– Да, пожалуй, – засмеялась Билли. – И вы ее нашли? Женщину, которая ничего не хочет делать, кроме как сидеть и шить под лампой?
– Да, нашел, но я совершенно не уверен, что нужен ей. Тут мне нужна ваша помощь. Я, конечно, не собираюсь навсегда усадить ее за шитье. Я просто надеюсь, что ей нравятся такие занятия.
– А они ей нравятся?
– Да, мне так кажется, – улыбнулся Сирил. – Однажды она сказала мне, что больше всего на свете хочет штопать чулки и стряпать пудинги.
Билли коротко вскрикнула. Да, Сирил исполнил свое обещание и многое для нее прояснил.
– Сирил, пойдемте! – воскликнула она, направляясь к открытой двери на веранду. В следующее мгновение Сирил уже смотрел на маленькую беседку в розовом саду Билли. Там сидела Мари и шила.
– Идите, Сирил, она вас ждет, – улыбнулась Билли. – Правда, там нет лампы, но зато там есть она.
– Вы догадались?
– Я знала. Все будет хорошо.
– Вы хотите сказать… – Сирил не закончил вопроса.
– Да, я совершенно уверена, – кивнула Билли и добавила шепотом, когда Сирил спустился в сад: – Мари Хеншоу. Конечно же! Значит, это был Сирил, а вовсе не Бертрам. Вот откуда взялась та бумажка.
Вернувшись в комнату, она увидела Бертрама.
– Я тебя звал, милая, а ты не слышала, – сказал он, обнимая ее.
– Бертрам, – не к месту сказала Билли. – И они жили долго и счастливо. Это же конец любой истории?
– Конечно! – радостно ответил Бертрам. – Нашей так точно.
– И их тоже, – тихо сказала Билли, но Бертрам ее не услышал.
Мисс Билли принимает решение
Глава IКалдервелл заводит разговор
Калдервелл познакомился с мистером М. Дж. Аркрайтом в Лондоне, через общего друга, с тех пор они объехали вдвоем половину Европы. Дружба эта была столь же радостной, сколь и необычной. Калдервелл писал своей сестре Белль:
«Мы курим одинаковые сигары и пьем одинаковый чай (в этом вопросе он так же похож на старуху, как и я!), и мы соглашаемся по всем важным вопросам быта, от размера чаевых до позднего пробуждения. Что же до политики и религии, то наших разногласий в этих областях как раз хватает, чтобы добавить немного перца в наше мирное сосуществование».
Позднее в том же письме Калдервелл опять упоминал своего нового друга.
«Признаюсь, что мне хотелось бы знать его имя. Понять, что скрывается за таинственными буквами «М. Дж.». Это уже своего рода одержимость. Я, кажется, готов уже обыскать его карманы или чемодан, лишь бы увидеть бирку «Мартин» или «Джон», и успокоиться. Признаюсь, что я бесстыдно разглядываю его почту и багаж, но каждый раз натыкаюсь на то же самое «М. Дж.». Впрочем, я мщу. Про себя я называю его Мэри Джейн. Сама понимаешь, как широкоплечему малому шести футов ростом [8], с пышной бородой, идет это имя.
Между прочим, Белль, если ты услышишь о моей внезапной насильственной смерти, немедленно направь ищеек по следам Аркрайта. Шесть к одному, что я назову его Мэри Джейн в лицо!»
Теперь, сидя за маленьким столиком в парижском кафе, Калдервелл вспоминал это письмо. Напротив него широкоплечий малый шести футов ростом, с пышной бородой, которого он только что случайно назвал Мэри Джейн.
После короткой противной паузы, последовавшей за тем, как это имя сорвалось с его губ, Калдервелл вдруг понял, что вокруг играет музыка и громко смеются.
«Значит, я выбрал самое безопасное время», – успел подумать он, когда Аркрайт заговорил.
– И сколько времени вы уже состоите в переписке с моей семьей?
– Что?
Аркрайт угрюмо усмехнулся.
– Возможно, вы придумали это сами. Думаю, вы на это способны, – он потянулся за сигарой. – Но так уж вышло, что вы назвали любимый семьей вариант моего имени.
– Мэри Джейн! Вы хотите сказать, что вас действительно так называют?
– Да, – спокойно кивнул Аркрайт, зажигая спичку. – Мне идет, как вам кажется?
Калдервелл ничего не сказал. Ему казалось, что он лишился дара речи.
– Говорят, что молчание – знак согласия, – рассмеялся его собеседник. – В любом случае, у вас должна была быть какая-то причина назвать меня этим именем.
– Аркрайт, а что означает «М. Дж.»? – требовательно спросил Калдервелл.
– А это что-то значит? – улыбнулся его друг. – Уверен, что людей всегда занимает этот вопрос. Один человек говорил, что это расшифровывается как «Маленький Джентльмен», другой, чуть менее дружелюбно настроенный, утверждал, что это «Малиновый Джем», третьи подбирали какие-то существующие имена. Мои младшие братья и сестры с проницательностью, свойственной членам семьи, заметили, что я никогда не подписываюсь и не представляюсь иначе как «М. Дж.». Тогда они окрестили меня Мэри Джейн, а теперь и вы придумали то же самое.
– Мэри Джейн! Вы!
Аркрайт странно улыбнулся.
