– О Боже! – вскричал Херби, и фары его потускнели. – Даже ради целого мира я б не позволил такому случиться.
Из чтений своих по философии он знал, что за миф об арийской расе ответственность несет французский аристократ граф Жозеф де Гобино (1816–1882). Вероятно, и гены французов ответственны за сегодняшнее кровавое злоключенье.
Гёте был неправ, говоря, что сокрытые порывы человека ведут его в общем верном направленьи.
Нипочем не доверяйте искусству отчужденности.
Ход мыслей его прервали двери «BRAUSEBAD» – они распахнулись.
– Просыпушки-потягушки все тут! У меня с собою шестерик… кто хочет дунуть?
Чередою петлявых движений ног в душевую камеру вступил Терьерщик Датый. Он возглавлял бригаду капо. Зондеркоммандос с лопатами и ведрами замыкали ряды его отряда.
– Дамсики. Датый пришел. – Голос его боролся по всему обширному помещенью. – Дуем в горн, лупим в гонг!
Херби следил за головою Терьерщика, когда та странствовала вниз меж плеч. С каждой стороны его брыжастого лица антеннами подергивались бакенбарды – двух футов длиною и толстые, как закручивавшиеся петлями хвосты. Обряжен он был в красный цилиндр и жилетку Джона Булла. Грудь его раздувалась.
– Еть мя, да. Взвод Курантов Датого. Лучший в ебаных землях… дальше некуда.
– Почему? – закашлялся Херби. Фары его выхватили массу тел. В уголках камеры по-прежнему зависали изолированные карманы газа, для всего прочего мира похожие на заблудившихся детишек.
– Потому что во всем мире пуль не хватит. – Терьерщик холодно посмотрел на автомобильчик.
– Датый, – спросил озадаченный Херби, – а вы случайно не шотландский терьер?
Носком сапога Терьерщик приподнял безжизненную голову. К трупу подбежал капо и охватил его шею металлическими клещами. Когда клещи надежно закрепились, труп головою вперед потащили на солнечный свет.
Далекий гром взметнул к небесам черное пламя.
– Я делаю так. – Терьерщик подскочил к борту Херби и указательным и большим своими пальцами вцепился в нос капо и крепко сжал его. Тот задохнулся на месте и рухнул мертвый. Не шевелясь, он лежал у ног Датого. – Я говорю так. – Его мощные пальцы сомкнулись, и опрокинулся другой капо. – Я пробую так. – Еще один капо умер, не успел он его коснуться. – Я делаю вот как…
– Остановитесь, пожалуйста! – вскричал Херби. – Я уже все понял.
– Прогрессивные методы сельского хозяйства. Ходу, парни, давайте вычистим эти валентинки. – Датый раздавил коленом младенца и поддел его ногою в рот ожидавшего капо.
– Я вот тебе вам скажу – у Роберта Джонсона сделка вышла удачней. – Херби высокомерно выехал на двор позади и включил шланг – пусть вода смоет все с его кузова. – Хочешь, чтобы работу сделали… – безропотно вздохнул он.
Как заново родился на свет. Аж сияет. Боже благослови мистера Порше, чей «жук»-прототип был создан еще в середине 30-х. У Херби потеплело внутри. Производство «KdFWagen» («Kraft-Durch-Freude-Wagen», сиречь «Машины-Силы-Через-Радость») многим было обязано Хитлеру и его поддержке автомобиля для народа. Сам Der Führer возложил руки на крышу Херби, когда тот съезжал с пандуса, – первый «фольксваген», произведенный в Свободной Германии.
Херби гордился своею родословной.
Вскоре он уже был сверкающе красен, как в тот самый день, когда выкатился с конвейерной линии.
– Так, на чем мы остановились? – Он доехал до ближайшей уличной таблички. – Хмм, переулок Кьеркегора… местечко вроде б ничего.
Перед ним расстилался стеклянный отель, на фасаде – неоновая вывеска: «ЭМПОРИЙ УМЕНЫПЕНЬЯ». Здание окружалось аккуратно подстриженной зеленою лужайкой, в центре – одинокая яблоня. В голубом небе плыла гладкая серебряная ракета. Херби узнал флаг, весело трепетавший на ветру: то были цвета «Флибустьерских Хрононавтов Хоррора». Высовывая свои поворотники-семафоры, он почтительно отдал честь летательному аппарату.
Это лорд и его летный экипаж, очевидно, направлялись к лагерям уничтоженья за Хумбольдтовыми горами.
Херби поглядел вдаль. Горную цепь прочесывали безмолвные молнии, и ракету в ее миссии по освобожденью душ сопровождало огромное насекомое – фрактал сияющей красоты; они неслись по небесам наперегонки.
– Раскрои мне клюв.
Херби услышал мелодичную дробь первого голоса Свободной Германии. Какая-то труба без приглашенья ввелась в его топливный бак, и он почуял, как у него крадут драгоценные жидкости.
– Черт стрелочный, да шевелись же ты!
Время для автомобильчика остановилось. Его ошеломило до онеменья. Кто же способен на такое преступленье против него?
Он попробовал быстрый разворот, но кто-то выпустил весь воздух из его шин. Колеса его бросили якоря в землю.
– Не оборачивайся, Кореш, – окликнул его зловещий голос.
– Возбудившись, – предупредил Херби, – я не сробею ни перед чем.
