– Тетя Ханна, пожалуйста! – взмолилась Билли, в ужасе воздевая руки. – Вы не могли бы говорить «собака»? Конечно, он пока ничего не понимает, но мы не знаем, когда начнет, и хотим избавить его от этого сюсюканья, если получится. Понимаете, если немного об этом подумать, как глупо требовать от ребенка разумных рассуждений, если он сидит на мысленной диете из «мяу-мяу» и «му-му». Профессор метафизики и идеологии на курсах воспитания детей, говорит, что нет ничего пластичнее и чувствительнее мозга младенца и что мы наполняем их разум жуткими банальностями. Поэтому мы стараемся вести себя поосторожнее. Тетя Ханна, вы же меня совсем не слушаете!
– Конечно нет, Билли, – ответила тетя Ханна кисло и даже с некоторым сарказмом, чего обычно за ней не водилось. – Я уверена, что вовсе не хочу наполнить мозг младенца жуткими банальностями. Прошу прощения за свои следующие слова, – добавила она, когда хныканье перешло в плач. – Может ли быть так, что этот юный джентльмен хочет есть или спать?
– Да, – признала Билли.
– А система научного воспитания не предусматривает таких банальностей, как сон и еда? – мягко спросила тетя Ханна.
– Конечно, предусматривает, – Билли невольно засмеялась, – уже скоро, осталось подождать пару минут.
– Подождать пару минут! – возмутилась тетя Ханна. – Что же, бедный малыш будет плакать, а ты даже не подумаешь перевести часы на крошечную минутку вперед?
– Конечно нет, – решительно ответила молодая мать, – в «Учебнике для матерей» сказано, что всему свое время, в этом и есть ключ к разумному воспитанию. Мы все делаем по часам, с точностью до минуты, – гордо заявила Билли.
Тетя Ханна посмотрела на нее скептически. Алиса Грегори рассмеялась.
– По-моему, тетя Ханна жалеет, что не принесла свои часы, которые идут на полчаса вперед, – весело сказала она, но тетя Ханна не удостоила ее ответом.
– Сколько времени ты его укачиваешь? – спросила она у Билли. – Полагаю, я могу это сделать?
– Господи, тетя Ханна, я его вовсе не укачиваю! – воскликнула Билли.
– И не поешь ему?
– Нет, конечно.
– Но ты это делала до моего отъезда, я хорошо помню.
– Да, было дело, – согласилась Билли, – и это было ужасно, порой каждый из нас, даже дядя Уильям, должен был его укладывать. Но это было до «Эффективного материнства» и «Научного воспитания» и других книг. Я тогда ничего не знала, и мне нравилось его укачивать, так что я так и поступала, хотя нянька говорила, что это вредно, но я ей не верила. Переучить его было очень трудно, но я справилась.
Теперь я просто кладу его в кроватку или в коляску, и он засыпает через какое-то время. Иногда он почти не плачет. Правда, боюсь, сегодня будет.
– Да уж наверное! – почти заорала тетя Ханна, чтобы перекричать Бертрама-младшего, который выражал свое отношение к происходящему более чем красноречиво.
Впрочем, вскоре мир и порядок были восстановлены. Бертрам-младший, уложенный в кроватку, быстро заснул. Тетя Ханна отправилась в комнату Билли отдохнуть, а Билли с Алисой вышли на широкую веранду, откуда виднелись небо и море.
– А теперь расскажите мне о себе, – немедленно скомандовала Билли. – Сто лет ничего о вас не слышала.
– Нечего рассказывать.
– Ерунда! Всегда что-то есть, – настаивала Билли. – Мы же не виделись несколько месяцев, наверное.
– Да. Вы нас совсем забросили, – сказала Алиса.
– Но я нигде теперь не бываю! Не могу. Не время.
– Даже для того, чтобы принести лишнее счастье? – улыбнулась Алиса.
Лицо Билли вдруг изменилось, а глаза засияли мягким светом.
– Нет, хотя его у меня так много, что стоило бы. Горы лишнего счастья, которое я не могу использовать сама. Я иногда так счастлива, Алиса, что мне страшно. Мне кажется, что человек не может быть таким счастливым.
– Билли, милая, – глаза Алисы вдруг наполнились слезами.
– Впрочем, у меня есть Приложение. Хорошо, что оно служит для сброса лишнего счастья. – Билли попыталась говорить спокойно. – Я отправляю туда все счастье мысленно, даже если не приношу его сама. Я уверена, что вы его чувствуете. А теперь расскажите мне о себе.
– Нечего рассказывать, – сказала Алиса, как и в первый раз.
– Вы работаете так же много, как обычно?
– Даже больше.
– Новые ученики?
– Да, и несколько концертов в следующем сезоне. Аккомпанемент.
Билли кивнула.
– Да, я слышала о вас уже дважды и очень лестные отзывы.
– Правда? Что ж, отлично.
– Хм… – Билли помолчала, а потом вдруг сменила тему. – Я вчера получила письмо от Белль Калдервелл, – она снова замолчала, ожидая реакции, но ее не было. – По-моему, вам неинтересно, – нахмурилась она.
Алиса засмеялась.
– Мы с ней не знакомы. И как письмо?
– Вы знаете ее брата.
– Да уж. – Щеки Алисы покраснели. – Она написала о нем?
– Да, он возвращается в Бостон следующей зимой.
