– Правда? – рассеянно спросила она. – Я думала, вы уже пели все эти дуэты. Но, судя по всему, нет. Давайте попробуем этот!
За этим последовал другой и третий. Наконец Билли вздохнула.
– Этот последний, – неохотно объявила она. – Я совершенно охрипла и могу только каркать.
– Правда? Вы все равно очень хорошо поете, – ответил Аркрайт.
– Спасибо, – улыбнулась Билли, – это очень мило с вашей стороны. А других тут все равно нет. Расскажите мне о себе. Я так и не успела вас спросить… правда ли, что Мэри Джейн собирается учиться в Гранд-опера?
Аркрайт рассмеялся и пожал плечами.
– Да, но, как я говорил Калдервеллу, она, скорее всего, предпочтет водевиль.
– Калдервеллу? Вы имеете в виду Хью Калдервелла? – Билли немного покраснела.
Аркрайт неловко усмехнулся. Он не хотел упоминать этого имени:
– Да, – он немного помедлил, а потом безрассудно признался: – Прошлым летом мы объездили с ним половину Европы.
– Правда? – Билли пересела поближе к камину. – Но как это объясняет ваши дальнейшие планы? – поспешно продолжила она. – Вы, конечно же, учились и раньше, это понятно по вашему голосу.
– Да, я несколько лет учился пению и год или два пел в церкви, не считая некоторого количества концертов.
– Вы уже сделали что-то здесь?
– Д-да, я ходил на прослушивание.
Билли обрадовалась:
– Вы, конечно, всем понравились?
– Не сказал бы, – рассмеялся Аркрайт.
– Ну тогда я скажу, – убежденно заявила Билли, – ваш голос не может не нравиться.
Аркрайт снова рассмеялся. Он не хотел говорить, насколько он на самом деле всем понравился. Его хвалили так, что он не решился бы повторить эти слова даже заинтересованной в нем девушке, восторженной и добросердечной.
– Спасибо, – вот и все, что он сказал.
Билли даже слегка подпрыгнула в кресле.
– И вы сразу начнете учить роли?
– Я уже начал… в некотором роде… еще до приезда.
– Правда? Как хорошо! Значит, вы будете выступать в Бостонской опере и мы все пойдем вас слушать! Замечательно! Жду не дождусь!
Аркрайт опять засмеялся, но глаза его лучились удовольствием.
– По-моему, вы опережаете события, – сказал он.
– Но они же выпускают студентов на сцену, – возразила Билли, – я знаю девушку, которая в прошлом году пела в «Аиде» [15], а она была студенткой. Сначала она пела на воскресном концерте, а потом – в субботу вечером. И пела она очень хорошо, так что потом ей позволили выступить на абонементном концерте. Вы тоже очень скоро выйдете на сцену!
– Спасибо. Вот бы тем, кто имеет власть над моей судьбой, ваш энтузиазм, – улыбнулся он.
– Я совершенно за вас не беспокоюсь, – сказала Билли. – Только, пожалуйста, не выходите на сцену слишком скоро, подождите хотя бы свадьбы, – весело добавила она, – до этого момента мы будем слишком заняты, чтобы уделить вам заслуженное внимание.
Лицо Аркрайта омрачилось.
– Свадьбы? – тихо спросил он.
– Да. А вы не знали? Моя подруга мисс Хоторн выходит замуж за мистера Сирила Хеншоу через месяц.
Ее собеседник расслабился.
– Ах, мисс Хоторн! Я не знал, – сказал он, а потом спросил с видимым удивлением: – За мистера Сирила? Музыканта?
– Да. Вы, кажется, удивлены?
– Удивлен, – Аркрайт помедлил, а потом резко продолжил: – Понимаете, не далее как в прошлом сентября Калдервелл говорил мне, что братья Хеншоу не из тех, кто женится. Разумеется, я удивлен, – с этими словами он встал, собираясь прощаться.
Билли вдруг залилась алым.
– Тогда вы должны узнать, что…
– Что он, конечно же, мог и передумать, – весело сказал Аркрайт, приходя ей на помощь: смущение не позволило ей закончить фразу. – Но Калдервелл так выразительно охарактеризовал их всех. Он сказал, что сердце Уильяма мертво уже много лет, у Сирила его вообще нет, а Бертрам…
– Но, мистер Аркрайт, Бертрам… – Билли облизнула губы и попыталась не позволить Аркрайту продолжить, но снова ничего не сказала, и ей снова пришлось выслушать совсем другое заключение из уст сидящего рядом человека.
– Он художник, – сказал Аркрайт. – Калдервелл заявил, что его может заинтересовать только наклон подбородка или цвет щеки, которые он захочет нарисовать.
Билли вздрогнула и побледнела. Разве могла она сказать, что помолвлена с Бертрамом Хеншоу? Вскоре Аркрайт обнаружит это сам и, может быть, как и Хью Калдервелл, подумает, что все дело в изгибе ее шеи или…
Билли гордо подняла голову и протянула руку, прощаясь.
Глава IXКовер, картина и испуганная девушка
Наступил День благодарения. Снова братья Хеншоу пригласили Билли и тетю Ханну провести с ними целый день. На сей раз, впрочем, присутствовала и еще одна гостья – Мари Хоторн.
