У Алвиты в груди шевельнулся стыд, призывая ее постучать еще раз, справиться, как у старухи дела, однако она едва прочувствовала его сквозь туман усталости.
Алвита несколько часов провела у кассы, двигаясь механически. Считывая штрих-коды, упаковывая, улыбаясь. Дружеские запрограммированные слова, произнесенные убедительным тоном непрерывному потоку лиц со своими собственными заботами, горестями и слезами. Но по крайней мере вид у них был выспавшийся. День тянулся, и хотя казалось, что конца-краю ему не предвидится, под конец Алвита уже не смогла бы повторить ничего из того, что она делала, говорила и думала в промежуток времени между тем, как она надела форму, и тем, как ее сняла. Это было сплошное ритмичное движение рук, резкий свет люминесцентных ламп и представление, которое она разыгрывала: суетящаяся пародия на счастливого, отдохнувшего работника. Выйдя наконец из супермаркета, Алвита глубоко вздохнула, надеясь, что свежий воздух оживит ее, подпитает силами, но вечерний ветерок принес лишь пыль, выхлопные газы и липкую летнюю жару. Ее мысли тотчас же вернулись к Томми, и она проверила телефон. От Ханов ни одного сообщения, а номер ее телефона у них точно есть. Это означает, что с мальчиком все в порядке, правильно? Даже с этой мыслью Алвита возвращалась домой чуть ли не бегом.
Когда она добралась до Баньян-Корта, спина у нее разболелась так, что она не чувствовала в себе сил подняться по бесконечной лестнице. Однако лифт, как обычно, не работал, так что ей все равно пришлось лезть в гору пешком. У нее оставалась еще пара часов до того, как нужно будет уходить на работу в диспетчерскую, и Алвита очень хотела провести их с сыном.
Она понимала, что ей нужно пройти в дорогую часть здания и постучать в квартиру номер двадцать два, где живет девочка, которую могут звать Аня, но мысль предстать перед живущей там семьей в своем нынешнем виде, немытой, уставшей, только что с работы, вызвала у нее физическое отвращение. К тому же хотя дети, похоже, спокойно перебирались из одного крыла в другое, сама Алвита так и не смогла определить, какая дверь в узких, петляющих коридорах соединяла их. Поэтому она просто решила проверить те места, где обыкновенно играл Томми.
Она поднялась по лестнице, извивающейся вокруг решетчатой железной шахты старого лифта, негромко окликая сына по имени. Где-то на середине Алвита остановилась, почувствовав неожиданный запах: табачный дым. На какое-то мгновение у нее мелькнула нелепая мысль, будто две семилетние девочки заставляют ее Томми курить и мальчик судорожно кашляет, затянувшись подобранным из урны окурком. Разумеется, это было абсурдно, и Алвита это понимала, но все равно последовала на запах и заглянула за угол, чтобы узнать, кто так вызывающе не обращает внимания на таблички «Не курить!».
Перед дверью квартиры Эдит стоял мужчина. Его смуглое лицо было иссечено складками глубокого горя, так хорошо знакомого Алвите. Дрожащей рукой мужчина поднес сигарету ко рту, и струйку дыма затянуло в приоткрытую дверь старухи. Алвита долго смотрела на него, пытаясь вспомнить, видела ли она его прежде. Детей у Эдит нет; это она знала точно. Может быть, друг семьи? Определенно, мужчина не похож на сотрудника патронажной службы, что было бы неудивительно. Они встретились взглядами; глаза у мужчины были затравленные, и он двинулся к Алвите, поднимая руку для рукопожатия. Сообразив, в чем дело, та попыталась скрыть свою усталость. Тряхнув головой, она постаралась сосредоточиться, но ей все равно казалось, будто мыслям ее приходится протискиваться сквозь зыбучий песок.
– Я могу вам чем-либо помочь? – спросил мужчина.
Какой у него был акцент? Бразильский? Определенно, какой-то южноамериканский. Однажды, давным-давно, еще до рождения Томми, Алвита летала в отпуск в Перу, и интонации были схожими. Она собиралась подняться к Мачу-Пикчу, но не изучила вопрос надлежащим образом, и у нее не хватило сил на изнурительный подъем. Воздух там был такой разреженный…
– Здравствуйте! – снова окликнул ее мужчина, и Алвита, вздрогнув, сообразила, что ничего не ответила.
– Да, здравствуйте, – постаралась не обращать внимания на усталость Алвита. Она указала на дверь. – Эдит, вы ее… э… вы знакомы с Эдит?
– Да. – Мужчина кивнул, неуютно переступая с ноги на ногу. – Мы с ней друзья. Знакомы уже много лет.
Он лжет? Похоже было на то, что он лжет, но полной уверенности у Алвиты не было. Только не сейчас. Какой бы ни была правда, это означало, что кто-то другой присмотрит за Эдит, что явилось облегчением, к которому примешивалось чувство стыда.
– Вы не видели мальчика? Дети… мой сын… они должны были играть где-то здесь.
– С девочкой? – Кивнув, мужчина указал на коридор. – Они только что убежали туда.
– Спасибо, э…? – Алвита неопределенно махнула рукой, показывая, что не знает его имени.
– Диего. Санти.
– Спасибо, мистер Санти. – Она направилась было туда, куда указал Диего, затем обернулась. – Знаете, курить в помещении нельзя. Особенно при детях.
