И Виолетта поняла, что именно собирается заставить их сделать Тобиас Фелл.
Джейсон гадал, кто-нибудь еще видел, как стремительно разлагался Макс. На лицах присутствующих застыли маски ужаса, смятения и отвращения, но на то было слишком много возможных причин, и он не мог сказать, обратил ли кто-либо еще внимание на клочки кожи, оставшиеся на гвоздях и заусенцах, когда обмякшее тело вытащили из ящика и положили на стол. Кажется, сантехник вздрогнул, когда полоска кожи, сорвавшись с головы Макса, упала ему в тарелку?
Джейсон узнал лежащего на столе парня по описанию: многие жильцы говорили, что видели его бродящим по коридорам с сигаретой во рту. Но он по крайней мере был жив, грудь его равномерно вздымалась и опускалась. Судя по всему, его накачали наркотиками.
– Этот человек, – вежливо объяснил Тобиас, – уже давно меня искал. Насколько мне известно, одна из моих нефтяных компаний захватила землю, принадлежавшую его семье. При этом кого-то даже убили. Речь идет о каком-то индейском племени в Эквадоре, точнее сказать не могу.
Джейсон всмотрелся в лицо парня. Оно выглядело бы умиротворенным, если бы не ссадины на шее и веревки, стягивающие запястья.
– Сперва я думал, что он заявился сюда, чтобы меня убить, но правда оказалась гораздо более жалкой. Я так понимаю, этот человек полагал, что мне неизвестны все обстоятельства случившегося, и надеялся, что, поговорив со мной лицом к лицу, он откроет мне глаза, убедит меня. Не знаю, где именно он скрывался, пытаясь найти способ добраться до меня, но он мог бы не беспокоиться. В конце концов, я сам хотел, чтобы он был здесь, хотя, очевидно, я предпочитаю, чтобы он молчал.
Джейсон огляделся вокруг и увидел, что остальные гости ждут следующих слов, зная наперед, какими они будут.
– Мне нужно, чтобы каждый из вас принял участие в его смерти.
Он умолк, размышляя, какие еще разъяснения потребуются. Все уже поняли, что выбор стоял между невообразимым богатством и мучительной смертью. Люди удивляются, на что они становятся способны после того, как сделали шаг, с их точки зрения непростительный. Интересно, поколеблет ли кого-нибудь объяснение причин этого поступка? Тобиас решил, что лучше выложить все до конца. У него уже так давно не было возможности говорить с живыми людьми, и сейчас он хотел максимально ею воспользоваться.
– Теперь мы связаны, и сейчас дело подошло к тому, чтобы мы стали настоящими соучастниками. Этот человек, сам не ведая того, предложил себя в качестве символа всех тех, кому я сделал больно. И, сделав больно ему, вы приобщитесь к моей и моего рода жестокости к окружающим. У каждого из вас есть нож. Обещаю: насилие, совершенное здесь, преследоваться законом не будет. Я позаботился о том, что не существует никаких документальных свидетельств существования этого человека, и, следовательно, не возникнет никаких причин начать расследование. Если же у кого-либо возникнет желание сознаться в содеянном, у меня более чем достаточно средств, чтобы похоронить подобные обвинения. Вместе с теми, кто их сделал.
Тобиас помолчал.
– Да, – спохватившись, рассмеялся он. – Разумеется, если вы попытаетесь совершить насилие в отношении меня, полиция предупреждена и прибудет сюда в считаные минуты. Это на тот случай, если у кого-то возникли подобные мысли. И не забывайте, что́ обнаружат полицейские эксперты, если изучат содержимое ваших желудков.
Тобиас почти не обращал внимания на реакцию присутствующих, на крики протеста, нервные качания головой.
– Вздор. – Виолетта, женщина в джинсовом костюме, вскочила с места. – Меня не запугает какой-то там долбаный громила!
Макс выпрямился во весь рост, казалось, став еще выше, чем прежде. Его улыбка растянулась так широко, что кожа в уголках рта лопнула, а глаза стали совсем маленькими, сморщившись до крошечных горящих угольков. Кости его пальцев хрустнули, стискивая дубинку. В зале словно стало темнее.
– Нет! – прорычал Макс. – Запугает.
Виолетта напряглась будто тетива, выдержав его взгляд. Но затем что-то у нее внутри сломалось, и она отступила назад, обреченно потупившись.
Усмехнувшись, Тобиас наблюдал за этим противостоянием, не вмешиваясь в него. Теперь все эти люди осознали, какая сделка им предложена: они или сделают то, что он от них хочет, и станут богатыми, или умрут. Им лишь осталось сделать свой выбор. У Тобиаса мелькнула мысль пощадить ребенка: вряд ли девочка понимает происходящее в достаточной степени, чтобы сознательно принимать участие. Он недоумевал, почему Баньян-Корт вообще ее выбрал.
Тобиас перевел взгляд на связанную фигуру на столе. У него свело грудь от отвращения. Кем возомнил себя этот слизняк, решивший поговорить с ним? В этой пьесе у него была роль без слов; больше того, он был лишь реквизитом, его задача заключалась в том, чтобы тихо страдать и умереть, далеко отсюда. Ну да ладно. Он сможет сыграть свою роль здесь. Он умрет ради процветания других.