Ему вовсе не нужно было разворачиваться, чтоб увидеть Рыло с Суковатого конца: его облитая латексом голова метаморфировала в подобье отца всея Германьи, – он стоял у заднего торца Херби, в руке – крокодилов хлыст. Рыло согнал воедино и связал вместе сорок евреев, и они теперь толпились вокруг Херби, как группа отдыхающих отпускников.
Свободная рука Рыла удерживала иссохшую шею того еврея, который жадно сосал трубку, торчавшую из бензобака. Топливо плескалось в его глотке.
Херби зачарованно наблюдал в заднее зеркальце, как у этого человека разбухает живот. Кожа на нем натянулась, как на барабане. Похоже было, что он проглотил футбольный мяч. С каждою секундой маленький «фольксваген» все больше слабнул.
– C’est l’emphit! Милостивые государи, цена на меня упадет, если вы и дальше будете возиться с моими часами. – Херби говорил взвешенно, стараясь скрыть панику. – Вот как относитесь вы к автомобилю, который сам из лучших побуждений приходит к вам в лагерь?
– Что? – Рыло оттащил от трубы кормившегося еврея. Тот отшатнулся назад, изо рта его расплескался бензин. Он зло заговорил: – Хочешь, чтоб я пиздою был, как все остальные?
– Быстро, доставьте меня в гараж. – Херби ничего уже не мог поделать с тою настоятельностью, что вкралась теперь к нему в голос. – Покуда не поздно.
– А с ним как быть? – Рыло постукал по еврею. – А со всем вот этим вот? – Он обвел рукою массу вокруг. – Где же твое состраданье?
– В нормальных условиях, – попытался звучать разумно Херби, – я б ни за что не пожалел своему собрату доброй трапезы. Но мне едва хватает и на собственные нужды. Вы ж сами знаете, как Господь не терпит пустых сосудов.
– Все так говорят. – Рыло это не убедило.
– Моя лицензия продлена.
– Так!.. – заорал еврею Рыло. – Я, очевидно, в трусах тут стою. Сотри этот ебаный конфитюр с морды! И верни ему немного топлива.
Человек исторг немного непереваренного бензина обратно в бак Херби. Фары автомобильчика кратко мигнули, ожив.
– Merçi, – выдохнул Херби.
– Довольно, – велен Рыло, отдергивая еврея от трубы. Его чужеродная форма ферментировалась. Из рук порхала пылью осенняя листва. Множество ног его целилось. – А вам, ребята, лучше подтянуться, если хотите опять увидеть Иерусалим.
Каждый еврей был интимно связан со своим соседом толстой хлопковой веревкой, пропитанной парафином. Веревками были туго обмотаны их тулова, и только ноги оставались свободны.
– Ну-ка живей… – обратился Рыло к своему личному составу: тот разбредался, и все естественным порядком выстраивались в очередь, готовясь продолжить свое путешествие. – … до Суковатого конца и Моновица всего двадцать миль. Мне нужен от вас ровный легкий галоп, никакого расслабона или нарушенья очереди, а чтоб двигались с огоньком… – Рыло вывел человека со вздувшимся животом во главу линии. Вынул большой коробок спичек. Взял одну и чиркнул ею. Голубой огонек забился в непосредственной близости от человека, и по всей лини евреев пробежала волна ужаса.
Херби старался припомнить уместную цитату из Хуссерля. Но на ум взбредал только «Кайрос и логос» Одена: «Коли глазам мы верим – замечаем: язык на истину наводит тень». За разъясненьем своего нынешнего затруднения ему придется обращаться куда-либо еще. Не в духе ль Дерриды уместнее считать сие иронией?
– Чакра-аборты, – воззвал Рыло, подъяв еще одну зажженную спичку. – На счет три.
Нога его притопнула три такта.
– Карачо, Карачо, – завопил он.
Как говно с палки, как летучая мышь из преисподней, словно свора коней в лихорадке, стадо бизонов в панике, Рыло и его ватага евреев снялись в клубящейся туче алой пыли и с грохотом вывалили из переулка Кьеркегора, а ноги-поршни их ходили в единой насекомой линии – все они рвались к Хумбольдтовым горам, и Рыло заорал:
– Хай-хо, блядь, Серебряный, пашшёл! – вслед за чем и сам сокрылся в дымке Дахау.
Данте, достигши замерзшего озера Коцит в девятом и нижайшем кругу ада, обнаружил там Люцифера, падшего ангела света: тот был вморожен в лед.
Все миры взаимосвязаны, подумал Херби. Факт есть лишь данник воображенья.
– Блямка-блямка-блямка.
От звонящего колокола Херби подскочил. Ну что еще явилось задерживать мой поиск и в дальнейшем? – спросил он сам себя.
По дороге, блямка-блямкая, ехал передвижной крематорий, заимствованный в Бухенвальде. Камера сгорания в кузове фургона была невелика. И внутрь уже было набито столько тел, что выпадали концы горящих конечностей, мусоря собою на дорогу. Руки, ноги, стопы, кисти валялись, как лошажий помет, по всему пути следования. От них подымались длинные языки пламени и жареного дыма. Некоторые были черны; догорели до корочки.
– Трупоносам к проходной. – Херби едва не оглушил приказ, грянувший из системы громкого оповещенья.
Пленники маршем смерти с военною песнью на устах шагали мимо и орали своим охранникам-эсэсовцам:
– Мы сегодня, завтра вы.
– Газку не поддадите? – учтиво спросил автомобильчик у Lagerführer-а.