Громкая музыка из двух больших кинодинамиков давила слезу:
…Сюда мы ребятишками,
С пеналами и книжками,
Входили и садились по рядам.
Здесь десять классов пройдено,
И здесь мы слово РОДИНА
Впервые прочитали по складам…[9]
Выпускное застолье сократило количество тёмно-строгих костюмов парней, и уж, конечно, кружевные накрахмаленные передники девичьей школьной формы исчезли вовсе, сменившись радугой нарядов.
Ну, парни, они парни и есть! Исчезли галстуки, добавлявшие взрослости. Она проявилась в другом. Сколько ни демонстрировал с помощью ВПХР на уроках начальной военной подготовки неутомимый Сергей Балданович вред курения – парни смело дымили сигаретами на крыльце ДК. А девчонки… О, это что-то! Мини-юбки, туфельки на шпильках, максимально доступные ухищрения косметики и парикмахерских чудес! И когда успели?!
Для нас всегда открыта в школе дверь.
Прощаться с ней не надо торопиться!
Ну как забыть звончей звонка капель
И девочку, которой нёс портфель?
Пускай потом ничто не повторится —
Для нас всегда открыта в школе дверь[10].
За длинный стол уселись все – выпускники, родители, учителя. Каждый незамысловатый тост-напутствие итожился оглушительным «Ура-а!», но сказать, что «Советское шампанское» катастрофически убывало из гранёных стаканов – вот чего не наблюдалось, так не наблюдалось. А вскоре стол и вовсе от молодёжи опустел: ведущая праздничный вечер старшая школьная пионервожатая Клавочка Петровна объявила танцы!
В школьное окно смотрят облака,
Бесконечным кажется урок.
Слышно, как скрипит пёрышко слегка,
И ложатся строчки на листок.
Первая любовь… Звонкие года…
В лужах голубых стекляшки льда…
Не повторяется, не повторяется,
Не повторяется такое никогда!..[11]
– Александр Сергеевич! Разрешите вас пригласить! – К Шишкину сразу стайка подлетела! Пятеро девчонок, среди которых и Галя Капустина.
С немыслимым, но красиво уложенным начёсом на голове, в пурпурном шёлке, не скрывающем изящные плечи и волнительную ложбинку, убегающую в треугольный вырез лифа. Платье в меру короткое, но подобранные ему в тон туфельки на высокой шпильке эффектно удлинили и без того растущие от ушей стройные ножки. Что и говорить, Галя Капустина тщательно продумала свой выпускной облик. Сама ли, с помощью толковой ли советчицы, но смотрели все на неё с восхищением (парни и мужики) и неприкрытой завистью (остальная часть собравшихся).
– Милые мои! – весело прокричал Александр. – Весь в вашем распоряжении! Но, без обид, в порядке очереди. Однако можно сначала приглашу я? Вы же не против, если первый танец с Галей? Галина, позвольте вас пригласить! – Галантно склонив голову, протянул той руку.
С удивлением почувствовал, как Галочка по-взрослому прижалась к нему. Они затоптались в медленном танце под зоркими взглядами Капустиных-старших да и других родителей.
– Александр Сергеевич, а можно задать нескромный вопрос? – прошептала вдруг, опустив глаза, Галочка.
– Прямо-таки нескромный? – улыбнулся Шишкин.
– Ну, я не знаю…
– Интересно…
– Вот наш трудовик на Клавке женится… А вы?
– А что я? – засмеялся Александр. – Я на Клавдии Петровне, получается, уже жениться не успеваю!
– Вот всегда вы всё в шутку оборачиваете! Я – серьёзно…
– Так и я совершенно серьёзно.
– Ну я же не про Сумкину! – вскинула строгие глаза Галя.
– А про кого?
– Про Таньку Михайлову из Кашулана!
– А что это вас так интересует? – Шишкин впервые обратился к Капустиной на «вы». Непроизвольно. «Тыкать» как-то вдруг стало неудобно – не школьница уже. И она это поняла. Даже посадка изящной головки на красивой шейке, украшенной тонюсенькой золотой цепочкой, изменилась. Еле уловимо, но как-то более по-взрослому.
Песенка дождя катится ручьём.
Шелестят зелёные ветра.
Ревность без причин, споры ни о чём —
Это было будто бы вчера[12].
– Да просто…
– Ну тогда просто и отвечаю: а я пока – нет.
– Понятно, – повеселела Галочка. Хотела ещё что-то спросить, но песня кончилась, и Шишкин церемонно подвёл девушку к сидящим за столом родителям. Приветливо кивнул им, сказал партнёрше «спасибо» и вернулся на своё место.
– Но вы у нас просто нарасхват, – прокомментировала «биологичка» Вера Петровна.
– Стараюсь. Руками, ногами и всеми фибрами души!
– Вот на всё у вас поговорка-присказка, шутка-прибаутка!
Шишкин засмеялся. Почти то же самое минуту назад услышал. Бя-а-да!.. Он невольно посмотрел туда, где за столом среди девчонок царила Капустина, и – вздрогнул! Красавица-медалистка тоже смотрела на него. С поволокой во взгляде. Ишь ты! Ещё вчера не осмеливалась не только про «Таньку из Кашулана», но и чисто по учёбе лишний вопрос задать, а нынче… Тоже взрослость моментально прорезалась.
