– Если бы вы только согласились! – воскликнула Билли. – Мы были бы счастливы!
– Ну, – сказал Аркрайт, глядя в сияющее лицо Билли, – как я уже говорил, полагаю, что сумею это сделать, учитывая обстоятельства.
– Спасибо! Как все чудесно устроилось! – улыбнулась Билли и неосознанно погладила Алису Грегори по руке.
Для Билли «обстоятельствами» Аркрайта было присутствие Алисы Грегори в качестве аккомпаниатора. Билли бы очень удивилась и встревожилась, узнав, что для Аркрайта «обстоятельством» была она сама и ее участие в оперетте, ее присутствие на репетициях и намек на дружбу, если не на что-то другое.
Глава XXIIIЦель и Бертрам
Наступил февраль. Премьеру оперетты, над которой Билли столько трудилась, назначили на двадцатое. Выставка, к которой Бертрам готовил четыре картины, открывалась шестнадцатого, а накануне устраивали закрытый просмотр для нескольких друзей.
Одиннадцатого февраля миссис Грегори и ее дочь прибыли в Гнездо с десятидневным визитом. Только после множества просьб и споров Билли смогла их уговорить.
– Милые мои, – сказала Билли наконец, – только послушайте. Последние десять дней перед премьерой у нас предвидятся бесконечные репетиции, которые будут начинаться в любое время и длиться столько, сколько потребуется. Мисс Грегори, вы, разумеется, должны присутствовать на всех, и вам несколько раз придется оставаться на ночь. Вам, миссис Грегори, не следует оставаться одной. Не существует ни одной разумной причины, по которой вы обе не можете переехать ко мне на эти десять дней, и я просто-напросто обижусь, если вы не примете моего приглашения.
– Но у меня ученики! – возразила Алиса Грегори.
– Вы можете ездить на уроки из моего дома, а если вы немного смените расписание на эти десять дней, то наверняка сможете назначить их один за другим, чтобы ездить на несколько уроков за раз. А ваша матушка чудесно проведет время, научив тетю Ханну вязать новую шаль. Вам не придется за нее беспокоиться.
В конце концов именно то удовольствие от визита, которое получила бы миссис Грегори, стало последней каплей, склонившей чашу весов.
Таким образом, одиннадцатого февраля Алиса Грегори и ее мать прибыли в Гнездо в компании однажды облитых презрением Пегги и Мэри Джейн.
С самой первой встречи Алисы Грегори и Аркрайта Билли серьезно страдала из-за поведения молодых людей. Она мрачно говорила себе, что ничего не может с этим поделать. Они вели себя очень любезно, но было совершенно очевидно, что им неуютно вместе. Билли, к своему удивлению, вынуждена была признать, что Аркрайт не воспользовался «обстоятельствами», хотя они были весьма благоприятны. Эти двое церемонно называли друг друга мистер Аркрайт и мисс Грегори, но это, разумеется, ничего не значило.
– Наверняка вы ни разу не называли его Мэри Джейн, – весело сказала Билли как-то.
– Мэри Джейн? Мистера Аркрайта? Нет, конечно нет, – ответила мисс Грегори со странной улыбкой, а потом добавила после паузы: – Кажется, так звали его братья и сестры.
– Да, я знаю, – засмеялась Билли, – мы сначала даже подумали, что это и в самом деле Мэри Джейн. – И она рассказала историю появления молодого человека. – Сами понимаете, – закончила она, когда Алиса Грегори прекратила смеяться, – что для нас он навсегда останется Мэри Джейн. Между прочим, а как его зовут?
Мисс Грегори удивилась.
– Его… – она осеклась. – Он вам этого так и не сказал? – спросила она.
Билли задрала подбородок.
– Нет. Он предложил нам догадаться. Мы очень долго гадали, придумали даже Мафусаила Джона, но он утверждает, что мы так и не приблизились к правде.
– Мафусаил Джон! Отлично! – весело рассмеялась Алиса.
– Я уверена, что это красивое и солидное имя, – заявила Билли, все еще задирая подбородок. – А как все-таки его зовут, если не Мафусаил Джон?
Алиса Грегори покачала головой. Судя по всему, она тоже умела быть твердой и, улыбаясь, сказала:
– Если он вам не сказал, то и я не скажу. Придется вам узнать у него.
– В конце концов, я могу и дальше звать его Мэри Джейн, – мрачно сказала Билли.
И все это никак не приближало Билли к цели, к которой она так стремилась – к воссоединению двух любящих сердец. Однажды ей пришло в голову, что, возможно, они вовсе не любят друг друга и не хотят воссоединяться. При этой тревожной мысли Билли решила дойти почти до самого конца. Она поговорит с миссис Грегори, если представится такая возможность. К счастью, через день или два после приезда их семьи миссис Грегори случайно обмолвилась об Аркрайте и своей дочери, дав Билли возможность узнать.
– Мистер Аркрайт говорил, что они давно знакомы, – осторожно начала Билли.
– Да.
Тихий вежливый односложный ответ показался ей не слишком многообещающим, но Билли, твердо убежденная, что она права, двинулась дальше.
– Мне кажется, это так романтично… Эта случайная встреча, – прошептала она. – У них же был роман, миссис Грегори? Я сердцем чувствую, что был!
