Привычно прошелся по улицам своего города. Телохранители едва поспевали за ним.
В общем, город жил своей прежней жизнью, не считая того, что народу прибавилось.
Разве что на площади напротив статуи Вождя мирового пролетариата, на небольшом костре горело соломенное чучело в той же остроконечной шапке. Оно должно было символизировать ненавистного владыку шаркаанов. По словам шаманов, если жечь изображение нечестивца с проклятиями и молитвами предков - 'Владыке Окоема' не поздоровится.
Солома была гнилой и прелой - черный дым лез в ноздри, ел глаза. Как только одно чучело прогорало, служитель брал из груды новое и кидал в угасающий огонь. Приглядывал за процессом шаман, высокий, костистый старец в грязно-белом халате и накинутой поверх шкуре барса, с одеяния которого свисало множество плетеных разноцветных шнуров, ниток бус, костяных, медных и каменных изображений людей, демонов, богов и чудовищ, чьи имена не знал, должно быть, и сам хозяин.
Параллельно он с учениками занимался важным делом - тоже наводил порчу на Ундораргира. Парни вкапывали в землю острые, любовно выточенные колышки. Затем шаман вытаскивал из пищащей и трясущейся корзины большую серую крысу, выловленную в городских канавах или подвалах. Ловкие руки учеников облачали грызуна в рогожный чапанчик и остроконечную шаркаанскую шапку наподобие той, что была на чучелах. Потом наставник начинал петь и блеять на каком-то непонятном языке, взмахивая руками.
Макеев, глядя на сие действо, с трудом удерживал смех, ибо происходящее напоминало обряд наречения, совершаемый в Степи на седьмой день после рождения ребенка. Таким образом и принимали в племя или род, давая новое имя.
Сейчас же новоявленного усатого и хвостатого 'степняка' нарекали, само собой, Ундораргиром. После чего тварюшку шаман передавал другому ученику, а тот со всем старанием сажал вопящего пасюка на кол. Смысл обряда был понятен. Если умрет сотня поддельных 'ундораргиров', беспокоя местную адскую канцелярию, то богам смерти это надоест и они прихлопнут настоящего.
Само собой, веры у Сантора Макхея в подобную чушь не было. Ибо хотя магия в этом мире работала, но, надо полагать, колдуны и шаманы у их противника как минимум не хуже. Конечно, будь его воля. Макеев бы запретил такое мракобесие - уж во всяком случае, на виду у статуи Ленина и на главной площади его города. Тем более что Ундораргира он даже отчасти уважал. Врага уважают. И обычно не смеются над ним. Враг не шут гороховый, чтобы над ним смеяться.
Но в том-то и дело, что Александр потому успешно и управлял вверенным ему судьбой княжеством, что давно понял - воля правителя должна соответствовать текущему моменту и здравому смыслу. Самодуры обычно плохо кончают. То конь споткнется, да так, что наездник, вылетев из седла, сломает шею, то несварение желудка приключится.
От магии мысли вернулись к предвоенным заботам.
Как, черт возьми, все медленно идет!
Вот кое-как наладили отливку пушек. Но как выяснилось, хорошего дерева для лафетов в окрестностях нет. Сбитые из местной акации или сосны трескались на пятом-шестом выстреле. Пришлось снаряжать экспедиции за бревнами в горы и тащить их верхами - техника не пройдет по тем кручам.
Для ускорения работы в Арсенале на последнем курултае он попросил союзных ханов прислать людей, знакомых с кузнечным ремеслом. Хотя бы из беженцев. (Он наивно рассчитывал, что правители будут обрадованы возможности отделаться от свалившихся, как снег на голову, нахлебников). Как бы не так - прислали, кажется, самых никчемных, которых даже перетаскивать тяжести в цехах не получится поставить - троих уже выдрали кнутами за кражу железа на предмет обмена на хмельное.
Вместе с Лыковым попросил выделить всадников на усиление дальних дозоров на самых опасных направлениях на границе, а получил всего полсотни неопытных юнцов.
В итоге, Макеев манул на все рукой, решив делать то, что в его силах, а там будь что будет…
Конечно, когда дойдет до настоящей войны, все изменится. Но вот не будет ли поздно?
По крайней мере, он надеялся на это.
Но все же - вот несправедливость жизни. Только-только начали не выживать, а толком жить, более-менее все наладилось, а тут эта война!
С такими мыслями он вернулся во дворец и устроился в кабинете, готовясь разбирать накопившиеся бумаги. Кстати, о бумагах. Он любовно погладил стопку толстых желтоватых листов - вот сделали свою бумагу, как побочный продукт при выпуске картонных патронов к лупарам. Говорят, что много дешевле местной тростниковой, хотя и похуже. Можно было открыть прибыльную торговлю. Или начать издавать свою газету, как настаивает неугомонный политрук Лыков. Уже и название подобрал. Естественно, 'Степная правда', а как же еще. Если бы не проклятый Ундораргир.
Хлопнули ворота, процокали по древним плитам двора копыта иноходца. Макеев хмыкнул, и тут же придал лицу усталое выражение крайне занятого человека, оторвавшегося от дел величайшей важности ради незначительной безделицы. Кто-то явился по его душу - то ли гонец, то ли кто из его подчиненных.