– Вот как?
– Да. В этот раз он утверждает, что собирается заняться работой всерьез, – заявила Билли, украдкой глядя на собеседницу. – Он собирается жениться на одной из своих подруг здесь.
Ответа не последовало. Алиса увлеченно разглядывала маленький белый парус далеко в море. Билли тоже замолчала, а потом с преувеличенной беззаботностью заметила:
– Мистера Аркрайта вы тоже знаете. Она и о нем написала.
– Да? И что же? – безразлично спросила Алиса.
– О, много всего. Белль слушала его, а потом брат их познакомил. Как мне показалось, она считает, что он очень хорош, просто в восторге от него. Кажется, мы ничего о нем не слышали, пока он собирал овации в Париже и Берлине. Он, конечно, не только поет, но и учится, а теперь ему выпал шанс спеть где-то… главную роль… Белль сказала, что не до конца понимает, но это великолепный шанс.
– Значит, этой зимой он не вернется домой… то есть в Бостон, – сказала Алиса с наигранной веселостью.
– Только в феврале, у него шесть выступлений в Бостонской опере. Приглашенная звезда! Разве не великолепно?
– Конечно, – согласилась Алиса.
– Белль пишет, что, по мнению Хью, он стал петь намного лучше, так что даже Хью это понимает. Весь Париж по нему с ума сходит, но я бы предпочла, чтобы он вернулся домой и остался здесь, – сердито сказала Билли.
– Что вы, Билли! – немного испугалась ее подруга.
– Вот так, – сурово сказала Билли и опрометчиво добавила. – Я когда-то строила для него такие чудесные планы, Алиса. Если бы вы только могли в него влюбиться, какой чудесной парой вы бы стали.
Лицо Алисы залила краска.
– Ерунда! – воскликнула она, вскакивая на ноги и склоняясь над цветочным ящиком на перилах веранды. – Мистер Аркрайт никогда не собирался на мне жениться, да и я не собираюсь замуж, у меня есть музыка.
Билли вздохнула.
– Да, сейчас вы так говорите, но если… – она осеклась.
Из-за угла дома появилась тетя Ханна. Перед собой она катила Бертрама-младшего.
– Я вышла в другую дверь, – тихо объяснила она. – На улице так чудесно, что я решила взять ребенка. Пусть поспит здесь.
Билли нахмурилась.
– Но, тетя Ханна, ему нельзя на улицу, боюсь, нам придется унести его назад.
Тетя Ханна воспротивилась.
– Свежий воздух полезен. Уверена, что это написано даже в твоей гигиенической ерунде!
– Да, кое-где, – призналась Билли, – а кое-где и нет. И в той книге, которую я читаю сейчас, написано, что ребенок должен спать при одинаковой температуре, по возможности при семидесяти градусах, как раз как в той комнате, где он спал. Снаружи наверняка другая температура. Честно говоря, я не смотрела на термометр, перед тем как выйти. Тетя Ханна, нужно отнести его назад.
– Но он же постоянно спал на улице, на маленьком балконе в твоей комнате, – возразила тетя Ханна, не покоряясь.
– Да-да. Тогда я следовала заветам другого человека. Если бы они только так сильно не различались! Я хочу как лучше, но не знаю, что именно лучше…
В эту самую секунду мистер Бертрам проснулся, из-за чего морщина на лбу матери стала только глубже. Молодая мама сказала, что он должен был спать еще ровно десять с половиной минут, и что нельзя приступать к следующему делу, пока десять с половиной минут не кончатся, иначе все расписание на день окажется бесполезным.
Так что она не знала, что делать с ним десять с половиной минут, отведенные на сон. Выслушав все это, тетя Ханна воскликнула.
– Святые угодники, Билли, да ты умом поехала!
Что, конечно, было правдой, раз уж она заставила осторожную тетю Ханну использовать жаргонное выражение.
Глава XXIVВыходной
Семейство Хеншоу вернулось в Страту только в конце сентября.
Билли сказала, что морской воздух так хорош для ребенка, что жаль будет уезжать, пока на побережье не станет слишком холодно.
Уильям вернулся с рыбалки в августе и возобновил прежний обычай спать дома и обедать в клубе. Правда, целую неделю он ездил из города в домик на побережье, но потом у Бертрама-младшего начал резаться зуб, и Уильям не смог этого выносить – он все еще настаивал на поисках булавки, которая могла ранить ребенка. Тогда Уильям решил, что спокойствие найдет в бегстве, и вернулся в Страту.
Бертрам прожил в коттедже все лето, постоянно рисуя.
Прежде он обычно не работал летом, но в этом году ему нечем было заняться, кроме живописи. Он не хотел никуда уезжать, потому что пришлось бы оставить Билли, а она говорила, что не может взять с собой ребенка или оставить его, и что ей все равно не нужны никакие поездки.
– Хорошо, тогда мы будем жить на пляже и отлично отдохнем вместе, – ответил он ей.
Как оказалось, никакого отдыха ждать не приходилось. У Билли не было времени ни на что, кроме ребенка. Когда она не занималась им непосредственно, она изучала, как правильно это делать.
Никогда еще она не была такой хорошенькой и милой, и никогда еще Бертрам не любил ее так сильно. Он гордился ее целеустремленностью и успехами в качестве матери, но порой он хотел, чтобы она вспоминала и о роли жены и обращала немного внимания на мужа.