– Мешать мне? Билли, ты о чем?
Билли вздохнула.
– Ну для начала, Кейт сказала…
– Святые небеса! И тут виновата Кейт! – зло спросил Бертрам.
– Она написала мне письмо.
– Уверен, что написала! Господи, Билли, ты еще не поняла, что представляет собой Кейт?
– Да, я тоже так решила. Но, Бертрам, она написала чистую правду. Мне потом постоянно попадалось это на глаза в газетах и журналах, и даже Мари говорит то же самое.
– Хм! Милая моя, я не знаю, что ты такое там нашла, но я уверен, что тебе бы ничего подобного и в голову не пришло, если бы не Кейт. Хотел бы я посмотреть ей в глаза!
Билли истерически захихикала.
– А я нет. По крайне мере, не сейчас, – проворковала она, снова пристраивая голову на плечо возлюбленного. – Ты же знаешь, милый, что она никогда не одобряла наш брак.
– А кто женится? Она или я?
– Я тоже так подумала, только другими словами, – вздохнула Билли, – но она назвала нас парой стрекоз и сказала, что я разрушу твою карьеру, если выйду за тебя замуж.
– Я могу совершенно точно сказать тебе, что ты ее разрушишь, если не выйдешь за меня замуж, – заверил Бертрам. – Именно это терзало меня все время, пока я писал тот никчемный портрет. Я так боялся потерять тебя.
– Потерять меня! Бертрам Хеншоу, вы о чем?
Бертрам слегка покраснел.
– Я полагаю, что теперь могу признаться. Я сходил с ума от ревности к Аркрайту.
Билли весело засмеялась, но не стала смотреть Бертраму в глаза.
– Аркрайту? Какая чепуха! – воскликнула она. – Он собирается жениться на Алисе Грегори. Я в этом уверена! Из ее писем это ясно как день! Она только о нем и пишет.
– И ты никогда, ни одной минуты не была влюблена в него?
Бертрам со страхом следил за Билли. От него не укрылось, что она на мгновение прикрыла глаза. Но потом Билли посмотрела ему прямо в лицо – честным, искренним взглядом.
– Никогда, – твердо сказала она (как хорошо, что Бертрам спросил об ее чувствах, а не о чувствах Аркрайта), – для меня не существует никого, кроме тебя.
– Слава богу, – выдохнул Бертрам и притянул ее к себе.
Через минуту Билли завозилась и радостно вздохнула.
– Почему влюбленные вечно воображают всякую ерунду? – прошептала она.
– Да уж.
– Видишь, я никогда не была влюблена в мистера Аркрайта.
– Надеюсь.
– А ты тоже не был влюблен в мисс Уинтроп?
– Что?! – взорвался Бертрам. – Ты что, серьезно…
Билли прижала палец к его губам.
– Давай не будем забывать, что у стен есть уши, – лукаво напомнила она.
Бертрам поцеловал палец и подчинился, сказав только:
– Хм!
Они долго молчали, а потом Билли шепотом спросила:
– А ты же любишь меня не только как модель?
– А это еще что? Опять Кейт? – мрачно спросил Бертрам.
Билли засмеялась.
– Нет, то есть, это она тоже говорила, но, понимаешь, все мне об этом рассказывают, Бертрам, и именно поэтому я так нервничаю, когда ты говоришь о моем подбородке или о чем-то в этом роде.
– Господи! – выдохнул Бертрам.
Они снова замолчали. Потом Бертрам ожил.
– Билли, я собираюсь жениться на тебе завтра, – решительно заявил он.
Билли, испугавшись, немедленно села прямо.
– Бертарм! Это абсурд!
– Возможно. Но не представляю, как я теперь могу упустить тебя из виду хотя бы на секунду. Ты что-нибудь прочитаешь или услышишь, или получишь письмо от Кейт завтра за завтраком и снова решишь меня «спасти», когда я совершенно не желаю быть спасенным. Я женюсь на тебе завтра. Я… – он вдруг нахмурился. – Чертов закон! Я совсем забыл, Билли. Мне придется отпустить тебя на целых пять дней. Закон о лицензиях изменился. Нам придется подождать пять дней, а может быть, и больше, учитывая все объявления и все такое.
Билли тихо засмеялась.
– Пять дней, в самом деле? А вы, сэр, спросили, готова ли я выйти замуж через пять дней?
– А я не хочу, чтобы ты готовилась, – немедленно ответил Бертрам. – Я видел, как готовилась Мари, и мне этого хватит. Если тебе действительно нужны мили скатертей, салфеток, дорожек и кружевных оборок, займись ими после свадьбы, а не до.
– Но…
– Кроме того, я надеюсь, что ты сможешь за мной ухаживать, – ввернул Бертрам.
– Бертрам, ты серьезно?
Бертрам был достаточно внимателен, чтобы заметить нежность, которой осветилось лицо Билли, и та сказала ему все без слов.
– Смотри, милая, – тихо сказал он, прижимая ее к себе здоровой левой рукой. И он немедленно начал ей доказывать, как сильно в ней нуждается.
Через некоторое время раздался горестный голос тети Ханны:
– Билли, дорогая моя, нам пора домой. А еще Уильям хочет с тобой поговорить.
Билли встала, как только тетя Ханна вошла в комнату.
– Да, тетя Ханна, я иду, – она весело взглянула на Бертрама. – Мне придется потрудиться, чтобы успеть подготовиться к свадьбе.
