– Я знаю. Но если девушка думает, что мужчина просит ее руки, когда ему нужна всего лишь дочь, и вежливо отвечает «да, я рада буду стать вашей женой», чего еще можно ожидать?
– Именно того, что ты и получила в результате – страданий, которые чуть не закончились трагедией, – сурово заявила тетя Ханна.
В глазах Билли вспыхнула нежность.
– Милый дядя Уильям! Как чудесно он вел себя все это время! И он бы пошел прямиком к алтарю, и глазом не моргнув, я знаю. Такой уж он, мученик.
– Мученик! – с неожиданной строгостью сказала тетя Ханна. – Вообще-то это не его стоит так называть. Месяц назад, Билли Нельсон, ты выглядела так, словно доживала последние дни. И все же я уверена, что ты бы тоже пошла к алтарю не моргнув глазом.
– Я думала, что я обязана! – возразила Билли. – Я не могла расстраивать дядю Уильяма, когда миссис Хартвелл сказала, что он так меня любит.
Тетя Ханна поджала губы.
– Временами я думаю, что миссис Кейт Хартвелл стоило бы заняться своими собственными делами! – голос тети Ханны дрожал от гнева.
– Тетя Ханна! – в притворном ужасе воскликнула Билли. – Что вы такое говорите!
Тетя Ханна покраснела.
– Дитя мое, забудь об этом. Мне не следовало такого говорить, – прошептала она.
Билли засмеялась.
– Слышали бы вы, что сказал дядя Уильям! Впрочем, забудьте. Мы обнаружили ошибку до того, как стало слишком поздно, и теперь все хорошо, даже у Сирила и Мари. Вы когда-нибудь видели другую пару, столь же блаженно счастливую? Бертрам утверждает, что из комнат Сирила уже три недели не доносилось ни звука заупокойной мессы и что, если бы он все-таки сыграл что-нибудь, это был бы обычный регтайм!
– Музыка! Святые угодники! Билли, я чуть не забыла, зачем пришла! – воскликнула тетя Ханна, обшаривая складки платья в поисках письма, упавшего у нее с колен. – Мне пришла весточка от моей племянницы. Она собирается изучать музыку в Бостоне.
– Племянница?
– Ну не совсем, сама знаешь. Она зовет меня «тетей», точь-в-точь как ты и мальчики Хеншоу. Но мы в самом деле связаны узами родства, поскольку мы с ее матерью кузины. А с семейством Хеншоу мой муж состоял в отдаленном родстве.
– Как ее зовут?
– Мэри Джейн Аркрайт. Куда запропастилось это письмо?
– Вот оно, на полу, – ответила Билли. – Вы хотели прочитать его мне? – спросила она, поднимая письмо с пола.
– Да, если ты не против.
– Я с удовольствием послушала бы.
– Тогда я прочту. Оно меня обеспокоило. Я думала, что вся семья понимает, что я теперь живу не одна, а с тобой. Я уверена, что очень давно писала им об этом. Но судя по этому письму, они этого так и не поняли. По крайней мере, эта девушка.
– Сколько ей лет?
– Не знаю, но она должна быть уже взрослой, раз собирается совсем одна в Бостон учиться музыке… точнее, пению.
– Вы ее не помните?
Тетя Ханна нахмурилась и замерла, наполовину вынув письмо из конверта.
– Нет, но в этом нет ничего удивительного. Они живут на Западе. Я не видела никого из них уже много лет. Знаю, что у них несколько детей, и я наверняка слышала их имена. У них точно есть старший мальчик, который поет, и девочка, которая, кажется, рисует, но вот Мэри Джейн я не помню.
– Ну и ладно! Дадим слово самой Мэри Джейн? – предложила Билли, оперлась подбородком о розовую ладошку и приготовилась слушать.
– Хорошо, – вздохнула тетя Ханна, открыла письмо и принялась читать:
«Дорогая тетя Ханна! Я хочу сказать вам, что приезжаю в Бостон учиться пению в Гранд-опера и планирую повидать вас. Вы не возражаете? Вчера в разговоре с другом прозвучало, что я подумываю написать тете Ханне и попросить у нее приюта, и друг спросил: «Почему бы тебе этого не сделать, Мэри Джейн?» Но, конечно, я не думаю, что так можно поступить. Но мне будет одиноко, тетя Ханна, и я надеюсь навещать вас время от времени. Я собираюсь приехать на следующей неделе, потому что я уже в Нью-Йорке, как можно судить по адресу. Надеюсь на скорую встречу.
С любовью от всей семьи,
– Гранд-опера! Как чудесно! – воскликнула Билли.
– Да, Билли, но не кажется ли тебе, что она ждет от меня приглашения поселиться вместе? Я должна написать и объяснить, что это невозможно, если она правда этого хочет.
Билли задумалась.
– Да, возможно, это и имелось в виду, но… – тут ее лицо прояснилось, – тетя Ханна, я придумала! Давайте пригласим ее к себе!
– Билли, я не могу тебе этого позволить! – заколебалась тетя Ханна. – Ты очень добра, но… это невозможно!
– Почему? Мне кажется, это будет мило. Мы вполне можем ее пригласить. Мари выйдет замуж в декабре, и у нас появится свободная комната. А пока она поселится в маленькой голубой комнатке рядом с моей.
– Но мы же ничего о ней не знаем!
– Мы знаем, что она ваша племянница и ей одиноко, мы знаем, что она любит музыку. Любой из этих черт хватило бы мне, чтобы ее полюбить! Конечно, мы пригласим ее к себе.
