– Миссис Хеншоу здесь? – осведомился он не слишком вежливо.
Абсолютная тишина была ему ответом. Он увидел, что в комнате никого нет, кроме младенца – он восседал на коврике на полу, обложенный подушками со всех сторон.
Нахмурившись еще сильнее, Сирил собрался уйти, но ликующее «Агу!» догнало его на полпути. Он резко развернулся.
– Да? – спросил он, разглядывая своего сына.
– Агу! – провозгласил ребенок (ему было одиноко) с еще большим энтузиазмом и улыбнулся отцу самой чарующей улыбкой.
– Господи, – тихо пробормотал Сирил, светлея лицом.
– Грх-х-х – у-у-у – ф-ф-ф! – пробулькал мальчик, протягивая вперед оба кулачка.
Сирил вдруг улыбнулся.
– Будь я проклят, – сказал он одновременно робко и ласково, – если он меня не узнал.
– Агу! Грх-х-х! – улыбался мальчик беззубо, но очаровательно.
Оглянувшись, Сирил прикрыл за собой дверь и робко шагнул к сыну. На лице его было написано выражение вины, любопытства и решимости – такое курьезное, что, право, жаль, что никто, кроме ребенка, этого не видел. Сирил опустился на колени, чтобы немного приблизиться к уровню своего нового знакомого, и посмотрел на сына.
– И-и-и! – завопил мальчик, размахивая руками и ногами от радости, что приобрел нового товарища для игр.
– Ну-ну, молодой человек, не стоит, – заявил гордый отец, робко протягивая палец отпрыску. – Ты меня узнаешь? И кто же я?
– Пя-пя! – заявил мальчик, радостно хватая протянутый палец с такой силой, что отец радостно улыбнулся.
– Господи! А какой ты сильный! И уж конечно ты узнаешь человека, когда ты его видишь. Значит, я «пяпя», – продолжил он, немедленно подхватывая словарь, который предложил ему сын. – Смею полагать, что да, и…
– Сирил! – открылась дверь, и в комнату вошла Мари. Если ее и удивил непривычный вид мужа, она быстро взяла себя в руки. – Джулия говорит, что ты меня искал. Я, наверно, как раз вышла во двор, когда ты спускался по лестнице, и…
– Миссис Хеншоу, у вас тут Горошек или Ямочка? – спросил другой голос, и в дверь вошла нянька.
Не успела миссис Хеншоу ответить, как Сирил, вскочивший на ноги, резко спросил:
– Кто?
– Ой! Мистер Хеншоу, – замялась девушка, – простите, я не знала, что вы здесь. Я просто хотела узнать, который из детей здесь. Мы думали, что у нас Горошек, но…
– Горошек! Ямочка! – взорвался Сирил. – Вы хотите сказать, что зовете моих сыновей этими идиотскими именами?
– Ну… нет, то есть да… Нам нужно их как-то звать, – нянька отчаянно посмотрела на хозяйку и выбежала из комнаты.
Сирил обратился к жене:
– Мари, и что это все значит?
– Сирил, милый, не кипятись, – попросила она. – Мэри сказала правду, нам нужно как-то их называть, так что…
– Не кипятиться? – перебил ее Сирил. – И как же это? Горошек! Ямочка! Подумать только! Это же не котята и щенки, которые ничего не понимают! Все они понимают… если другой похож на этого, – объявил он, указывая на сына, который решил немедленно присоединиться к беседе и вставил:
– А-гу-пя-пя.
– Ты слышишь? – торжествовал отец. – Что я тебе говорил? Он так говорит с тех пор, как я вошел в комнату. Малец меня узнает! Так быстро.
Мари прижала руку к губам и отвернулась, как будто закашлявшись. Но ее муж, даже если он заметил эту паузу, не стал обращать на нее внимание.
– Горошек и Ямочка! – сердито продолжил он. – Хватит этого! Мы дадим им имена сегодня же, Мари, сегодня же! Я не позволю, чтобы после сегодняшнего вечера в моем доме оставались Горошек и Ямочка!
Мари радостно вскрикнула.
– Сирил, я так рада! Я так хотела дать им имена! Мы назовем их Францем и Феликсом, как договаривались?
– Францем, Феликсом, Джоном, Джеймсом, Полом, Чарльзом – любым разумным именем. Я даже соглашусь с абсурдрными Вилдадом и… эээ… Томдадом, которых предложил Калдервелл. Все лучше, чем оскорблять бедных ребят этими Горошком и Ямочкой! Господи! – забыв, зачем пришел в детскую, Сирил выбежал в коридор.
– Агу, – прокомментировал мальчик его уход.
Очень ветреным мартовским днем в Страте появился на свет сын Бертрама Хеншоу, Бертрам-младший. Билли пришлось идти за сыном так далеко в Долину смертной тени, что прошло несколько дней, прежде чем она осознала, что их семья увеличилась. Потом дни превратились в недели, Бертраму-младшему минуло полтора месяца, но слабость и истощение молодой матери продолжали волновать ее семью и друзей. Билли совсем не походила на себя.
– Если бы ее можно было как-то взбодрить, – однажды предложил старый семейный врач Хеншоу, – какая-нибудь эмоциональная встряска… не слишком сильная, конечно, могла бы улучшить ситуацию. Ее физическое состояние не вызывает опасений, но ей нужен стимул, чтобы вернуться к жизни.
Эти слова прозвучали в понедельник. Два дня спустя Кейт, сестра Бертрама, которая вместе с мужем направлялась в Вермонт, в старый дом мистера Хартвелла, решила на два дня задержаться в Бостоне. Она обосновалась в доме Сирила, но, естественно, немедленно отправилась засвидетельствовать свое почтение Бертраму-младшему.