Во время индивидуальных консультаций по литературе, когда Шишкин акцентировал внимание Гали на некоторых нюансах произведений, которые, как предполагалось, могли войти в пакет тем предстоящего выпускного сочинения, тогда ещё потенциальная «золотая медалистка» старательно записывала все советы учителя в тетрадку. Старательная, прилежная ученица да и только. Конечно, порой её поведение во время собеседований выглядело – это Шишкин замечал – несколько нервозным. «Ну, понятно, – тогда подумал он, – и медаль хочется, и стыдно, что дополнительно по всем экзаменационным предметам натаскивают. Вроде как нечестная игра получается. Господи, какое ещё дитя!..» – «А может, вовсе не поэтому Галочка комплексовала? – пришло сейчас вдруг на ум Шишкину. – Никак влюбилась?! Матка Боска Ченстоховска! Да, скорее всего, так и есть! То-то она мне сейчас про Татьяну вопросик, про женитьбу! Ну, анекдот!..»
Тут вновь зазвучал «медляк», Александр выбросил из головы все эти «размышлизмы» и отправился выполнять своё обещание: добросовестно вальсировал и танговал с другими выпускницами. Ни одной не оставил без внимания, тут уж он максимально соблюл педагогический такт: всем внимания поровну.
А вот Серёга Ашурков стойко партнёрничал исключительно с Клавочкой. На её лице, видимо, было написано: «Не замай! Личная собственность!» – или нечто подобное, потому как со стороны вчерашних школьниц и остального прекрасного полу поползновений в отношении Сергея Александровича не наблюдалось.
А может, ещё и потому, что в ближайшую пятницу сочетаются законным браком Клавочка и Серёга, так что пока на нём поставлен крест. Так кошка отпускает мышку. На время. «Надо устроить Серёге мальчишник! – подумал Шишкин. – Подобью на это дело Доржиева. Витале Манько предложу поучаствовать да и остальным господам-офицера́м… Можем на природе посидеть или у меня…»
Церемонно подплыли Ашурков – Сумкина.
– Александр! – торжественно обратилась к Шишкину-младшему Клавочка. – Не составит ли для вас труда оказать нам честь: быть свидетелем в загсе и на свадьбе? – «Ишь ты, с каким реверансом!» – хмыкнул про себя Александр и ответил аналогично:
– Что вы, дорогая Клавочка Петровна! С превеликим удовольствием! Это не я вам, это для меня честь, за которую благодарю самым искренним образом! А кто же, если не секрет, выступает в роли свидетельницы?
Парочка замялась, а потом более решительная Клавочка выдавила:
– Мы бы хотели Таню пригласить…
– Таню?
– Ну, твою Таню… – деликатно покашливая, сказал Ашурков.
У Шишкина-младшего «в зобу дыханье спёрло». Со злосчастного майского дня контакт с Кашуланом отсутствовал. И хотелось, и кололось. Сплошные ёжик и голая попа. Но почему бы и нет? Жизнь не раз уже убеждала Шишкина-младшего: что ни делается – всё к лучшему.
– Господи, ребята, да это как вы решите, – улыбнулся Александр. – Свадьба-то ваша, а не моя.
Парочка заметно приободрилась. Ашурков – Сумкина настолько ощущали себя счастливыми, что им хотелось осчастливить всё человечество или хотя бы его ближний круг.
Шишкин-младший даже почувствовал, как его куснула, встрепенувшись от беспробудного сна, совестёнка: «Во-о-от! А ты всё время смеёшься над ними и за клоунов держишь!» – «Неправда! – тут же мысленно вскричал Шишкин. – Я – справедливый! Серьёзные ребята! Как они себя показали в период подготовки и проведения колхозного юбилея, опять же на сборах по НВП. А если где-то я и хихикнул, так это не от гнусности моей, а исключительно в силу симпатии и шутки юмора!»
Парочка-то приободрилась, но всё равно повисла некая неловкая пауза. «Пронюхали, злодеи, – с теплотой подумал Александр, – что у меня с Татьяной всё далеко не «тип-топ», посодействовать решили…» И он взялся несколько разрядить эту неловкость.
Хитро прищурившись, многозначительно, с достаточно выраженной укоризной произнёс:
– Кстати, зря вы столько времени таились от общественности. Широкие народные массы узнали о ваших матримониальных намерениях и интимных связях давным-давно. Насколько припоминаю… где-то ещё в сентябре прошлого года…
– Да такого просто быть не может! – возмутилась Клавочка. – Так как не было тогда ничего!
– Тут ты, Сергеич, и впрямь загнул! – поддакнул Ашурков.
– Ничего я не загнул. Ты же, Клавочка Петровна, сама всё девятиклассникам моим засветила. И я тому свидетель.
– Да что же я могла-то?! – раскраснелась Сумкина, повышая голос.
– А помнишь, мы с тобой проводили классный час?
– Классный час?.. – Клавочка лихорадочно припоминала. – А-а… Нет! Классный час помню, но чтобы я…
– Да не ты, это Вовка Антонов. Но его ты попросила!
– Я?! Антонова?! Я попросила?! Ну что ты врёшь?! Как тебе не стыдно! – Сумкину переполнило негодование, грозящее взрывом.