– Мой подарок, – промолвила она.
Тейверли устало улыбнулся:
– Все это кажется беспринципностью. В общем, так оно и есть. Я даже рассказал Кендаллу, что слышал через стену ссору Чейтеров – на самом деле ссорились Роу, – и придумал слова, которые якобы разобрал. Но я не выгораживаю убийцу! Просто помогаю событиям совершить наиболее удачный поворот и стараюсь не усугублять трагедию. Труднее всего было привлечь внимание Кендалла к шляпе. Я намекнул ему про шляпу как бы между прочим – безрезультатно. Говорить специально было бы смертельно опасно.
– Шляпу изучил Балтин, – напомнила Надин.
– Верно – после того, как я придумал фокус, чтобы у него возникло это желание.
– В каком состоянии сама Энн? – спросил Джон.
– С ней было очень нелегко, – ответил Тейверли. – В конце концов я убедил ее, что признание всем только навредит, а если что-нибудь произойдет с ней самой, то некий сельский игрок в крикет утопится. Ну, что скажете, Фосс?
– Не задавайте глупых вопросов! – буркнул Джон.
Двумя этажами выше героиня их разговора сидела у бабушкиной кровати.
– Вот недостающая деталь, бабушка! – сказала она. – Синяя, изогнутая! На сей раз я тебя обогнала: нахожу одну за другой.
Энн улыбнулась старушке, и та ответила ей улыбкой – умиротворенной, неподвижной. Сердце Энн застучало, как паровой молот. В следующее мгновение она зарылась лицом в холодную бабушкину подушку и зарыдала.
Глава XXXIIIСмерть и жизнь
– Теперь, Джон, – сказала Надин, входя в его комнату вечером, – настала наша очередь!
– Об этом мне хотелось побеседовать больше всего! – воскликнул он. – Знаете, Надин, мы не разговаривали про нас с того вечера, когда вы меня сюда привезли!
– Это было два вечера назад, – напомнила она, садясь.
– Скорее два года. Боже, сколько всего с тех пор случилось! Сколько трагедий вы насчитали?
– Одну. – Видя его изумление, она объяснила: – Гибель бедняги Хейга! Джон, разве смерть Чейтера – трагедия? Только не лицемерьте, дайте честный ответ.
– Вряд ли мир от этого обеднел, – промолвил он.
– А миссис Чейтер?
– Ее можно пожалеть, хотя вы признавались, что с этим у вас не очень…
– Я ошибалась. Теперь я могу ее пожалеть. Но это еще больше убеждает меня в том, что смерть миссис Чейтер – не трагедия. Ее ждало бы жалкое угасание в доме для умалишенных. После откровенного разговора с Зеной Уайлдинг приходится сказать то же самое о теле номер один, как назвал его Балтин. Кстати, по словам Зены, лорд Эйвлинг намерен финансировать ее пьесу. Леди Эйвлинг очень этим воодушевлена. В общем, здесь трагедий тоже не намечается.
Джон невесело усмехнулся:
– То есть мы отменно повеселились?
– Нам сильно досталось, однако последствия всего этого благотворные. Многие участники событий получили необходимую встряску. Думаю, даже Балтин немного смягчился. Энн и вовсе взялась за ум и отделалась от Эрншоу. Но продолжим со списком. Испорченная картина – трагедия?
– Я ее не видел, поэтому могу лишь догадываться.
– Она заслуживала порчи – вот верная догадка! Да, дворецкий Томас лишился места; зато красотка-горничная – помните, я в первый же день обратила внимание на ее чары? – поступила так, как советуют романы с продолжением: последовала за своим избранником в надежде исцелить его.
– Ее тоже выгнали?
– Сама уволилась. Хочу дать ей денег на дорожку… Милая бабушка Эйвлинг собрала свою последнюю головоломку – спросите Энн, трагедия ли это, хотя завтрашний день пройдет с опущенными шторами… Я видела ее по просьбе Энн. Мне было страшно – не хватало в обморок хлопнуться! – но бабушка Эйвлинг заставила меня по-новому взглянуть на смерть. Вряд ли я видела когда-либо прежде что-то чудеснее! В общем, этот уик-энд даже мне принес пользы… Остается пес. Вот где настоящая трагедия!
– Вы забыли про оленя!
– Хотите меня подловить?
– Даже не думал. Просто охотники всегда ставят меня в тупик. Охота – единственное, в чем нам с вами не достичь согласия.
– Это одна из тысячи причин моего несогласия с покойным Левериджем, – произнесла Надин. – Это возвращает наш разговор к прежней теме под названием «мы».
– Верно, – кивнул Джон. – Надин, вы выйдете за меня замуж?
Серьезно глядя на него, она ответила:
– Так и надо было спрашивать! А вот и ответ: нет, Джон. Даже за такое короткое время я вас слишком полюбила.
К ее удивлению, он не огорчился.
– После двух дней нельзя было ждать ничего иного, – улыбнулся Джон. – Сообщите мне свой лондонский адрес?
– Это ни к чему.
– Откуда вы знаете?
– Сколько вам лет?
– Сорок три года.
– Отнимаем от этой цифры лет двадцать?
– Приблизительно.
– Вот видите! А мне…
– Столько, на сколько вы себя чувствуете!
Надин покачала головой:
– Женщина может считать, что ей столько лет, на сколько она себя чувствует, но для мужчины ей столько лет, на сколько она выглядит.