В дверях кабинета появился мажордом из местных - бывший купеческий приказчик Бунгар Орут, которого пограничный разъезд отбил у разбойников, решивших ободрать с него кожу, ибо он подрезал в схватке брата атамана.
Мажордома, или попросту дворецкого, пришлось завести, а то разговоры пошли, что князь Сантор слишком уж просто живет, не по чину. А начальник АХО городской администрации Никита Расплетов на эту должность не годится. Выправка не та.
- Тысячник войска державы Тхан-Такх Камр Адай к князю Сантору Макхею по делам службы! - важно возгласил Бунгар.
- Проси…
Интересно, по каким таким делам службы явился Адай? Этого толкового сотника он недавно повысил в звании и назначил командовать новой тысячей, сформированной из беглецов и прочего люду, выброшенного из степи войной. Назначил по рекомендации капитана Анохина, потому что сотник недурно себя показал в походе на Винрамз. А заодно наказал старательно расспросить у кандидатов про то, что, черт возьми, творится в Степи и какой ход войны? При этом также отмечать все интересное в разговорах и записывать. Не лично, само собой, ибо грамоте сотник пока не обучен, но с помощью писаря.
Гость долго ждать себя не заставил. Пригнувшись слегка, дабы не задеть дверной косяк шлемом, Камр Адай вошел собственной персоной. Отвесил поясной поклон. Земные градоначальник запретил.
- Будь радостен, князь Сантор, рад видеть тебя в силе и здравии, - проговорил медленно и степенно.
- И тебе поздорову, воин, - ответил правитель Октябрьска, указывая на кресло.
Старое, обитое дерматином, привезенное еще с Земли. Тысячник, садясь напротив, выложил на стол обе руки, показывая, что пришел с миром.
Макеев устроился поудобнее, поймав себя на том, что сановито хмурится, глядя на гостя, хрень, что называется, среда заела. После чего позвонил в колокольчик.
Миловидная служанка, колыхая длинным подолом, принесла поднос с серебряным кувшином и большой чашей.
Заметил, как чуть дрогнуло лицо собеседника.
Вообще-то во дворцах владык Южного предела было принято, чтобы за мужскими разговорами важным персонам прислуживали исключительно мужчины.
Прежде вино, кумыс и чай из горьких степных трав приносил его ординарец. Но теперь в преддверии войны почти все земляне были сняты с хозяйственных постов и направлены в армию и Арсенал. На их место пришли их туземные жены. Так что ничего не поделаешь, придется потерпеть, дружище. Просто нет времени подбирать обслугу. Да и безопаснее…
- Благодарствую, сардар, - кивнул тысячник, разливая пряный, пахнущий травами напиток в большую чашу.
По очереди они пригубили ее.
- И тебя благодарю за то, что в гости зашел, - бесцветным голосом произнес градоначальник.
- Я пришел не в гости, а по нужде…
'По большой?' - чуть не спросил сардар, но одернул себя. Тем более что смысл каламбура наверняка ускользнул бы от собеседника - на всеобщем обычно выражались по поводу дефекации прямо и недвусмысленно.
- А нужда моя, государь, такая, - продолжал Камр. - Нужно что-то делать, ибо мы проигрываем войну.
- Проигрываем? - удивился Александр Петрович. - Но ведь война, как будто, еще не началась…
- Уже началась… - тысячник прищурился.
- Вот и я так думаю… - вздохнул Макеев после паузы.
- Началась, и складывается не в нашу пользу. Народ уже из города бежит, хотя враг далеко. Потому как понимает, что проигрываем…
- Но мы-то бежать не собираемся, не так ли? - испытывающе прищурил глаз майор.
Камр Адай лишь сощурился, как бы говоря: 'А куда?'
- И у тебя есть средство, как поправить дело?
- Есть задумка одна…что делать, когда шаркааны с войском сунутся в Южный предел… Макеев невольно заинтересовался.
Чувствовалось, что разговор с ним назревал у тысячника уже давно, и подготовиться к беседе тот успел. - Тогда подробней излагай, - Александр невольно понизил голос, пододвигаясь поближе.
- Значит так, - заговорил Камр с расстановкой, словно обдумывая каждое слово. - Я тут поговорил с твоими… земляками про то, какие войны ведут в вашем мире. За Гранью, - зачем-то уточнил он. - Рассказали они много, да я не все понял. Но это не важно. Важно, что именно я уразумел…
Выдержал короткую паузу, словно не решаясь сказать, что думает.
- Знаешь в чем твоя, сардар, ошибка? - наконец изрек он и бросил быстрый взор на лицо собеседника, проверяя, не разгневался ли правитель.
- Продолжай, - кивнул Макеев, которому вдруг стало интересно, что думает о его методах и планах подчиненный.
- Ты воюешь, как тебя учили в твоем мире. Нет, - словно спохватился тысячник, - я не говорю, что ты воюешь плохо или неправильно. Но просто, чтобы воевать так, как вы привыкли, нужно иметь много машин, небесные колесницы, много 'летучего огня' и еще всего… Всего, чего у тебя нет, - резюмировал он. - Я вижу, что ты пытаешься как можно лучше приспособить то малое, что у тебя есть, к делу, но так у тебя ничего не выйдет.