«Вот красота… – подумал Шишкин-младший. – Если и впрямь на моё место Юленька Волкова нагрянет – никакой головной боли у преемницы. Надо будет потом Терентьичу колун вернуть…»
– А что, Татьяна Сергеевна, новый историк? Его-то куда поселили?
– Так к бабе Моте! – заливисто и звонко рассмеялась Остапчук. – Там у нас прямо-таки… инкубатор женихов! Подружки-то бабы Моти, баб Дуся и баб Женя, уже там роем вьются! С вами не получилось – новенького обхаживают! А у вас-то как, если не секрет, из Кашулана или из города привезёте?..
– Да пока как-то не настроился окольцовываться! – в тон соседке ответил Александр. – Есть такой анекдот, когда крошка-сын отца спрашивает: «Папа, а жена – это надолго?» – «На всю жизнь, сынок». Школяр в ужасе: «Так это она что… хуже школы?!»
Соседка заливисто засмеялась, и тут же на крыльце появился глава семейства.
– А, это ты. Приветствую, сосед. Сводку последних новостей выслушиваешь? Ага, нацелился наш Потапыч теплоцентраль устроить. Надоело, видать, на своём котелке керосиновом сидеть. Вот, помяни моё слово, дальше его хоро́м всё это теплоснабжение не уедет…
– Ты бы меньше тут на всю улицу разорялся! – шикнула на супруга Татьяна и скрылась в доме.
Николай хмыкнул и закурил.
– Да-а… Кончается лето… Уборочная скоро, а хлеба-то чахлые в этом году. Жара иссушила…
Шишкин-младший понимающе кивнул, хотя, когда они с Колпакиди катили в Чмарово, а вокруг расстилались желтеющие поля, чего-то сверхординарного не разглядел. Господи, да что он мог разглядеть, слепота городская!
Пока Николай курил, постоял на крыльце, слушая дальнейшие сентенции Остапчука по поводу нынешнего урожая зерновых. Потом, по-соседски пожелав друг другу спокойной ночи, оба нырнули в свои норы.
…Не спалось. В голове снова и снова прокручивался разговор с Танюшкой. «Подожду… Пока ждать не надоест…» На сколько её хватит? «А ты не обольщайся, друг ситный, – буркнул в ухо внутренний голос. – Ты действительно определись. Или она тебе в сам-деле – сельское приключение, или что-то посерьёзнее… Уж я и то тебя не пойму…»
…Воскресенье Шишкин-младший провёл самым бестолковым образом. Была мыслишка подвязать Терентьича на распродажу добра, но потом Александр передумал. Если с бегством в город ни хрена не получится и придётся после рокового октября перебираться в райцентр, то всё, что «нажито непосильным трудом»… Шишкиных-старших, там сгодится. Да и в городе, если квартиру снимать, лишним не будет.
«Квартиру снимать?! – встрепенулся внутренний голос. – Так ты, дядя, всё-таки на Танюшку нацелился?..»
– Да ни на кого я не нацелился! – как всегда вслух, отрезал Александр. – Ты у меня хуже соседки-болтуши стал! Бубнишь и бубнишь в ухо! Кто бы наши диалоги послушал – только пальцем у виска покрутит: совсем у хлопца крыша съехала! «Тихо сам с собою, тихо сам с собою…» А я уже не тихо, а громко! Мечта психиатра! Антон Семёныч Шпак и управдом Бунша в одном флаконе! Пойду-ка я лучше за хлебушком схожу…
И Шишкин отправился в «сельпо».
За прилавком управлялась Алёна-Леночка. На Шишкина посмотрела спокойно, без смущения, но и без холодности. Других покупателей в магазине не было, и Александр, купив пышный кирпич пшеничного и кулёк «барбарисок», виновато улыбнулся:
– Алёна, вы простите меня…
У той разве что пилоточка с головки не упала!
– Простите и не обижайтесь на меня… Вы – красивая и очень хорошая девушка… Самым искренним образом желаю вам огромного счастья и хорошей большой любви. Даже уверен: так у вас в жизни и сложится… Простите, если где-то как-то по-обидному вышло… – На этом и покинул «сельпо», оставив бабыдусину дочку в полнейшем ступоре…
Утром в понедельник Шишкин-младший залез в рейсовый автобус и отправился в райцентр. Но чем меньше до него оставалось километров, тем более трепетала душонка. Червь сомнений так усердно её изгрыз, а возможное развитие событий, при любом раскладе, – от положительного исхода до катастрофы задуманного, – так всё перемешало в голове, что при въезде в райцентр Шишкину уже хотелось выпрыгнуть из автобуса и бежать в обратной направлении.
«А может, его на месте нет… А может, лучше сразу в сектор учёта?..» – мелькнула напоследок трусливая мыслишка, когда Шишкин-младший потянул на себя двери приёмной.
Не-ет! Первый секретарь райкома партии Захар Ильич Волков был на месте и доступен для народа.
– Проходите, – улыбчиво разрешила молодому сельскому учителю секретарша, круглолицая крашеная блондинка неопределённых лет – того так называемого критического возраста, когда женщина что-то из себя ещё пытается строить, но стройматериалы уже явно не те.
– Разрешите? – Шишкин-младший опасливо ступил в кабинет.
– А, Александр! Проходи! – Первый поднялся из-за стола, крепко, чуть ли не до хруста, пожал руку. – Что привело? Дела комсомольские или проблемы школьные? Как там у вас, в Чмарово?
– Там всё нормально… – выдавил из себя Александр. – Я, собственно… Захар Ильич, по личному вопросу…
Ком встал у Шишкина в горле, но отступать уже было некуда.
