– Наверное это потому, что я счастлива, – вздохнула Мари, – а ты так добра ко мне.
– И только в этом дело?
– А этого мало? – уклончиво спросила Мари.
– Нет, – Билли упрямо покачала головой. – Мари, в чем дело?
– Ни в чем. Правда, все в порядке, – возразила Мари и выбежала из комнаты с нервным смешком.
Билли нахмурилась. Раньше она лишь подозревала, а теперь ее уверенность крепла. Возможность убедиться в своей правоте представилась ей менее чем через двенадцать часов. Она снова оказалась наедине с Мари.
– Мари, кто он? – внезапно спросила она.
– Он? Кто?
– Мужчина, который будет носить носки и есть пудинг?
Учительница музыки занялась краской, но все же сумела изобразить что-то, похожее на удивление.
– Билли!
– Ну же, дорогая моя, – победоносно рассмеялась Билли, – расскажи мне все! Очень интересно!
– Но мне нечего рассказывать, правда, нечего.
– Кто он?
– Он… никто. Точнее, он ничего не знает, – объяснила Мари.
Билли тихо рассмеялась.
– Думаешь? А он никогда не подавал виду, что… влюблен?
– Нет. Хотя… может быть, только мне кажется… что он имел в виду другую девушку.
– Другую девушку! Выходит, есть и другая.
– Да, то есть нет, – Мари вдруг поняла, что говорит. – На самом деле ничего не было. Ничего!
– Хм, – лукаво сказала Билли, – кажется, понимаю. Однажды он все-таки показал, что влюблен, но ты решила, что он влюблен в другую, и поэтому отвернулась. А теперь оказывается, что никакой другой нет, так что… Мари, рассказывай, в чем дело!
Мари в ужасе затрясла головой и осторожно выбралась из объятий Билли.
– Не надо, пожалуйста, – попросила она. – На самом деле ничего нет. Я все придумала сама! – с этими словами она убежала.
Следующие несколько дней Билли много размышляла об истории Мари и думала, кто же этот мужчина. Она еще раз спросила у самой Мари, но та опять ничего не ответила. К тому же Билли была так занята своими собственными проблемами, что у нее не было времени на других людей.
Самой себе Билли вынуждена была признаться, что вовсе не привыкает к новой роли. Она все еще стеснялась Уильяма и не могла забыть, что однажды станет его женой. Она не могла вернуться к прежней доброй дружбе с ним.
Билли встревожилась и начала задавать себе вопросы.
Что будет, если она никогда не привыкнет к мысли о браке с Уильямом? Как она сможет выйти за него замуж, если он так и останется «дядей Уильямом» и никогда не станет для нее возлюбленным? Почему ей не хватило ума и храбрости сразу сказать ему, что она не совсем уверена в своей любви, но очень постарается его полюбить?
И теперь, когда она постаралась – и старалась до сих пор, – но у нее ничего не вышло, она могла бы сказать ему всю правду, и это бы не шокировало его так, как шокирует сейчас, если она все-таки скажет.
Билли потихоньку приходила к выводу, что никогда не сможет полюбить ни одного мужчину достаточно, чтобы выйти за него замуж, но потом она увидела клочок бумаги, который заставил ее отказаться от этой идеи.
Это была половина нотного листка, которую ветер сдул с балкона Мари на лужайку. Билли нашла ее на траве и подняла, и в глаза ей бросилось имя, написанное почерком Мари не меньше полудюжины раз, как будто рука ее сама собой следовала за мыслями. Это имя было Мари Хеншоу.
Билли задумчиво смотрела на это имя, а потом вдруг вспомнила слова Мари и чуть не вскрикнула:
– Хеншоу… Бертрам!
Билли уронила листок и убежала. У себя в комнате, закрыв двери, она села подумать.
Бертрам! Вот в кого влюблена Мари. В ее Бертрама! И тут Билли вдруг осознала, что Бертрам совершенно ей не принадлежит. Он никогда не будет ее Бертрамом. Он будет Бертрамом Мари.
Билли даже испугалась, таким сильным и яростным было новое чувство, которое она вдруг испытала. Что-то огромное, казалось, уничтожило весь мир и оставило только Бертрама. Она вдруг поняла, что ее всегда тянуло именно к нему, но она была слепа и не замечала этого. Девушка строила все свои планы с его участием. Рядом с ним она была счастлива и всегда представляла себе его рядом с собой. Разумеется, она никогда не думала, что он будет любить другую женщину! И она не понимала, что все это значит, бедное слепое дитя!
Билли решительно заставила себя назвать вещи своими именами. Она все прекрасно понимала. Все лето Мари и Бертрам провели вместе. Неудивительно, что Мари влюбилась в Бертрама, и что он… Билли решила, что понимает, отчего ему так легко было играть роль «брата Уильяма» последние несколько недель. Конечно же, она и была той «другой девушкой», которую любил раньше возлюбленный Мари.
Все это было ей совершенно ясно.
У Билли заныло сердце, и она спросила себя, что теперь делать.
Как она ни раздумывала, в своем будущем она видела только горе. И со спартанской стойкостью решила, что никому другому такого же горя не принесет. Она будет молчать.
