Пробила половина десятого, потом десять. Пит пришел забрать Спунки и посмотреть, все ли в порядке.
– Мистер Бертрам еще не вернулся? – осторожно спросил он.
Билли улыбнулась и покачала головой.
– Нет, Пит. Ложись спать. Он придет с минуты на минуту. Спокойной ночи.
– Спасибо, мэм. Спокойной ночи.
Старик взял спящего кота и пошел вниз. Чуть позже Билли услышала его тихие шаги, Пит снова поднимался по лестнице. Она услышала, как за ним не закрылась дверь его комнаты, тогда девушка вздохнула.
Десять часов, одиннадцатый, а Бертрама все еще нет. И это он называет «ужином»? Что, когда ужинаешь с друзьями, положено есть до десяти часов?
Билли злилась и очень серьезно. Слишком сильно злилась, чтобы мыслить разумно.
Поступок мужа казался ей чудовищным и немыслимым, потому что ее мучили раненая гордость и одиночество. Впрочем, в это состояние она загнала себя сама. Она уже не собиралась веселиться, когда муж придет. Она даже не собиралась изображать безразличие. Бертрам поступил дурно. Он повел себя жестоко и безрассудно и не подумал о ее счастье и удобстве. Получалось, что он никогда не любил ее так же сильно, как она его, иначе не сделал бы ничего подобного! Теперь он должен увидеть, как ей больно и плохо, как она разочарована.
Теперь Билли ходила по комнате взад-вперед.
Половина одиннадцатого, одиннадцать. Когда часы пробили одиннадцать ударов в тихом темном доме, Билли надолго задержала дыхание.
В глазах ее появилось новое выражение. Теперь в них стоял ужас. Билли в панике смотрела на часы.
Она сбежала к входной двери и распахнула ее. Холодный ветер ударил ее в лицо и заставил немедленно захлопнуть дверь. Она снова стала мерить шагами комнату, но через пять минут еще раз побежала к двери. На этот раз она накинула тяжелый пиджак Бертрама, висевший в коридоре.
Билли вышла на крыльцо и посмотрела на улицу.
Она не увидела никого. Напротив, в парке, ветер трепал серые ветви деревьев, и они отбрасывали причудливые тени на голую замерзшую землю. Билли едва успела вернуться в дом, пока дверь не захлопнулась, оставив ее на морозе без ключей.
Минула половина двенадцатого, и Билли снова побежала к двери. На этот раз она сунула в нее дверной коврик, чтобы дверь не закрылась.
И снова она оглядывала улицу и пустой холодный парк.
Теперь лицо Билли не выражало ничего, кроме ужаса. Гнев ушел. У нее не осталось и тени сомнения – с Бертрамом что-то случилось.
Бертрам болен… ранен… мертв! Он был таким хорошим, таким добрым, таким благородным, она так его любила! Если бы только она смогла увидеть его еще раз. Если бы она смогла попросить прощения за свои злые, гадкие мысли! Если бы она только могла еще раз сказать, как любит его. Если бы…
Где-то на улице послышались торопливые шаги. Темный мужской силуэт приближался к дому. Спрятавшись в тени, Билли следила за ним, и сердце ее колотилось так, как будто хотело выскочить наружу. Все ближе и ближе подходил этот человек, пока Билли чуть не бросилась к нему с радостным криком – чуть, потому что он не остановился и не повернулся, а прошел дальше. В свете фонаря Билли увидела бородатого мужчину, совсем не похожего на Бертрама.
Три раза за последующие несколько минут несчастная девушка на крыльце видела, как кто-то шел по улице, приближался к ней и проходил мимо. После третьего разочарования Билли беспомощно заломила руки.
– Почему в мире столько бесполезных, никому не нужных людей, – заплакала она.
Замерзшая, измученная, она вернулась в дом и закрыла дверь.
И снова она несла свою вахту, лихорадочно измеряя шагами комнату. Она так и не сняла пиджак. Забыла.
Ее измученное лицо совсем побелело. Она сходила с ума. Одной ладонью она нервно гладила рукав пиджака, свисавший с ее плеча.
Один… два… три…
Билли вскрикнула и выбежала в коридор.
Двенадцать часов. Теперь и всегда, до конца ее мучительных бессмысленных и бесконечных дней ей придется жить без Бертрама. Вот бы увидеть его еще хотя бы раз! Но это невозможно. Он умер. Он точно умер.
Уже двенадцать часов, и…
И тут послышались шаги, в замке повернулся ключ, дверь распахнулась, и Бертрам – живой, здоровый и веселый – появился перед ней.
– Привет, – радостно сказал он. – Билли, что случилось? – тут же переспросил он другим голосом.
И тут произошло нечто странное. Билли, которая всего минуту назад думала о любимом, чудесном, невероятном, утраченном Бертраме, вдруг увидела перед собой человека, который до полуночи веселился с двумя друзьями, пока она…
– Случилось? – крикнула она. – Это ты называешь ужином, Бертрам Хеншоу?
Бертрам опешил. Краска медленно приливала к его лицу. Впервые в жизни, придя домой, он получил только упреки – и ему это не понравилось. Возможно, он раскаивался, увидев, что задержался так надолго и собирался извиниться. Но подобные слова после вечера, невинно проведенного с парой друзей! Вернуться домой и обнаружить, что Билли устраивает сцену! Он не станет этого терпеть! Он…
Бертрам открыл рот. Злобный ответ уже был готов, но вид дрожащего подбородка и измученных глаз остановил его, и как раз вовремя.
