е занимали и планы предстоящей поездки, и довольно скоро даже мучимый раскаянием Бертрам вынужден был признать, что Билли снова стала собой.
Зайдя однажды в Приложение, Билли нашла там Калдервелла и Аркрайта. Они поприветствовали ее так, как будто она только что вернулась из далекой страны.
– Неужели это вы, – сказал Калдервелл, очень довольный встречей, – мы уже подумывали дать в газету объявление: «Пропала или украдена Билли, отличный друг и утешитель одиноких сердец. Любая информация будет с благодарностью принята скорбящими друзьями».
Билли присоединилась ко всеобщему смеху, но Аркрайт обратил внимание, что она постаралась перевести разговор со своих дел на обсуждение новой песни, лежавшей на пианино Алисы. Калдервелл, впрочем, не умолчал.
– Последнее известие о Билли, которое мы получили, – продолжил он, – касалось утерянной калории, которая убежала со стола ее мужа, и…
Билли обиделась.
– С чего вы все это взяли? – спросила она.
– Я вообще ничего такого не знаю, – защищался Калдервелл, – я никогда в жизни не видел ни одной калорий и вряд ли бы ее узнал, если бы увидел! Мы просто боялись, что в погоне за калорией вы потеряли себя, и… – но Билли уже не слушала. Задрав нос, она прошла к пианино.
– Идите сюда, мистер Аркрайт, – сказала она с большим достоинством, – давайте сыграем эту песню.
Аркрайт немедленно поднялся и присоединился к ней.
Они исполнили песню дважды, и тут Билли вдруг поняла, что на другом конце комнаты Калдервелл и Алиса Грегори хихикают над чем-то, что они нашли в журнале. Билли нахмурилась и быстро перелистала стопку нот.
– Интересно, а квартеты у Алисы есть, – прошептала она, мрачно глядя на поглощенную своим занятием пару.
Аркрайт молчал. Билли, быстро посмотрев ему в лицо, подумала, что в его глазах прячется какая-то тень. Еще она подумала, что понимает ее причины. В начале зимы Билли была настолько поглощена идеей о цели своей жизни – развить роман между разочарованным мистером Аркрайтом и одинокой Алисой Грегори, что даже забыла на мгновение, что самому Аркрайту об ее усилиях было неизвестно. Она решила, что тень на его лице вызвана тем же, что тревожит ее саму – явным увлечением Калдервелла Алисой Грегори. Поэтому Билли инстинктивно обратилась к Аркрайту как к своему коллеге.
– Прошло довольно времени, с тех пор как я интересовалась чем-то, кроме утерянных калорий, – сказала она. Увидев, что Аркрайт явно ничего не понимает, она пояснила: – И долго это продолжается?
Аркрайт по-прежнему ничего не понимал.
– Что именно продолжается?
– Ну это. Вон там, – нетерпеливо ответила Билли, не зная, что злит ее больше: то, что ее взлелеянные планы поставлены под угрозу, или то, что Аркрайт специально (как ей казалось) настаивает на более подробных объяснения. – Долго ли продолжается такая… привязанность?
Задав этот вопрос, Билли посмотрела Аркрайту прямо в глаза. И тут лицо его изменилось – он понял, о чем она говорит. Сначала она с удивлением осознала, что Аркрайт действительно ее не понимал. Потом она торопливо отвела глаза, неправильно истолковав его выражение лица.
Она встала и преувеличенно весело воскликнула:
– И над чем же смеются эти милые дети? – спросила она, перебегая комнату. – Вы разве не слышите, что я зову вас петь квартет?
Билли страшно винила себя за поступок, казавшийся ей глупым – она так откровенно привлекла внимание Аркрайта к тому, что Калдервелл увлечен Алисой Грегори. Она полагала, что ей стоило бы знать о ситуации чуть больше. Это так она собиралась поспособствовать роману Алисы Грегори и Аркрайта?
Билли серьезно встревожилась. Она так и не простила себя за то, что не замечала чувств Аркрайта еще в те времена, когда он не знал о ее помолвке с Бертрамом. Не забыла она и жуткой сцены, когда он с надеждой признавался ей в любви, а получил в ответ удивление и отказ. Много недель после этого ее как будто преследовало его лицо. Она мечтала сделать что-нибудь, чтобы порадовать Аркрайта. Потом ей стало известно, что он часто проводит время со своим старым другом, Алисой Грегори, и она очень оживилась. Легко было надеяться, что старая подруга поможет залечить раненое сердце, и Билли немедленно решила сделать для этого все возможное. Она так стремилась к этому, что ее поведение уже начинало выглядеть подозрительно – как будто она мечтала, что этот роман загладит ее собственную вину.
Билли твердила самой себе, что хочет этого брака не столько ради Аркрайта, сколько ради Алисы Грегори. Естественный порядок вещей таков, что рано или поздно Алиса останется совсем одна. Она бедна и не отличается особой внутренней силой. Ей отчаянно нужна любовь и защита хорошего мужа. А что может быть естественнее, чем выйти замуж за старого друга М. Дж. Аркрайрата?
Но потом она поняла, что думает больше об Аркрайте, чем об Алисе – когда увлечение Калдервелла стало очевидным. Тревога Билли явно говорила, что она хотела Алисе не просто мужа, а совершенно конкретного мужа. А теперь, увидев трех друзей после нескольких недель разлуки, она поняла, что ее худшие страхи оказались правдой. Теперь стоило говорить об Алисе и Калдервелле, а не об Алисе и Аркрайте. Аркрайт снова оказался разочарован в лучших своих чувствах.