Какой же это был прекрасный день для всех и для всего! Во-первых, сама Страта: от кухни Дон Линга в подвале до владений Сирила на верхнем этаже весь дом блестел, вычищенный старыми, но прилежными руками Пита. В гостиной, в комнате Бертрама и в его мастерской стояли огромные букеты розовых роз, смягчавшие мрачную торжественность старой мебели. Перед огнем лежала и щурила сонные желтые глаза стройная серая кошка, украшенная огромным бантом, в точности совпадавшим по цвету с розами (Бертрам лично проследил за этим). В мастерской Бертрама последнее «Лицо девушки» уступило место целой группе холстов и декоративных тарелок, на каждой из которых была изображена Билли Нельсон. Наверху, где сокровища Уильяма хаотически заполняли полки и шкафы, почетное место было отдано небольшому квадрату черного бархата, на котором покоилась пара затейливых эмалевых зеркальных ручек из Баттерси. В комнатах Сирила, обычно аскетически-строгих, появились красивый восточный ковер и кресла в мягких чехлах – теперь тут принимался во внимание и еще чей-то вкус.
Когда дамы позвонили в дверь, Пит впустил их с такой быстротой, что можно было бы предположить, будто он тайком подсматривал в окно. На лице Пита боролись невозмутимость, соответствующая его высокому положению, и восторг при виде гостей. Невозмутимость выдержала дружеское приветствие миссис Стетсон, но пала, когда Билли Нельсон радостно сказала:
– Доброе утро, Пит!
– Боже ты мой, как приятно снова вас видеть. – Восторг занял господствующие позиции.
– Скоро она переберется сюда насовсем, Пит, – улыбнулся старший Хеншоу, спеша к гостям.
– Хорошо бы прямо сейчас, – прошептал Бертрам, который, несмотря на спешку Уильяма, добрался до Билли первым.
С лестницы послышался звук, который издают ноги в тапочках.
– Ковер привезли и занавески тоже, – сообщил «хозяйский» голос, в котором мало кто узнал бы голос Сирила Хеншоу. – Вам непременно нужно на них посмотреть после обеда, – голос, очевидно, обращался ко всем, но глаза обладателя голоса видели только светловолосую девушку, которая стояла в тени за спиной Билли и оглядывалась вокруг с некоторым страхом.
– Я же раньше никогда не бывала в твоем доме, – объяснила Мари Хоторн тихо, дрожащим голосом, когда Сирил помог ей снять манто.
В комнате Бертрама, когда гости и хозяева разместились у окна, проснулась серая кошка, лениво потянулась и снисходительно посмотрела на людей.
– Иди-ка сюда, Спунки! – велела Билли, поманив к себе ленивое создание. – Спунки, когда я стану твоей хозяйкой, тебе придется сменить либо имя, либо поведение. Такая ленивая и независимая кошка никак не сможет заменить моего маленького резвого Спунка!
Все засмеялись. Уильям гордо посмотрел на свою юную тезку и сказал:
– По-моему, Спунки нисколько не встревожилась. – Тем временем кошка вспрыгнула на колени Билли так, как будто это было ее обычное место. Бертраму это показалось восхитительным. Он смотрел на Билли еще с большей гордостью, чем его брат.
– По-моему, никто здесь не тревожится, – тихо сказал он.
Билли улыбнулась.
– Мне кажется, вам стоило бы тревожиться раньше, – сказала она. – Подумать только, какая я была несносная поначалу!
Сияющее лицо Уильяма слегка омрачилось.
– Это все придумала Кейт! – резко сказал он.
Билли покачала головой.
– Не думаю, – возразила она. – Теперь мне кажется, что я могла вас расстроить… несколько раз. Например, я уверена, что мешала Бертраму работать.
– Ты меня вдохновляла, – поправил ее Бертрам. – Подумай только, сколько раз ты мне позировала.
На лицо Билли на мгновение легла тень, но сразу же пропала – ее возлюбленный не успел ничего заметить.
– И я знаю, что мучила Сирила, – Билли обратилась к нему.
– Ну, я признаю, что порой ты мне здорово мешала, – почти со своей прежней спокойной грубостью ответил он.
– Ерунда! – заявил Уильям. – Ты всегда приносила в этот дом только радость, Билли, дорогая моя, так будет и дальше.
– Спасибо, – скромно сказала Билли, – я буду это помнить на тот случай, когда мы с Питом поспорим из-за украшения стола, а Дон Лингу не понравится, какой суп я заказала.
Бертрам встревожился.
– Билли, – тихо сказал он, пока остальные смеялись над ее замечанием, – если хочешь, мы можем уволить Пита и Дон Линга.
– Уволить? – возмущенно спросила Билли. – Конечно нет!
– Но Пит уже стар, а…
– Да, и где же он состарился? На кого он работал те пятьдесят лет, пока старел? Разумеется, Пит останется в этом доме, пока сам не захочет уйти. А что до Дон Линга…
Повинуясь внезапному жесту Бертрама, она замолчала. Подняв глаза, она увидела Пита.
– Обед подан, сэр, – объявил старый дворецкий, глядя на хозяина.
Уильям поспешно встал и подал руку тете Ханне.
– Уверен, мы все умираем с голоду, – сказал он.
Обед был хорош и отлично сервирован. Да и как могло быть по-другому: Дон Линг на кухне и Пит в столовой старались изо всех сил. Но даже если бы индейка была жесткой, как подошва, а пироги начинили бы опилками вместо вкуснейшей начинки, четверо из присутствовавших за столом вряд ли бы это заметили. Сирил и Мари обсуждали, куда поставить новый буфет, а Бертрам и Билли говорили о следующем Дне благодарения, когда, по словам Бертрама, в Страте воцарится «самая милая хозяйка на земле». Какое значение могли иметь в этих обстоятельствах нежность индейки и вкус начинки для пирогов! Впрочем, для тети Ханны и Уильяма это было достаточно важно, так что им повезло, что обед удался.