– Но я не знаю, сколько ей лет!
– И это еще одна причина за ней присмотреть, – быстро сказала Билли, – тетя Ханна, неужели вы не хотите дать бедной, одинокой, беззащитной девушке приют?
– Хочу, конечно, но…
– Значит, решено! – перебила ее Билли, вставая.
– Но если… если она нам не понравится?
– Ерунда! А если мы ей не понравимся? – рассмеялась Билли. – Впрочем, если вам так будет легче, давайте пригласим ее к себе на месяц. А потом просто оставим ее у себя!
Тетя Ханна медленно встала.
– Хорошо, дорогая. Я, конечно, напишу, как ты мне сказала, и это очень мило с твоей стороны. А теперь я оставлю тебя с твоими письмами. Я и без того слишком долго тебе мешала.
– Вы дали мне отдохнуть! – воскликнула Билли, бросаясь к ней с объятиями.
Тетя Ханна, опасаясь очередного головокружительного вальса, накинула на плечи шаль и поспешно побежала к двери.
Билли засмеялась.
– Я больше не буду! Сегодня! – весело обещала она и сказала вслед тете Ханне: – Пусть Мэри Джейн сообщит нам, на каком поезде приедет, мы ее встретим. А, тетя Ханна! Попросите ее взять белую гвоздику! И мы тоже возьмем! – весело сказала она.
Глава IIIБилли и Бертрам
Вечером пришел Бертрам. Перед камином в гостиной его ждала задумчивая Билли – Билли, которая позволила поцеловать себя и даже поцеловала его в ответ, робко и восхищенно. И та же Билли смотрела на него почти испуганными глазами.
– В чем дело, милая? – испугавшись, спросил он.
– Бертрам, все решено.
– Что решено? О чем ты?
– О нашей помолвке. О ней объявлено. Я написала сегодня целую кучу писем, и еще на завтра осталось. А еще газеты, Бертрам. Теперь все-все узнают, – голос ее звучал трагически.
Бертраму явно стало легче. В его глазах вспыхнула нежность.
– Милая моя, разве ты не хотела, чтобы об этом узнали все?
– Да, но…
При виде смущения нежность сменилась страхом.
– Билли, ты не жалеешь?
Розовая краска, залившая ее лицо, ответила ему раньше, чем прозвучали слова.
– Жалею? Конечно нет, Бертрам! Просто теперь наша любовь перестала принадлежать только нам двоим. Все узнают о ней. Все будут кланяться, улыбаться и говорить нам в лицо: «Как чудесно!» и «Да неужели?» за нашей спиной. Нет, Бертрам, я не жалею, но мне страшно.
– Страшно? Билли!
– Да.
Билли вздохнула и задумчиво посмотрела на огонь.
Удивление на лице Бертрама сменилось испугом, а испуг – тревогой. Он полагал, что видел Билли в любом настроении и состоянии, но такого еще не случалось.
– Почему, Билли? – спросил он, едва дыша.
Билли снова вздохнула. Казалось, что этот вздох исходит из самых глубин ее маленького, обтянутого атласом существа.
– Да, я боюсь. Ты – Бертрам Хеншоу. Ты знаешь сотню людей, которых я никогда и не видела. И все они явятся, встанут вокруг меня, будут меня лорнировать и говорить: «Это и есть она? Господи!»
Бертрам рассмеялся.
– Какая ерунда, солнышко. Ты же не картина, которую я написал и повесил на стену.
– С твоими друзьями, Бертрам, я и буду чувствовать себя картиной. Бертрам, а если им не понравится? – ее голос вновь стал трагическим.
– Не понравится?
– Да. Не понравится картина, ну то есть я.
– Как же ты можешь им не понравиться, – возразил он с убежденностью влюбленного.
Билли покачала головой и снова посмотрела на огонь.
– Конечно могу. Я так и слышу их слова: «И это она жена Бертрама Хеншоу? Легкомысленная и непоследовательная Билли?» Бертрам! – Билли отчаянно посмотрела на жениха. – Я иногда хочу, чтобы меня звали Кларисса Корделия или Арабелла Мод или Ханна Джейн – каким-нибудь нормальным женским именем!
Громкий смех Бертрама вызвал на губах Билли слабую улыбку. А вот слова, которые последовали за смехом, и нежное прикосновение ладони заставили ее залиться краской.
– Ханна Джейн, Господи! Как будто я могу променять свою Билли на какую-нибудь Клариссу или Арабеллу! Я люблю Билли, яркую, естественную и…
– И непослушную, – вставила сама Билли.
– Да, немного, – весело рассмеялся Бертрам и вытащил из кармана маленькую коробочку. – Смотри, что я принес этой самой Билли. Оно должно было оказаться у нее намного раньше, если бы она не настояла на том, чтобы отложить объявление о помолвке.
– Бертам, какая красота! – улыбнулась Билли, когда бриллиант в руках Бертрама отразил свет огня в камине и вспыхнул алыми и пурпурными бликами.
– Теперь ты моя! По-настоящему моя! – голос Бертрама и его рука дрожали, когда он надевал кольцо на протянутый палец Билли.
Билли едва не всхлипнула.
– Я так рада быть твоей, – прошептала она, – и ты будешь мною гордиться, несмотря на то что меня зовут Билли. Я теперь буду писать очень-очень красивые песни.
Он крепко ее обнял.
– Как будто мне есть до этого дело, – нежно усмехнулся он.
Билли в ужасе посмотрела на него.
– Бертрам, ты хочешь сказать, что тебе все равно?