– К свадьбе! Ты хочешь сказать, что она состоится раньше октября? – тетя Ханна нерешительно смотрела то на одного, то на другого. Что-то в их улыбающихся лицах вызвало у нее подозрения.
– Да, – спокойно кивнула Билли, – она состоится в следующий вторник.
– Во вторник! Да ведь всего неделя осталась! – ужаснулась тетя Ханна.
– Да, неделя.
– Но, дитя мое, твое приданое… Свадьба… Неделя… – дальше тетя Ханна говорить уже не могла.
– Да, я согласен, ждать еще долго, – вставил Бертрам, – мы хотели пожениться завтра, но придется подождать из-за нового закона о лицензиях. Иначе мы, конечно, управились бы побыстрее…
Но тетя Ханна уже убежала, воскликнув:
– Долго! Святые угодники! Уильям! – она вылетела из комнаты.
– Это и в самом деле долго, – подтвердил Бертрам, протягивая Билли руку на прощание и глядя на нее нежным взглядом.
Мисс Билли замужем
Глава IРазные мнения и свадьба
– Я, Бертрам, беру тебя, Билли, – сказал священник в белом облачении.
– Я, Бертрам, беру тебя, Билли, – повторил высокий молодой жених, глядя на невесту серьезно и нежно.
– В законные жены.
– В законные жены, – голос жениха дрожал. – Чтобы всегда быть вместе, – теперь в его голосе звучали торжество и сила.
– В радости и горе.
– В радости и горе.
– В богатстве и бедности, – тянул священник, явно уставший от бесконечных повторений.
– В богатстве и бедности, – поклялся жених с решительностью человека, для которого эти слова были новы и очень важны.
– В здравии и болезни.
– В здравии и болезни.
– Обещаю любить и уважать тебя.
– Обещаю любить и уважать тебя, – голос стал бесконечно нежным.
– Пока смерть не разлучит нас.
– Пока смерть не разлучит нас, – повторили губы жениха. Все понимали, что сердце его при этом говорило: «Сейчас и вовеки веков».
– По Божьему установлению.
– По Божьему установлению.
– Я вручаю тебе свою верность.
– Я вручаю тебе свою верность.
В комнате зашевелились. В одном углу седоволосая дама смахнула слезы с глаз и подтянула повыше пушистую белую шаль. Снова зазвучал голос священника.
– Я, Билли, беру тебя, Бертрам.
– Я, Билли, беру тебя, Бертрам.
На этот раз повторял слова женский голос, тихий и нежный, но очень ясный и звенящий радостной уверенностью. Одна за другой звучали всем знакомые, но такие трогательные фразы службы, которая вручает одному мужчине и одной женщине будущее счастье.
Свадьба состоялась в полдень. Вечером миссис Кейт Хартвелл, сестра жениха, написала такое письмо:
«Бостон, 15 июля.
Мой дорогой супруг. Все миновало, и они обвенчаны. Я ничего не смогла сделать, чтобы это предотвратить. Впрочем, они не стали даже слушать меня, хотя прекрасно знали, как я спешила с Запада, чтобы поговорить с ними – меня ведь предупредили всего за два часа!
Но чего мы могли ожидать? С незапамятных времен влюбленные не отличаются разумностью, а уж если они столь безответственны, как Билли и Бертрам!..
А эта свадьба! Я ничего не смогла изменить, хотя очень старалась. Они провели венчание в гостиной Билли около полудня. Гостиную освещало только солнце. Не было ни подружек невесты, ни шафера, ни свадебного торта, ни фаты, ни подарков (кроме подарков от семьи и от этого жуткого китайского повара братца Уильяма, Дин-Дона, или как его зовут. Он ворвался в комнату перед самой церемонией и преподнес Билли жуткого идола из зеленого камня, который, по его утверждению, принесет «много-много стястья», если она получит его перед тем, как выйдет замуж. Я бы не стала держать эту отвратительную вещицу на виду, но Уильям утверждает, что это настоящий нефрит и статуэтка очень ценна. Разумеется, Билли с ума сошла от радости (или, по крайней мере, сделала вид). Не было никакого приданого и не устраивали никакого приема. Вообще ничего не было, кроме жениха. Билли, правда, говорит, что ей больше ничего и не нужно, и по этим словам ты можешь понять, насколько безрассудна она в любви. И это несмотря на много недель разрыва помолвки, когда я полагала, что сумела воззвать к ее здравому смыслу. А потом я получила от Бертрама эту дикую записку с сообщением, что они женятся сегодня.
Никакого удовлетворительного объяснения происходящему я не получила. Стоял жуткий шум, и эти двое странных детей так боялись разлучиться хотя бы на одно мгновение, что разумный разговор был совершенно невозможен. Когда Билли разорвала помолвку прошлой весной, никто из нас не понял, почему она это сделала, и точно так же никто не понимает, почему она ее… м-м-м… возобновила. Насколько я сумела понять, она вообразила, что он ее не любит, а он – что не любит она. Вероятно, все здорово запутали девушка, портрет которой Бертрам писал в этот момент, и юноша, который иногда пел с Билли, – некий мистер Аркрайт.
В любом случае, весной произошла развязка. Билли разорвала помолвку и бежала в неведомые дали с тетей Ханной, оставив Бертрама в Бостоне разрываться между «мучительным отчаянием и беззаботной веселостью». Во всяком случае, так говорил Уильям. И вот, находясь во втором из этих состояний, он попал в ужасную автомобильную аварию, сломал руку и чуть не сломал шею. Он бредил и постоянно звал Билли.