себе в штанишки, согревая и смазывая отвердевший шкворень, бродивший внутри.
– Ладно, шыз, не тужься доказывать, сгоняй-ка лучше да притащи жопу Судьи. – Экер похлопал брата по плечу.
– Ну хоть еще один, – взмолился Менг. – Мне тут поперло. – Он воткнул нож в пах креола из Метэри. – Нассы туда, Мустафа!
Одиночное яичко скатилось по ноге креола, выпало из штанины и, подскочив, остановилось у носка Менгова ботинка.
Оба посмотрели друг на друга с неким удивленьем.
Менг подобрал его и секунду подержал на середине раскрытой ладони. Креол с облегченьем ему улыбнулся. Менг подмигнул, после чего закинул яичко в рот и проглотил. То пинг-понгом поскакало ему в глотку.
– Мясо одного… – осклабился Менг, – тефтеля для другого. Креол рухнул, намертво лишившись чувств.
Экер стоял и терпеливо ждал. Он знал: Менг давно уж услыхал зов рожка из иного мира.
– И один на удачу. – Менг пошел в наступленье на другого Дьявола Пенни-в-Щелке. У того человека было сангвиничное вытянутое лицо с тонким носом, венчавшимся пуговкой, он чуть смахивал на Артура Лукэна – Матушку-Старушку Райли, отвлеченно подумал он.
– Ну-к давай, старина, раскрывайся пошире… – оживленно защебетал Менг, – тебе грозит полная рука чемпиона.
Менг подтянулся поближе и прижал тончайший шеффилдский фрезер-расширитель к открытому горлу этого типа. Получеловека затопляло восхищеньем. Жизнь для крепкого победителя может быть так хороша.
Вот жертва Менга носила гладкую фетровую шляпу с суженной тульей, двубортный габардиновый костюм, широкий воротничок белое-на-белом и галстук ручной раскраски с крупными узлом, сияющие броги с накладками и ультратонкие вискозные носки. А через минуту уже был гол, истекал кровью – текучей рекою этой пакости, хоть ныряй в нее. В раструбе, никакой сдачи кузнечику. Весь ебаный свет ему потемнили.
Менг завел воркующий гимн, из голоса его сочились рвенье и убежденность:
С Божьей любовью я знаю, кто я
С Божьей любовью я не ошибуся
Бог защитит меня, славой объяв
Бог вознесет меня, я исцелюся
Без Божьей любови собьюсь я с пути
С Божьей любовью сумею дойти до самого конца
Он визгливо хихикнул.
– Христос-пиздосос – так и знал, что сегодня мой день. – Теперь ему требовался только ломтик с желейного тортика какой-нибудь жаркой бабы. Он щелчком отломил у трупа один палец и радостно зажевал.
– Ты всё? Ты уверен, что вполне всё закончил? – ну что такое лишний час-другой там или сям, в конце-то концов, нам всего-то до ветру пускать, что остаток дней наших. – Экер врезал Менгу по черепушке прикладом своего газомета. – Давай ходу, Синбад.
Менг метнулся обратно по коридору на улицу, с которой и подобрал стекляшку, содержавшую колечко Судии. Прижав ее покрепче к груди, он проворно заскакал обратно к Экеру.
– Ну вот наконец-то хоть что-то полезное сделал. – Экер направился к двери, над которой мигал красный свет. – Иди за мною и все, да смотри не перецепись за две свои левые ноги.
– Ссушъюсь, босс. – Менг отдал честь чубчиком, выбившимся из его начеса. – Как скажьте. А кроме того, дверь-то, блядь, не та.
– Ша, Мартышкин Бздох.
– Значит, в Биркенау хорошим манерам тебя не научили. – Менг пошаркал к двери с надписью «ТАНЦОВАЛЬНЫЙ ЗАЛ». Со стекла у него на голове неслись стоны. – И Аушвиц тебя разве ничему не научил?
– Человек никогда не должен себе доверять, – сказал Экер.
– Х’мм. Вот теперь он мне говорит… ой-вей. – Так и не убежденный Менг скрылся в дверном проеме.
Несколько секунд спустя Экер последовал за братом. На них капюшоном обрушилась тьма.