Бертрам не писал ей вообще. Уильям написал дважды: два грустных, озадаченных письма со множеством вопросов, на которые было очень сложно ответить.
От Мари приходили похожие письма. Самыми веселыми были письма Алисы Грегори. К тому же в них содержалось единственное утешение, которое было у Билли в эти недели: из них становилось очевидно, что сердце Аркрайта оживает и что Алиса Грегори стала лучшим бальзамом для его уязвленных чувств. Из этих писем Билли также узнала, что честь судьи Грегори полностью восстановлена и, как Билли говорила тете Ханне, «любой может сложить два и два и получить четыре».
В восемь часов дождливым июльским вечером Билли и тетя Ханна вернулись в Гнездо, и в пятнадцать минут девятого тетю Ханну позвали к телефону. Вернувшись к Билли, она плакала и ломала руки.
Билли бросилась к ней.
– Тетя Ханна, что такое? Что случилось?
Тетя Ханна упала в кресло, не переставая рыдать.
– Билли, я не знаю, как рассказать это тебе, – стонала она.
– Тетя Ханна, расскажите. Что случилось?
– Билли, Билли, я не могу.
– Придется! Что такое, тетя Ханна?
– Б-бертрам…
– Бертрам! – лицо Билли посерело. – Говорите немедленно, что случилось.
Вместо ответа тетя Ханна закрыла лицо руками и заплакала навзрыд. Билли, совершенно вышедшая из себя от ужаса и боли, рухнула на колени рядом с ней.
– Тетя Ханна, вы должны мне все сказать!
– Я не могу, Билли. Бертрам… Бертрам ранен, – истерически выкрикнула тетя Ханна.
– Ранен? Как?
– Я не знаю. Мне рассказал Пит.
– Пит!
– Да. Роза сказала ему, что мы приезжаем, и он телефонировал мне. Он сказал, что, может быть, я смогу что-нибудь сделать, поэтому Пит мне рассказал.
– Да-да, но что он рассказал?
– Что он ранен.
– Как?
– Я не расслышала, но думаю, что это была авария, автомобильная. Билли, Билли, Пит сказал, что у него повреждена рука, правая, и он, может быть, никогда больше не сможет рисовать.
– Господи! – Билли дернулась, как будто эти слова ее ударили. – Только не это, тетя Ханна, только не это.
– Так сказал Пит. Я не уверена, но я так услышала. И, Билли, он был без сознания. А может быть, и до сих пор без сознания. Пит говорит, что он зовет тебя.
– Меня? – лицо Билли вдруг изменилось.
– Да. Он снова и снова звал тебя, пока был без сознания, поэтому Пит мне и сказал, что не совсем понимает, что случилось, не верит, что между вами в самом деле что-то пошло не так, и что ты тоже в это не поверишь, если услышишь его и поймешь, как он тебя любит. Билли!
Билли встала и бросилась к электрическому звонку, призывающему Розу. Ее лицо озарилось. В следующее мгновение появилась Роза.
– Вели Джону немедленно приготовить Пегги, – приказала хозяйка.
– Билли! – воскликнула тетя Ханна, когда служанка убежала. Билли дрожащими пальцами надевала шляпку, которую только что сняла. – Билли, что ты собираешься сделать?
Билли удивилась:
– Разумеется, я еду к Бертраму.
– К Бертраму? Но ведь почти половина девятого, дитя мое, и к тому же идет дождь.
– Но я нужна Бертраму! – воскликнула Билли. – Какое мне теперь дело до дождя?
– Святые угодники! – взвыла тетя Ханна, снова заламывая руки.
Билли нашла пальто. Тетя Ханна всполошилась.
– Билли, не могла бы ты подождать до завтра? – пискнула она, слабо протягивая руку.
– До завтра? – в голосе Билли звучало глубочайшее презрение. – Ждать до завтра после всего, что случилось? Я же говорю, что нужна Бертраму, – Билли надела перчатки.
– Но, милая, ты же сама разорвала помолвку и теперь собираешься ехать к нему вечером, вот так…
Билли подняла голову. Ее глаза сияли. Ее лицо светилось от гордости и любви.
– Это было раньше. Я не знала. Я нужна ему, тетя Ханна. Вы разве не слышали? Он меня любит. И теперь я не буду ему мешать, раз он больше не сможет рисовать… – Билли осеклась, на глазах у нее выступили слезы, но она не опустила головы. – Я еду к Бертраму!
Тетя Ханна неловко поднялась на ноги и взяла со стула капор и пальто.
– Вы тоже поедете? – рассеянно спросила Билли, выглядывая в окне свой автомобиль.
– Поеду ли я? – негодующе спросила тетя Ханна. – Ты думаешь, я отпущу тебя одну, на ночь глядя, по такому делу?
– Не знаю, честно говоря. – Билли смотрела в дождь.
– Не знает она! Святые угодники! – завопила тетя Ханна, криво нахлобучивая капор.
Но Билли не ответила. Она прижималась лицом к оконному стеклу.
Глава XXXIIIБертрам принимает командование
Пит торжественно, с величайшим достоинством открыл дверь. В следующее мгновение он отпрянул, когда в дом влетела молодая женщина с горящими глазами и алыми щеками:
– Где он, Пит?
– Мисс Билли! – воскликнул старик. Затем он увидел тетю Ханну – тетю Ханну в капоре набекрень, в одной перчатке, надетой наизнанку – вторая рука была голая. Щеки тети Ханны тоже алели, а глаза горели, но от тревоги и гнева – гнева, потому что ей не понравилось, как Пит произнес имя мисс Билли. Одно дело, когда она возражала против приезда Билли сюда, и совсем другое, когда это делает Пит.