Бертрам и Мари любят друг друга. Это решено. А что до Уильяма… Билли вспомнила историю одинокой жизни, которую ей рассказывал Уильям, вспомнила, как он просил ее, и девушке стало больно. Что бы ни случилось, Уильям должен быть счастлив. Он ничего не узнает. Она сдержит свое слово.
Глава XLУильям наносит визит
Еще до конца сентября друзья Билли решили, что ноша, взваленная ею на себя этим летом, оказалась слишком тяжела. Ничем другим они не могли объяснить печальную перемену в ней.
Билли выглядела совершенно больной. Она всегда была худенькой, но теперь превратилась в тень. Во взгляде снова появилась та же тоска, что в детстве, но к ней прибавился еще и страх. Ее щечки впали и с них сошла краска, так что кругленький подбородок казался почти острым. Конечно, Билли была больна.
В конце сентября Уильям уехал на Запад по делам. Заодно он навестил свою сестру Кейт.
– И как все поживают? – радостно спросила Кейт, покончив с приветствиями.
Уильям вздохнул.
– Все меня мало волнуют, Кейт. Мы очень беспокоимся из-за Билли.
– Билли! Ты же не хочешь сказать, что она больна? Она всегда была просто воплощением здоровья.
– Да, была. Но это закончилось.
– И в чем же дело?
– А этого мы не знаем.
– Вы обращались к врачу?
– Да, к двум или трем, хотя сама Билли была против. Они не помогли.
– Но что они говорят?
– Они ничего не нашли, кроме, может, легкого расстройства желудка или чего-то в этом роде, но все согласились, что не в этом причина ее состояния.
– А в чем же?
– Врачи говорят, что это нервы и что ее, вероятно, что-то тревожит. Они спрашивают, нет ли у нее каких-то затруднений?
– А они есть? Что ее тревожит?
– Ничего, о чем бы я знал. Если что-то и есть, никому из нас это неведомо.
Кейт нахмурилась и быстро взглянула на брата.
– Уильям, – тихо сказала она, – прости меня, но Билли… довольна своей помолвкой, да?
Уильям покраснел и вздохнул.
– Я, конечно, думал об этом. Строго говоря, это первое, о чем я подумал. Я даже начал внимательно изучать ее и даже… спросил однажды.
– И что она ответила?
– Она так испугалась и встревожилась, что я и сам почти ничего не сказал. Не смог. Я только начал, и ее глаза тут же наполнились слезами, и она испуганным голосом спросила меня, что она такого сделала, что меня расстроило. Ей было так грустно и страшно, и она явно боялась моих вопросов, так что я замолчал.
– А чем она занималась летом? Где была?
– Она нигде не была. Я разве тебе не писал? Она открыла свои двери для менее удачливых друзей и устроила для них летний дом. Надо признать, что она подарила им счастье.
– Но не было ли это тяжело для нее?
– Вроде бы нет. Она очень радовалась происходящему, особенно поначалу. Конечно, ей много помогали, и эта милая маленькая мисс Хоторн была настоящей хозяйкой. Теперь все уехали, кроме мисс Хоторн.
– Но Билли же трудилась, волновалась…
– Да, до определенных пределов. Вряд ли слишком сильно. Бертрам тоже посвятил им все лето, преданно сопровождал и развлекал всех гостей. Когда Билли приболела, он и мисс Хоторн вообще освободили ее от всех забот и все делали вдвоем.
– Но что же тогда случилось с Билли?
– Не знаю. Она многое делает для меня: каталогизирует мои коллекции, охотится вместе со мной за новыми вещицами. Честно говоря, когда она делает что-то для меня, она выглядит счастливее всего. Я боюсь, что у нее развилась своего рода мания угождать мне. Кейт, я страшно беспокоюсь. Как по-твоему, в чем дело?
Кейт озадаченно нахмурилась.
– И представить себе не могу, – медленно начала она. – Конечно, когда я сказала ей, что ты ее любишь…
– Сказала ей что? – взорвался обычно тихий Уильям.
– Когда я сказала ей, что ты ее любишь, Уильям. Понимаешь, я…
Уильям вскочил.
– Сказала ей, что я ее люблю! – закричал он. – Святые небеса, Кейт, ты в самом деле ей это сказала?
– Ну… да.
– А могу ли я узнать, откуда у тебя эта информация?
– Ну и вопросы у тебя, Уильям Хеншоу. Ты же сам мне сказал! – обиделась Кейт.
– Я? – лицо Уияльма выражало искреннее изумление.
– Конечно, когда мы катались в июне, – с достоинством ответила Кейт. – Ты, конечно, забыл, но я-то помню. Ты откровенно признался мне, как часто ты о ней думаешь и как хочешь, чтобы она вернулась и жила с тобой, но что она еще не готова. Я очень пожалела тебя и захотела что-нибудь для тебя сделать, потому что в ее отъезде была и моя вина.
Уильям поднял голову:
– Ты о чем?
– Да нет, ни о чем. Просто я сказала ей… немножко рассказала, как повлияло ее появление на вашу жизнь и как ты много делаешь для нее, забывая о самом себе. Я сказала это, чтобы она больше тебя ценила, само собой, но она восприняла все совсем по-другому и была этим шокирована. Тогда она неожиданно уехала.
Уильям прикусил губу, но ничего не сказал. Кейт лихорадочно болтала дальше, и перед лицом новых откровений он забыл об откровениях поменьше.