Негодующе твердя самой себе, что это все совершенно невозможно и недопустимо, Билли решила остаться после ухода мужчин и поговорить с Алисой.
Она не знала, что именно собирается сказать. Не знала даже, что сможет сказать. Но, конечно, должно быть что-то, какой-то аргумент, который откроет Алисе глаза на то, что она делает и что должна делать.
В этом состоянии души Билли заговорила с Алисой после ухода Аркрайта и Калдервелла. Начала она осторожно и якобы равнодушно.
– По-моему, мистер Аркрайт с каждым разом поет все лучше и лучше.
Ответа не последовало. Алиса перебирала ноты.
– Вам так не кажется? – спросила Билли чуть громче.
Алиса вздрогнула.
– Что кажется? Ах, да. Я не знаю, может быть.
– Наверное, дело в том, что вы слушаете его чаще, чем я, – засмеялась Билли. – Вы же часто его слушаете?
– Я? Нет, что вы. Не так уж часто. – Алиса вернулась к нотам. Движения ее казались несколько скованными. – Где же новая песня?
Билли, прекрасно знавшая, где новая песня, не собиралась отклоняться от темы.
– Чепуха! Мистер Аркрайт постоянно рассказывает, что вам понравилась эта песня, а та не понравилась, а эту вы любите больше всего. Мне кажется, он каждую вещь первым делом поет вам. И мне кажется, он спрашивает вашего мнения вообще по любому поводу.
– Билли, конечно нет! – воскликнула Алиса, заливаясь краской. – Вы же знаете, что это не так.
Билли весело рассмеялась. Она заметила румянец на щеках подруги и немедленно приписала ему то значение, которое хотела приписать. Она настолько уверилась, что ее страхи необоснованны, что позабыла всякую осторожность.
– Милая Алиса, мы же все не слепые, – поддразнила она, – и, кстати, мы все считаем, что это очень удачно, и очень рады. Он такой приятный человек, и мы его любим. Нельзя желать вам лучшего мужа, чем мистер Аркрайт, и…
Лицо Алисы Грегори вдруг побелело от ужаса, и Билли осеклась.
– Алиса, что такое? – воскликнула она.
С видимым усилием Алиса заговорила. Губы у нее дрожали.
– Мистер Аркрайт? В мужья? Но, Билли, вы не могли ничего заметить, потому что замечать тут нечего. Он не… не… Мы просто друзья, Билли, просто хорошие друзья.
Билли забеспокоилась, но не сдавалась.
– Друзья! Глупости. Когда…
Но Алиса прервала ее, потому что страшно боялась, что истина выйдет на поверхность, и призвала себе на помощь всю возможную гордость.
– Билли, пожалуйста, не продолжайте. Вы очень ошибаетесь. Я никогда не выйду замуж за мистера Аркрайта. Я уже говорила, что мы просто друзья. Может быть, лучшие друзья, но это все. Ничто другое невозможно.
Поверженная Билли отступила, но все же не отводила взгляда от раскрасневшегося лица подруги.
– А причина этого в Хью Калдервелле? – спросила она и, во второй раз забыв об осторожности, продолжила откровенно: – Вы, конечно, не станете меня слушать, влюбленные девушки никогда не слушают. Хью очень мил, и он мне нравится, но в мизинце мистера Аркрайта больше толку, чем во всем Хью целиком. И… – но тут Алиса весело рассмеялась.
– Господи, неужели вы думаете, что я влюблена в Хью Калдервелла? – спросила она. В ее голосе было что-то, странно напоминавшее облегчение.
– Не знаю, – неуверенно ответила Билли.
– Тогда я скажу, – улыбнулась Алиса, – нет. Более того, пожалуй, стоит вам сказать, что я вовсе не собираюсь выходить замуж, никогда.
– Алиса!
– Нет. – Алиса говорила решительно, но в ее голосе все еще слышалось облегчение. Как будто она избежала огромной опасности. – У меня есть музыка, и этого мне довольно. Я не собираюсь выходить замуж.
– Но, Алиса, я конечно рада, что это не Хью Калдервелл, но есть же мистер Аркрайт, и я надеялась… – Но Алиса покачала головой и решительно отвернулась. В это мгновение в комнату вошла тетя Ханна, и Билли не смогла говорить дальше.
Тетя Ханна устало опустилась в кресло.
– Я только что была у Мари, – сказала она.
– И как у нее дела? – спросила Билли.
Тетя Ханна улыбнулась и подняла брови.
– Она занята новой погремушкой, на этот раз от кузины с Запада. В ней четыре серебряных бубенчика, а у Мари нет под рукой жены привратника, чтобы отдать погремушку ей.
Билли тихо засмеялась, но тетя Ханна еще не закончила.
– Ты же знаешь, что она запрещает любые игрушки, кроме плюшевых медведей и шерстяных ягнят, зато их она купила в достатке.
Она говорит, что они не трещат и не звенят. Когда я увидела коврики и резиновые прокладки, которые эта девочка разложила по всему дому, я не знала, смеяться или плакать. Она так беспокоится! Кажется, Сирил выбрал как раз этот момент, чтобы начать сочинять новую оперу, или симфонию, или Бог знает что еще, и она раньше никогда не мешала ему в такое время. Что он будет делать, когда появится ребенок, она не знает – она боится, что будет ему мешать. Как будто хоть одна опера в мире может быть важнее собственного ребенка! – негодующе фыркнула тетя Ханна и потянулась за шалью.