Тобиас обвел взглядом стол, отмечая, кто взял нож, а кто пятится назад.
Нож казался в ее руке чем-то неестественным, но Гиллиан все равно приставила острие парню к груди. Она съела то, что ей предложили, поскольку панически испугалась смерти, и, разумеется, ей были нужны деньги, но не это двигало ею, подводя к связанной фигуре. Только сейчас Гиллиан осознала, что больше всего на свете она замучилась складывать воедино жуткие тайны, не дававшие ей спать по ночам. Возможно, этот акт навечно привяжет ее к сети лавинообразно нарастающих преступлений, но раз уж ей суждено жить в мире леденящих душу откровений, пусть она сама станет их автором.
Это старик Одли сказал ей прийти сюда, и Лора до сих пор не понимала в полной мере, почему. Неужели все дело было просто в мести? Теперь это уже не имело значения. Лора взяла со стола нож. Ей даже не нужно действительно убивать этого беднягу; она просто должна быть причастна. И нельзя сказать, что в прошлом ей не приходилось проделывать подобное. Ну а кто не хочет стать невообразимо богатым? На ее месте любой поступил бы так же. Лора была в этом уверена. Деньги могут купить все что угодно. И уж конечно же это.
Наверное, было бы так красиво не поступиться своими принципами, пожертвовать жизнью ради того, чтобы не испачкать руки. Но Янеку уже не раз приходилось делать непростой выбор, и сейчас все было предельно ясно, учитывая то, что ему приходилось выбирать, – получить достаточно денег и навсегда обеспечить своих детей или же обречь их на горе безотцовства. В общем, решение далось просто и когда речь шла о людоедстве, а сейчас выбор был просто очевиден.
Анна по-прежнему не понимала до конца, что происходит, но ей не хотелось делать никому больно. Она оглянулась на Пенни, та просто радостно улыбнулась и пожала плечами. Анна залезла под стол и расплакалась.
Наверное, это Анди должна была сейчас стоять здесь и принимать решение, но Леон был рад, что это не так. Наверное, она бы не смогла пройти через все это, а ему была невыносима мысль ее потерять. Но разве он уже не потерял ее? Если он пойдет на такое, то больше уже никогда не отмоется. Хотя с такими деньжищами они обязательно что-нибудь придумают. Покажутся лучшим специалистам, как это сделал Тобиас. Поселятся там, где Анди будет счастлива. Беря нож, Леон подумал, что наградой ему станут не только деньги, но и возможность присоединиться к Тобиасу в его мире, понять который в полной мере способны только они.
Всё привело ее сюда, вот к этому мгновению. Она пришла с отчаянной верой в Дамиана, и сейчас как раз настал момент по-настоящему его испытать. Кари доверяла ему настолько, что пришла сюда, отведала человеческую плоть. И вот пришло время расплатиться за оказанное доверие. Кари посмотрела на Дамиана, ожидая каких-либо указаний, но он не подал ей знака. Она тянула время, не желая делать выбор. Встретившись взглядом с Виолеттой, Кари поймала себя на том, что отдернула руку от ножа.
Он хотел быть порядочным человеком, честное слово. Пусть Донна подвергла его страшным мучениям; она была права насчет того, что он эгоист и не знает жизни. Картер задумался. А что, если Донна вернется? Или же терзающий его призрак примет другое обличье? И все же Картер не мог отмахнуться от стоящего перед ним выбора. От того, что он съел плоть человека, добровольно предложившего ему ее, никому плохо не стало, с этим он смирился. Но теперь речь шла об убийстве.
Картер хотел оставаться порядочным человеком. Но он сможет сделать столько добрых дел, если останется в живых. Донна показала ему это, пусть в своей манере. Отказ соучаствовать не спасет этого несчастного. Картер стиснул холодный, гладкий нож.
О том, чтобы умереть, не могло быть и речи, это было очевидно, но было что-то еще, что двинуло руку Жезуша к ножу, то самое чувство, которое он ощутил, когда поддался страху и сожрал плоть хозяина этого званого ужина. Все это – величественный стол, приносимая жертва, извращенная тайная вечеря, все это было… прекрасным. Монументально гротескным произведением искусства. И он, Жезуш, по праву принимает в этом участие. Подумать только, когда он наконец вернется домой, его там будут ждать объятия картины. Жезуш взял нож, уверенный в том, что поступает абсолютно правильно.
В какой-то момент, за пределами всех мыслимых границ, остается только одна свобода – сказать «нет», и пусть с тобой делают все что хотят. Виолетта не воспользовалась этой свободой, когда ей приказали есть, вместо этого предпочтя остаться в живых. А может быть, надо было ею воспользоваться, потому что это оказалась ловушка. Все они по-прежнему в плену извращенной игры Тобиаса. Но жизнь под пятой не имеет никакого смысла. Встретившись взглядом с увешанной украшениями женщиной напротив, Виолетта улыбнулась и отступила от стола. Она не будет жить в страхе. Виолетта презрительно усмехнулась Тобиасу. К черту всесильных богачей – она не станет делать то, что ей приказывают.