Билли задержала дыхание. Именно это она и собиралась сказать, но произнесенные вслух слова показались очень страшными, особенно для миссис Грегори. Потом Билли вспомнила о своей Цели и собралась с силами. Слово «Цель» Билли мысленно произносила с прописной буквы.
Примерно минуту миссис Грегори не отвечала. Эта минута показалась Билли такой долгой, что она еле дышала, а Цель неожиданно превратилась в ДЕРЗОСТЬ, написанную одними прописными буквами. Потом миссис Грегори заговорила медленно и грустно.
– Я не стану скрывать от вас, что когда-то надеялась на роман между ними. Они были лучшими друзьями и великолепно подходили друг к другу – у них были общие вкусы и похожий темперамент. Я думала, что между ними все уже сказано, хотя о помолвке не было речи, когда… – миссис Грегори замолчала и облизала губы. Когда она заговорила снова, в ее голосе появились строгие ноты, знакомые Билли по первому знакомству с этой семьей. – Я полагаю, мистер Аркрайт рассказывал вам, что наша жизнь сильно изменилась, и мы были вынуждены искать новый дом и привыкать к новому укладу жизни. Естественно, при таких изменениях старые друзья и старая любовь тоже меняются.
– Но, миссис Грегори, – неуверенно сказала Билли, – я думаю, что мистер Аркрайт хотел бы… – ее прервали жестом.
– Мистер Аркрайт – джентльмен и всегда был очень добр, – холодно прервала ее пожилая леди, – но дочь судьи Грегори никогда не останется там, где ей придется извиняться за своего отца. А теперь, дорогая мисс Нельсон, оставим эту тему, – попросила она дрогнувшим голосом.
– Конечно, конечно! – воскликнула Билли, обрадовавшись про себя.
Теперь она все поняла. Аркрайт и Алиса Грегори были близки к тому, чтобы влюбиться друг в друга, когда обвинения в адрес судьи отчаянно унизили его семью. Тогда, по словам самого Аркрайта, две женщины стали затворницами, отказывали во встречах друзьям и уехали из города. Тогда и разорвалась связь между Алисой Грегори и Аркрайтом. Но для Алисы хуже всего была связь с человеком, перед которым, возможно, пришлось бы извиняться за отца. Об этом и говорила миссис Грегори, и Билли это очень радовало.
Разве теперь не становится все ясно? Разве не могла она – если получится – принести счастье туда, где раньше царило горе? И разве тяжело будет разжечь былое пламя, заставить отдалившиеся сердца вновь забиться в унисон?
Цель перестала быть ДЕРЗОСТЬЮ, написанной огромными буквами. Она стала сверкающим маяком, ведущим прямо к победе.
Перед сном Билли строила планы, как свести Алису Грегори и Аркрайта, чтобы это выглядело естественно. «Совершенно случайно, вы же понимаете», – сказала она самой себе в темноте.
Так получилось, что в этот самый момент Бертрам Хеншоу, пребывавший в трех-четырех милях от Билли, в Страте, не мог заснуть. Он лежал в постели, и мысли его были мрачными. В эти дни, а точнее – ночи, к нему часто приходили мрачные мысли. Он говорил себе, что это совершенно естественно – конечно же! – что Билли проводит столько времени с Аркрайтом и его друзьями, Грегори.
Причиной тому были новые песни и репетиции оперетты. И все же в глубине своей испуганной души он полагал, что Аркрайт, Грегори и оперетта – это Музыка, а музыка – соперник, который идет по его следам.
В поведении Билли по отношению к нему Бертрам не находил никакого изъяна. Она всегда была мила, любезна, нежна, выслушивала рассказы о его работе, утверждала, что он обязательно преуспеет. Она даже сказала (иногда он припоминал это с некоторым раздражением), что он принадлежит Искусству больше, чем себе, а когда он с негодованием возразил, она только рассмеялась и поцеловала его, заметив, что ему стоило бы выслушать мнение его сестры Кейт на эту тему. Как будто его волновало мнение Кейт на любую тему, касающуюся его и Билли!
Однажды, терзаемый ревностью и страшно уставший от того, что их постоянно отрывают друг от друга, он пожаловался вслух.
– Билли, это даже хуже, чем свадьба Мари, – заявил он, – тогда были скатерти и салфетки, которые можно скинуть в кресло. А теперь то девушка, которой нужно репетировать, то дама, которой необходим новый парик, то телефонный звонок с сообщением, что сопрано опять поссорились! Я уже ненавижу эту оперетту!
Билли засмеялась, а потом расстроилась.
– Я понимаю, милый, это мне тоже не нравится. Я бы очень хотела, чтобы они оставили меня в покое, когда я провожу время с тобой. Но оперетта получится прекрасной, и ты сам это поймешь, когда увидишь. Представление будет иметь успех. Я так говорю только потому, что у меня очень маленькая роль. Я уверена, что мы заработаем кучу денег для приюта.
– Ты же совсем себя замучаешь! – рассердился Бертрам.
– Ерунда! Мне это нравится. Кроме того, пока я занята, я не звоню тебе с приглашениями развлечь меня. Просто подумай, сколько у тебя остается времени на работу!
– Мне это не нужно! – поклялся Бертрам.
– А работе? – Билли продемонстрировала ямочки на щеках. – Не обращай внимания, все кончится двадцатого. Это не репетиция, в отличие от свадьбы Мари, – спокойно сказала она.