– Брат мистера Хартвелла болен, – объяснила она Билли после положенных приветствий. – Он единственный, кто остался там, потому что Хартвеллы-старшие переехали на Запад. Мы поедем прямо в Вермонт через пару дней, но, конечно, мы должны были посмотреть на ребенка. И близнецов мы тоже еще не видели! Кстати, до чего смехотворно Сирил к ним относится!
– Правда? – слабо улыбнулась Билли.
– Еще бы! Можно подумать, что раньше в мире не рождалось детей, если его послушать. Он считает, что это самые чудесные существа в мире. Я признаю, что они довольно смышленые младенцы, но Сирил полагает, что они очень много знают, – Кейт рассмеялась, – он постоянно хвастается тем, что сделал один или другой. И это Сирил! Подумать только! Мари говорит, что это началось с января, когда он узнал, что няньки зовут их Ямочкой и Горошком.
– Да, я знаю, – Билли снова слабо улыбнулась и подняла ко лбу руку – тонкую, белую, совсем не похожую на ее прежние руки.
Кейт нахмурилась и задумчиво оглядела невестку.
– Господи, Билли, на кого вы похожи, – заявила она бестактно. – Мне говорили, что вам нехорошо, но вы выглядите еще хуже, чем я думала.
Бледное лицо Билли заметно покраснело.
– Ерунда. Я просто… устала, – возразила она, – скоро буду в порядке. Как поживают ваши дети?
– Прекрасно. Особенно маленькая Кейт счастлива, когда я уезжаю. Она остается хозяйкой в доме и воспринимает это очень серьезно.
– Хозяйкой! Такая малышка! Ей же не может быть больше десяти или одиннадцати, – прошептала Билли.
– Исполнилось десять в прошлом месяце. Но можно подумать, что ей сорок, так важно она себя держит временами. Конечно, там останется Нора, и кухарка, и гувернантка мисс Уинтон, да и бабушка Хартвелл живет неподалеку, но маленькая Кейт воображает, что это она ведет хозяйство, так что она совершенно счастлива.
Билли подавила улыбку. Она подумала, что маленькая Кейт в точности унаследовала характер одного из родителей.
– Порой это дитя ведет себя совершенно невозможно, – со вздохом сказала миссис Хартвелл. – Помните те жуткие вещи, которые она постоянно говорила два или три года назад, когда мы приехали на свадьбу Сирила?
– Да, помню.
– Я думала, что она перерастет, но нет. Она ведет себя еще хуже, чем раньше. Порой ее прозрения, или интуиция, или как еще это назвать, кажутся просто сверхъестественными. Никогда не знаю, что она скажет в следующий раз, когда я возьму ее куда-нибудь. Но это совершенно точно будет что-нибудь неожиданное и неудобное. О, а это же ребенок? – спросила миссис Хартвелл, услышав воркование и смех из другой комнаты.
– Да. Нянька как раз его принесла, – сказала Билли.
– Тогда я пойду на него полюбуюсь, – решила Кейт и поспешила в соседнюю комнату.
Оставшись одна, Билли устало откинулась на спинку кресла. И почему Кейт всегда так ее утомляла? И почему она не надела синее кимоно, чтобы Кейт не говорила, как жутко она выглядит? Синий всегда шел ей больше, чем… Билли вдруг повернула в голову. Из другой комнаты слышался ясный, решительный голос Кейт.
– Нет-нет, он совсем не похож на отца. У Хеншоу не бывает таких курносых носов.
Билли задержала дыхание и резко выпрямилась. После бормотания няньки снова послышался голос Кейт.
– Нет же, говорю я вам. Он вообще не похож на Хеншоу! Дети Хеншоу всегда очень хороши собой! У них больше волос, и они… другие!
Билли вскрикнула и с трудом встала на ноги.
– Нет, – возразила Кейт на очередные слова няньки, – он совсем не такой миленький, как близнецы. Близнецы, конечно, намного старше, но они выглядят умнее, и всегда выглядели, с первого дня. Я видела фотографии! Но этот младенец…
– Этот младенец – мой сын, – вставил дрожащий, но решительный голос, и миссис Хартвелл увидела мать Бертрама-младшего, очень слабую, но очень сердитую и целеустремленную.
– Что вы, Билли, – уговаривала миссис Хартвелл, а Билли проковыляла вперед и схватила ребенка на руки.
– Может быть, он не похож на детей Хеншоу. Может быть, он не такой миленький, как близнецы. Может быть, у него мало волос, а нос курносый. Но это мой ребенок, и я не собираюсь спокойно слушать, как его оскорбляют. И между прочим, я считаю, что он красивее, чем близнецы когда-либо были и будут, и у него ровно столько волос, сколько нужно, и как раз такой нос, какой положено иметь младенцам! – с этими словами Билли унесла ребенка из комнаты.
Глава XXIIIБилли и огромная ответственность
Когда доктор услышал от няньки о визите миссис Хартвелл и событиях во время него, он только неопределенно улыбнулся, но вечером, рассказав своей жене эту историю, добавил:
– Лучшей пилюли я не выдумал бы.
– Пилюли? Миссис Хартвелл? Гарольд! – мягко попеняла ему жена.
Но доктор только усмехнулся и сказал:
– Подожди, ты все увидишь.
Если друзей Билли беспокоили ее апатия и инертность, то ничуть не меньше их обеспокоила ее внезапная жажда деятельности. День за днем и даже час за часом она набиралась сил и становилась сильной и здоровой.