– Разумеется, это она, – злобно сказала тетя Ханна. – Это не ты ли заставил ее сюда приехать своими дикими посланиями на ночь глядя?
– Пит, где он? – вмешалась Билли. – Скажи мистеру Бертраму, что я приехала… Хотя нет, подожди. Я войду сама и удивлю его.
– Билли! – на этот раз беспомощный вскрик исходил от тети Ханны.
Пит уже пришел в себя и даже взглядом не удостоил тетю Ханну. Он весь сиял.
– Мисс Билли, мисс Билли, вы словно ангел, спустившийся с небес. Как я рад, что вы приехали. Теперь все будет хорошо. Он у себя в комнате, мисс Билли.
Билли не успела сделать и шага к двери, когда негодующий оклик тети Ханны остановил ее:
– Билли, стой! Ты не ангел, а молодая девушка и совершенно сумасшедшая. Не знаю уж, как ведут себя ангелы, но молодые девушки не заходят в комнаты к мужчинам без объявления и без компаньонки. Пит, сообщи своему хозяину, что мы здесь, и спроси, примет ли он нас.
Пит скривился. Слова «мы» и «нас» не прошли мимо его ушей, однако ответил он необычайно серьезно:
– Мистер Бертрам еще не спит и он одет, мэм. Он в своей комнате. Я ему сообщу.
И Пит, снова сделавшись образцовым дворецким, прошел к двери Бертрама и распахнул ее.
Напротив двери, на низкой кушетке, лежал Бертрам с забинтованной головой и рукой на перевязи. Глаза у него были закрыты. Он был очень бледен, черты его лица обострило страдание.
– Мистер Бертрам, – начал Пит, но больше не успел сказать ничего. Мимо него стремительно пронеслась таинственная фигура и бросилась на колени у кушетки, тихо вскрикнув.
Бертрам раскрыл глаза. Лицо его осветилось такой невозможной радостью, что Пит громко всхлипнул и ретировался в кухню. Минутой позже Дон Линг увидел, как он полирует серебряную чайную ложку салфеткой с бахромой. Наверху тетя Ханна рыдала в серый льняной плащ Бертрама, который висел на вешалке в коридоре – носовой платок тети Ханны остался лежать на полу в Гнезде.
Ни Билли, ни Бертрам не знали, что произошло с Питом и тетей Ханной. Впрочем, их это и не волновало. В их мире осталось только два человека. Два человека и невыразимое, невероятное, огромное счастье и умиротворение.
Постепенно они поняли, что с ними произошло что-то странное и малообъяснимое.
– Любовь моя, что значит твое появление? – спросил Бертрам.
Как будто чтобы убедиться, что она действительно здесь, Бертрам притянул ее еще ближе к себе. Как хорошо, что у него еще оставалась одна рабочая рука. Билли, стоявшая у кушетки на коленях, со вздохом пристроила голову на эту руку.
– Как только сегодня я узнала, что ты меня любишь, то немедленно приехала, – объяснила она.
– Милая! Это… – тут Бертрам замолчал и наморщил лоб под повязкой. – Как только ты узнала? Ты разве сомневалась хоть когда-нибудь, что я тебя люблю?
Билли удивилась.
– Бертрам, а ты разве не знаешь? Когда ты так беспокоился, у тебя не получилась картина, и я узнала, что ты беспокоишься из-за меня, то…
– Что? – напряженно спросил Бертрам.
– Ну, понимаешь… – с запинкой сказала Билли, – я не могла не подумать, что ты, может быть, разлюбил меня.
– Разлюбил тебя! – воскликнул Бертрам, немного расслабляясь. – Могу ли я спросить, что навело тебя на такие мысли?
– Я не могу точно сказать, – покраснела Билли, – то есть я думала про мисс Уинтроп, ну ты понимаешь, или о том, что ты вообще не можешь полюбить женщину иначе, чем как модель. Бертрам! Пит нам все сказал! – тут она залилась слезами.
– Пит сказал, что я не могу полюбить женщину не как модель? – сердито и непонимающе переспросил Бертрам.
– Нет, – всхлипывала Билли, – это говорили мне все остальные. Пит рассказал тете Ханне о несчастном случае, и он сказал, сказал… Бертрам! Я не могу это повторить. Но именно поэтому я поняла, что могу приехать, потому что я больше не буду тебе мешать, не убью твое Искусство и не сделаю всех остальных ужасных вещей, раз уж ты больше не сможешь рисовать, – закончила Билли и разрыдалась.
– Тихо, тихо, милая, – успокоил ее Бертрам, поглаживая бронзово-золотистую голову. – Я не представляю, о чем ты говоришь, если не считать последних слов, но я уверен, что нет ни одного повода так рыдать. Что до того, что я не смогу больше рисовать, то ты неправильно поняла Пита. Поначалу все боялись, что я потеряю руку, но теперь опасность миновала. Мне становится лучше. Конечно, я буду рисовать, и теперь я буду рисовать намного лучше.
Билли подняла голову. В глазах у нее мелькнул ужас.
Она отодвинулась от Бертрама.
– Господи, Билли! – обиженно воскликнул он. – Ты что, жалеешь, что я смогу рисовать снова?
– Нет, Бертрам, конечно, нет, – сказала она, испуганно глядя на него. – Дело во мне. Теперь я уже не смогу уйти, и ты тоже, после всего этого, даже если я буду тебе мешать, и…