– Какая разница? Вы будете лишать их невинного удовольствия? Им так нравится это «Мэри Джейн». К тому же что значит имя? – продолжил он, глядя на тлеющий кончик сигары. – «Роза пахнет розой…»[9], вы, наверное, это слышали. Имена не всегда имеют значение, мой дорогой друг. Например, я знаю некоего Билли, который на самом деле девушка.
Калдервелл вздрогнул.
– Вы имеете в виду Билли Нельсон?
Теперь вздрогнул Аркрайт.
– Вы знакомы с Билли Нельсон?
Калдервелл насмешливо посмотрел на него.
– Знаю ли я Билли Нельсон? Можно ли сказать, что человек знает девушку, которой делал предложение каждые три месяца? Да, я, конечно, сплетничаю, – сказал он в ответ на странный взгляд карих глаз, – но и что из того? Это всем известно, всем нашим знакомым. Билли сама привыкла к этому и принимала мое предложение как должное. И так же привычно мне отказывала. Так можно отказываться от яблочного пирога за ужином, если не хочешь десерта.
– Яблочного пирога? – удивился Аркрайт.
Калдервелл пожал плечами.
– Мой дорогой друг, вы могли не понимать этого, но последние полгода вы присутствовали на похоронах отвергнутой любви.
– И что же, она похоронена?
– Нет, – вздохнул Калдервелл, впрочем, вполне бодро. – Однажды я вернусь и наверняка примусь за прежнее. Я признаю, что последний отказ, полученный мною почти год назад, был весьма решителен. Я полагал, что она в самом деле не хочет яблочного пирога, – сказал он с легкостью, не вязавшейся со строгими морщинами, возникшими у его рта.
Минуту они молчали, а потом Калдервелл снова заговорил.
– А где вы познакомились с мисс Билли?
– Я с ней вовсе не знаком. Я просто слышал о ней от тети Ханны.
Калдервелл выпрямился.
– Тетя Ханна! Что же, она и ваша тетя тоже? Господи, как же тесен этот мир.
– Она мне не тетя. Она третья кузина моей матери или что-то в этом роде. Никто из нас не видел ее многие годы, но иногда она пишет матери, и, конечно, уже некоторое время все ее письма посвящены Билли. Она живет с ней, как я понимаю?
– Да, – ответил Калдервелл с неожиданным смешком, – а вы знаете, как так получилось, что тетя Ханна стала с ней жить?
– Думаю, что нет. А в чем дело?
Калдервелл усмехнулся.
– Я вам расскажу. Раз вы Мэри Джейн, то должны это оценить. Видите ли, Билли назвали в честь Уильяма Хеншоу, друга ее отца, который немедленно забыл об этом. В восемнадцать лет Билли осталась одна на всем белом свете, написала «дяде Уильяму» с просьбой забрать ее к себе.
– И что же?
– Уильям на тот момент был сорокалетним вдовцом, который жил с двумя младшими братьями, старым дворецким и поваром-китайцем в одном из смешных старых домов на Бекон-стрит в Бостоне. Бертрам называл этот дом Стратой.
– Стратой!
– Да, Стратой. Видели бы вы этот дом, Аркрайт! Он похож на слоеный пирог. Сирил, второй брат, ему сейчас, должно быть, тридцать четыре или тридцать пять лет, живет наверху, без ковров и занавесок, и он одержим музыкой. Под ним обитает Уильям. Уильям собирает коллекции – все, от десятипенсовых гвоздей до чайников. И все это громоздится в его комнатах. Еще ниже живет Бертрам. Он художник.
– Не тот, который пишет «Лица девушек»?
– Он самый. Конечно, четыре года назад он был менее известен, чем сейчас. Впрочем, продолжим. В этом мужском монастыре заправлял некий Пит, а кухней владел Дон Линг. И туда пришла наивная просьба Билли о приюте.
– Господи! – ахнул Аркрайт.
– Вот именно. Письмо было подписано «Билли». Естественно, они решили, что это мальчик, и после некоторой внутренней борьбы позволили ему приехать. Для его пущего удовольствия они увешали комнату рядом с комнатой Бертрама пистолетами, удочками и тому подобными «женскими» игрушками, и Уильям отправился на станцию встречать мальчика.
– И он ничего не подозревал?
– И он ничего не подозревал.
– Кошмар!
– Итак, «он» приехал и оказался «ею». Полагаю, некоторое время там было довольно весело. Ах да, был еще и котенок. Спунк, кажется. Вероятно, он тоже добавил всем радости.
– И что же сделали Хеншоу?
– Меня там, как вы понимаете, не было, но Бертрам утверждал, что сначала они все дружно сошли с ума, но потом успокоились в достаточной степени, чтобы призвать замужнюю сестру в качестве временной меры, а на следующий день водворить в доме тетю Ханну.
– Так вот как это случилось! – воскликнул Аркрайт.
– Да, – кивнул его друг. – Понимаете теперь, каким могуществом обладает имя? Не забывайте об этом. Представьте, например, что вы, Мэри Джейн, попросите приюта в женском хозяйстве. Например, у мисс Билли.
– А я бы не отказался, – с внезапной теплотой ответил Аркрайт.
Калдервелл явно испугался. Аркрайт робко усмехнулся.
– Я всего лишь имел в виду, что мне страшно интересно познакомиться с этой юной леди. Я пою ее песни – вы же знаете, что она пишет, я много о ней слышал я видел ее потрет. – Он не сказал, впрочем, что похитил фотокарточку, присланную тетей Ханной, из секретера своей матери. – Так что я не прочь занять уголок в доме мисс Билли. Я могу написать тете Ханне и попросить ее гостеприимства.