– Билли, милая, – прошептал он вместо этого.
И тут изменилась и Билли. Гнев куда-то делся, оставив только тревогу, нежность и боль в голосе.
– Ты… Я… Ты… – Билли заплакала.
И все стало хорошо, потому что плакала она на широком плече Бертрама, и среди осторожных слов, поцелуев и невнятных всхлипов призрак Большой ссоры, которая уже назревала, исчез.
– Я не так уж и хорошо провел время, – сказал Бертрам, когда они перешли к разумному разговору. – Лучше бы я остался дома, с тобой.
– Глупости, – храбро отозвалась Билли. – Конечно, ты хорошо провел время, ты и должен был это сделать. И я надеюсь, что это будет случаться и дальше.
– Я больше не буду тебя бросать, – быстро сказал Бертрам.
Билли обожающе посмотрела на него.
– Тогда давай приглашать твоих друзей сюда, – весело предложила она.
– Конечно, – согласился Бертрам.
– Да, конечно, – подтвердила Билли с довольным вздохом. И добавила совсем тихо: – Я хотя бы буду знать, где ты. Не буду думать, что ты умер.
– Противная маленькая злючка, – сообщил Бертрам, перемежая слова поцелуями.
Билли снова вздохнула.
– Если это ссора, то я бы предпочла ссориться почаще, – мирно сказала она.
– Билли! – испугался молодой муж.
– Мне нравится мириться, – улыбнулась Билли, вырвалась из его объятий и побежала вверх по лестнице.
Глава VIIIБилли «взращивает приличествующее безразличие»
Наутро, под ярким солнечным светом, Билли в ужасе начала подозревать, что вчера вела себя несколько неразумно. К тому же в газете ей попалась на глаза статья о новой книге под выспренним названием «Когда кончается медовый месяц: наставления молодой жене».
Разумеется, это название не могло не привлечь ее внимания. Почувствовав странную слабость, она взяла газету и углубилась в чтение.
Поскольку большую часть статьи составляли цитаты из книги, она прочитала подобные фразы:
«Возможно, первое испытание случается, когда молодая жена осознает, что, хоть муж и любит ее от всего сердца, он все еще может проводить время со старыми друзьями без нее… Глупая жена покажет своему мужу, какую боль он причиняет ей, когда хочет быть с кем-то, кроме нее… И тогда муж, который всю жизнь был независим, начнет тяготиться этими новыми узами, которые связали его так крепко… Мужчины не любят, когда им устраивают сцены, и не любят давать отчетов… Пока женщина не взрастит в себе приличествующее безразличие ко времени прихода и ухода своего мужа, ее будут считать требовательной и утомительной».
«“Приличествующее безразличие”, подумать только! – фыркнула Билли про себя. – Как будто я могу быть безразлична к поступкам Бертрама!»
Она отбросила газету, но там были и другие цитаты из книги, и она немедленно подняла ее и стала читать дальше.
«Ни один мужчина, как бы он ни любил свою жену, не обрадуется, если она постоянно будет оценивать все его действия, выясняя, любит ли он ее сегодня так же сильно, как любил вчера в этот же час… а потом непосредственность гибнет, и жена оплакивает ее громче всех… Мало пар никогда не покидают Райского сада. Они старятся рука об руку. Они умеют выносить трудности и учатся приспосабливаться к жизни вдвоем… Определенное количество свободы, свободы действий и свободы мысли, необходимо каждой из сторон… Семья, замкнутая сама на себе, теряет всякий интерес к окружающему миру. Но не рождалось еще двух человек, которые наполнили бы жизни друг друга до конца. Не стоит и пытаться. Если же такая попытка будет предпринята, то процесс будет унизителен для обоих, а результат, даже если он будет достигнут, станет трагедией, поскольку это не имеет отношения ни к высоким идеалам, ни к истинной верности. Учитывать интересы и личность супруга должны оба. Тогда они привнесут в свой союз лучшее, что у них есть, и навсегда останутся друг для друга новыми и интересными… Но молодые жены часто ревнуют ко всему, что хоть на мгновение отвлекает внимание мужа от них самих. Они ревнуют к его мыслям, словам, идеям, друзьям, даже к службе… Но если жена научится быть гибкой лозой, когда этого хочет ее муж, и крепким дубом, когда быть лозой утомительно, проблема будет решена».
Тут Билли уронила газету и отодвинула ее от себя с отвращением. В статье оставалось еще несколько слов, в основном – мнение критика о книге, но Билли оно не интересовало. Она прочитала вполне достаточно. Точнее, более чем достаточно. Вся эта ерунда может быть полезна и даже необходима для обычных мужей и жен! Но для нее и Бертрама…
И тут она вспомнила первую же цитату.
«Возможно, первое испытание случается, когда молодая жена осознает, что, хоть муж и любит ее от всего сердца, он все еще может проводить время со старыми друзьями без нее…»
Билли нахмурилась и приложила палец к губам. Может быть, вчера ночью и состоялось «испытание»? Не была ли она «требовательной и утомительной»? Может быть, она «оценивала действия» Бертрама и «выясняла»? Не начал ли он уже «тяготиться новыми узами»?