– С учёта сняться…
– Что? – благодушная улыбка тут же исчезла с лица Волкова. – С учёта?! А это куда ты?..
– Вот, – Шишкин-младший положил на стол повестку из облвоенкомата, которую пятнадцать минут назад забрал в райвоенкомате. – Партийный призыв в ряды Вооруженных сил…
– Партийный, говоришь? – саркастически переспросил Волков. – Ага. Только что-то партия не в курсе!.. – Первый показал пальцем на собственную грудную клетку. – Ну, народец! Хоть в армию, лишь бы из села сбежать! – Голос первого отчётливо наливался чугунной тяжестью. – Дезертировать, стало быть, вздумал?
«Ага, – вякнул внутренний голос. – Дезертир! С «гражданки» в армию решил дезертировать!»
– …Мы на тебя такие надежды возлагали, а ты – в кусты?!
«Во, уже хорошо, что в прошедшем времени – не «возлагаем», а «возлагали», – спасительно цапнул ручонкой Шишкин-младший первую проплывающую перед носом жалкую соломинку. – Бросайте же, бросайте меня в терновый куст!»
– Пал Николаич, зайди-ка ко мне! – зловеще проговорил Волков в телефонную трубку и, багровея, снова уставился на Шишкина. – Это что же за выкрутас? Это как понимать? Таким надёжным мужиком мне показался!.. И вот что прикажешь с тобой теперь делать? Не для того мы тебя кандидатом в партию приняли, внештатным секретарём райкома комсомола избрали, чтобы всё это – псу под хвост… Дезертир!
В кабинете материализовалась фигура заворготделом, «серого кардинала» Кабаргина.
– Вот, полюбуйся, Пал Николаич, на кадра! Из района бежит!
Кабаргин непонимающе уставился на Волкова.
– Ты не на меня, ты на него гляди! С учёта прибыл сниматься. В армию, видишь ли, его забирают! Тебе известно об этом?
– Про армию нет, но в целом… Сомнения в целесообразности партийного решения высказывал… – Кабаргин со злостью принялся пепелить Шишкина-младшего драконовским взглядом.
– А почему мне не доложили?! – подозрительно уставился на заворга Волков.
– Я подумал, что это не существенно, покобенится и перестанет…
– Я уже не раз говорил, Пал Николаич, что думать тебе вредно и совершенно ни к чему. Делай, что сказали, а думать у нас есть кому! Иди… пока…
Кабаргин исчез так же бесшумно, как и появился. Шишкин-младший готов был голову на отсечение дать, что канул «серый кардинал» в иное измерение не через двери. Но то, что канул – это было очень кстати, потому как дальнейшее общение с Волковым гарантировало успех лишь при разговоре в режиме тет-а-тет. И промедление было смерти подобно.
– Хорошо, – сказал Шишкин-младший, наполняясь отчаянной решимостью. – Пусть для вас я выгляжу дезертиром. Но сбегаю я не на тёпленькое местечко. Молод ещё для тёпленьких местечек.
– А зачем тебе вообще всё это, Шишкин? – с усмешкой посмотрел в глаза Волков. – Романтика, что ли, в одном месте заиграла? Да и потом… Ты кому-то про неизвестности армейские рассказывай, а мне не надо. Съездил в город, договорился, или помогли договориться, насчёт военного трудоустройства, так сказать. И не лукавь, знаешь ведь, где служить будешь. Уж не в Тикси и не в Кушку зашлют. В областном центре, конечно… Всё обговорено, вот и повесточка организовалась. Даже подозреваю, что наш бывший райвоенком тоже посодействовал, нет? И не он ли надул тебе в уши после вашего майского успеха на сборах…
– Да причём тут, кто и куда надул! – очень не натурально возразил Шишкин-младший и понял, что пора выбрасывать последние козыри. – У кого душа к чему лежит. Вот вы меня тут дезертиром обозвали… А давайте начистоту, Захар Ильич… Вы уж меня извините, но ваша Юля с новеньким дипломом учителя русского языка и литературы сидит в этом же здании, только этажом ниже, и ждёт свистка. Вы меня в октябре сюда, а дочурку любимую – туда, на моё место в школу. Разве не так? Всё село об этом говорит, – «подлил керосинчику» Александр.
Волков изумлённо глядел на молодого наглеца. А Шишкин-младший не останавливался. Поздно было останавливаться.
– …Так чего до октября тянуть? Через три дня новый учебный год начинается. И учителю лучше его с начала начинать, и ребятне. На полтора месяца расписание уроков ломается! Да и на новом месте собственный быт вашей дочери лучше сейчас начать обустраивать. На нашей улице дома к общей системе теплоснабжения взялись подключать. Лучше бы, чтобы хозяйка в квартире была, а то приварганят радиаторы отопления, как бог на душу положит, – не сколько надо и не туда, куда надо… А в райком… Я Кабаргину говорил и вам повторю: ничего в сельском хозяйстве не петрю, ноль без палочки, а вам человек нужен знающий, у которого не только язык подвешен. Зачем вам просто говорун? Авторитет власти ни на каком уровне ронять не следует. Не так ли, Захар Ильич? Да и мне выглядеть попкой-попугаем претит. На политработе в Вооруженных силах с меня больше толку будет. При моих маленьких лейтенантских звёздочках в самом лучшем варианте только должность замкомроты по политчасти светит. Так что снизу начинать придётся. А тут вы меня… первым секретарём! Да что я после Флёрова? Смешно… Ну и, в конце концов, пусть я дезертир, как вы изволили несколько раз меня обозвать, но дезертир я, уж извините, лично для вас своевременный, уж простите за такую наглую откровенность…