– Я знаю, просто у меня… – Он снова чем-то расстроился, силясь подобрать нужные слова. – Чувствительный нос. Помогает определять запахи.
Алвита не знала, что на это сказать, поэтому она ушла в ту сторону, куда указал Диего, нашла там играющего Томми и забрала его обедать.
Ночная смена была гораздо тяжелее, чем работа на кассе. Алвита работала в диспетчерской местного таксопарка, принимая заказы от пьяных, угрюмых и тех, кто, судя по голосу, уставал еще больше нее, хотя она не представляла себе, как такое возможно. Без постоянного движения бороться с усталостью было труднее. За столами сидели люди в наушниках, говорящие в микрофоны, и воздух был заполнен белым шумом, в котором было так легко затеряться. Конечно, не заснуть, не заснуть по-настоящему, но провалиться в какое-то полубессознательное состояние, постоянно угрожавшее накрыть ее с головой. Алвита не любила кофе и не выносила цепкую медикаментозную сладость энергетических напитков, поэтому в борьбе со сном ей приходилось поддерживать себя таблетками кофеина, одним ухом прислушиваясь, не зазвонит ли ее сотовый. Томми спал. Номер приколот над домашним телефоном. Если возникнут проблемы, он знает, как ей позвонить. Все будет в порядке.
Сегодня клиенты были недовольны. Несколько водителей заболели, и время ожидания увеличивалось. В этом было единственное преимущество усталости: Алвита обнаружила, что, когда она уставшая, все оскорбления просто скатываются с нее, словно слабый радиосигнал, звучащий где-то бесконечно далеко. Она знала, что другие воспринимают это хуже, их эмоциональные защитные барьеры работают на пределе, и время от времени кто-нибудь из ее коллег срывался, не выдержав поток грубостей, звучащих из телефона. Но слой ваты, обволакивающий сознание Алвиты, в какой-то степени оберегал ее, хотя существовать в этом мире ей было гораздо сложнее.
В половине третьего ночи ее смена закончилась, и она побрела домой. Ей нужно было идти пешком всего десять минут, хотя знакомые и предупреждали, что ходить одной ночью очень опасно. Однако Алвиту это нисколько не волновало; группки подростков в темных углах, зловещие фигуры под фонарными столбами – для нее это были лишь тени. Бледные, едва различимые существа, которые иногда окликали ее, но никогда их словам не удавалось пробиться сквозь туман. Алвита шла в мире, полностью обособленном от их миров, смещенном на три градуса в сторону жизнью без сна. Все эти люди не могли к ней прикоснуться.
Она прошла мимо квартиры Эдит. Постучать еще раз? Нет, уже слишком поздно. И теперь у нее есть этот молодой Диего. У нее все в порядке. Алвита постаралась убедить себя в беспочвенности своих подозрений.
Она заглянула в комнату Томми. Мальчик крепко спал. Он не проснется еще несколько часов, а ей даже не нужно будет готовить обед и гладить ему школьную форму. Маленькие радости летних каникул. Однако от Элли насчет завтра никаких известий, так что нужно будет подумать, с кем оставить сына. Может быть, богатенькие детки завтра снова возьмут его играть с собой. Алвита не очень-то им доверяла, но даже так мысль о нескольких часах при свете дня, полностью отданных себе, вызвала у нее улыбку. Неужели это делает ее плохой матерью? Она слишком устала, чтобы забивать себе голову подобными мыслями.
Пошарив в кармане, Алвита достала ключи, и в кои-то веки ее молитвы оказались услышаны: зажглась кнопка вызова лифта, подарив ей возможность дать хоть какой-то отдых ноющим ногам. Она медленно пожевала пирожок с телятиной, который купила в ночном магазине, когда поняла, что не успеет в бакалею. Конечно, есть ей не хотелось, ей не хотелось есть уже несколько недель, но она понимала, что ее организму требуется хоть какая-то еда, поэтому все-таки кое-как справилась с безвкусным мусором из магазина на углу.
В квартире было тихо и темно, и Алвита бросила сумку на пол в коридоре. Не потрудившись снять куртку, она поплелась в спальню.
Алвита снова сидела перед телевизором и смотрела 70-й канал. Ложилась ли она в кровать? У нее были смутные воспоминания о том, что она лежала, ощущая под собой старый матрас, однако сейчас она находилась здесь, и это определенно был не сон. Во сне она не могла читать, а сейчас на экране была отчетливо видна надпись «Поздно ночью с Энгусом Мерридью». Во рту у нее стоял вкус мела, несомненно, от таблетки доксатрина, которую она выпила. Чтобы забыться. В этом был смысл.
Улыбающийся ведущий смотрел прямо в объектив телекамеры, обращаясь к зрителям. С этого ракурса его зубы выглядели такими ровными, что казались ненастоящими. Как будто они были просто нарисованы.
– Нарисованы на чем? – спросил Энгус, отрываясь от своего плавного монолога. – Этого ведь не может быть, правильно?
Алвита вынуждена была с ним согласиться: этого действительно не могло быть.
– Итак, я знаю, что вы все подумали, – усмехнувшись, продолжал ведущий. – Какой вопрос вы себе задаете. «Что этот продажный старина Энгус попытается впарить нам сегодня?» Что ж, братцы, не хочу вас разочаровывать… И не буду! Вы абсолютно правы. У меня совершенно новый спонсор, и вы встанете в очередь первыми. Если честно, я сперва не поверил, когда мой продюсер Тобиас сказал мне, какую он провернул сделк