– Прекрасно! По-моему, вы выглядите неплохо.
– Где ваши глаза? Добавьте мне двадцать лет. Когда вам будет сорок три, а вокруг вас станут порхать красотки двадцати трех лет, буду я для вас так же хороша, как сейчас?
– Вы меня удивляете, Надин! – воскликнул Джон. – Неважного же вы мнения о мужчинах!
– Мужчины ничего не могут с этим поделать, как и женщины. Дело не в этике, а в здравом смысле. Надо видеть вещи такими, какие они есть, а не такими, какими вам хочется их видеть. Но даже если отвлечься от темы возраста, что мы друг о друге знаем?
– Только одно: мы любим друг друга! Кажется, этого достаточно.
– Два дня назад вы были влюблены в другую.
– Я догадывался, что прозвучат эти слова. Вы правы, что напомнили, – хотя напоминать излишне. Тут иное…
– Так всегда кажется, Джон. На самом деле все одно и то же.
– Вот еще один пункт наших разногласий, Надин, – улыбнулся он. – Так или иначе, победа за мной.
– Как это?
– Если я прав, то будет по-другому, а если нет и любовь всегда одинаковая, то мы с вами ничего не добьемся, если станем искать ее где-то еще. Зачем пытаться?
– Мальчишка!
– Может, рискнете придвинуться к мальчишке дюймов на шесть? – дерзко предложил он.
– В том-то и наша беда, – ответила она. – Я не хочу рисковать.
Надин наклонилась к нему, но сразу отпрянула и вскочила.
– Это несправедливо! Я на это не пойду! Конечно, я люблю вас, а вы меня. Но – вы станете отрицать – вы были готовы к любым объятиям. Поезд отвесил вам пинок, а мой острый женский инстинкт довершил дело. Если бы вы оказались умником, циником или аморальным типом, то мы бы поладили и, может, сейчас планировали бы уже покупку билетов в Монте-Карло. У нас на счету числился бы далеко не один поцелуй. Впереди нас ждали бы полдюжины славных месяцев, а их завершение вышло бы естественным или бурным – в зависимости от нашего настроения.
Все это она говорила ему отвернувшись. Наконец она опять бесстрашно взглянула на него.
– Не хочу бурных воспоминаний о вас, Джон. Не хочу оставлять вас с несчастной памятью обо мне. Поверьте, мой дорогой, мне лучше знать! По прихоти судьбы мы друг другу понравились, однако мы не созданы друг для друга. Вы приобретете со мной тяжкий опыт…
– Вы не забыли, что я не звал вас со мной в Монте-Карло? Я позвал вас замуж.
– Учтите, так я могу смертельно заскучать! Ничего я не забыла! У меня отличная память, к тому же мне приходится думать за нас обоих. Трагедии этого уик-энда предостерегают: поберегитесь! Все они случились именно из-за физических страстей и физических несоответствий!
– Совсем недавно вы считали, что это вовсе не трагедии, – напомнил Джон.
– Опять доводы маленького мальчика, Джон, и вы сами это знаете!
– Хорошо, Надин, я прибегну к взрослым доводам. Сами вы готовы внять предостережениям? Отказаться от физической страсти?
– Несоответствия – вот от чего я откажусь!
– Теперь я рискну задеть вас. Ваш муж приобрел с вами тяжкий опыт? Это были те самые несоответствия?
– Мы друг другу ни в чем не подходили! – заявила Надин.
– Он жалел, что женился на вас? А вы сами?
– Вы несносный, Джон!
– Придется выбрать что-то одно. Я несносный, когда идеализирую вас как маленький мальчик, или я несносный, когда понимаю вас как взрослый мужчина? Вот что я вам скажу: в первом разговоре со мной Тейверли читал меня как раскрытую книгу и предупреждал на ваш счет в своей честной спортивной манере. Вы бы не оскорбились, если бы это услышали. Он меня предостерегал примерно так же, как сейчас предостерегаете меня вы сами. Но я не внял его словам, ваши я тоже отвергаю. Жизнь – риск, и я предпочитаю рискнуть с человеком, с которым мы так многообещающе стартовали.
– Вы зовете то, что у нас происходит, многообещающим стартом?
– Да, представьте! – ответил он. – Никто никого не обводит вокруг пальца.
– Нет, зато наблюдаются другие не менее поразительные вещи. Дайте-ка мне руку! – Он протянул ей ладонь. – Я знала, что без этого разговора нельзя обойтись. Но мы оба растеряны, утомлены, события слишком свежи, нашему взгляду на них недостает перспективы. Нельзя сдуру кидаться головой в омут… Сейчас я говорю с вами как ваша спутница в очень причудливом мире. Вы не представляете, насколько необычно, что такому мужчине, как вы, понадобилась такая женщина, как я, и…
Она спрятала руку:
– Это безумие, Джон, форменное безумие… Я старше тебя почти на десять лет.
– Я не перестану любить тебя даже седой.
– Ты так убедительно произносишь банальности!
– Я не боюсь банальностей. Выйдешь за меня замуж?
– Давай ты снова задашь мне этот вопрос через полгода – если захочешь? Тогда мы оба будем точно знать, что к чему.
– Хорошо, Надин. Я не отступлюсь!
Комнату заполнила тишина. То было безмолвие самой жизни, обреченное быть нарушенным. Неподалеку от них застыла тишина смерти – нерушимая, абсолютная, но не менее счастливая.