– Может, хватит позориться?! – презрительно прокричала Клавочка. – Полная зала девчонок, а вы тут ошиваетесь! Что за осенний гон устроили?! Идите девок приглашайте, а не скулы друг другу чешите!..
Парни молча и тупо смотрели в асфальт.
Шишкин и Ашурков, чуть-чуть ускоряя шаг, уже практически дошли до границы, где фонарный свет переходил в темноту, казавшуюся спасительной. Сзади зацокали Клавочкины каблучки, звук которых тут же потонул в разнохрипе:
– Ну, и каво ты к моей Людке полез, ка-а-зёл?
– Сам ты козёл! Чмо кашуланское!
– Чево ты, урод, провякал?..
– Чево слышал!..
И побоище… закрутилось по новой!
«Бред какой-то! Фантасмагория дебильная!» Вконец охреневший Шишкин, перешагнув границу света и тьмы, остановился. Замер и Ашурков. Картина у входа в ДК отсюда походила постановочную сцену «Драку заказывали?». Хоть кино снимай! Окончательную нереальность мордобою придавало как раз освещение от двух фонарей-«ложек».
– Сергеич, это что было? И вообще?.. – тупо, чуть ли не по слогам спросил Ашурков.
– Не знаю… – искренне ответил Шишкин.
– Слушай, да мы в какой-то заповедник попали… У вас тут что, такой авторитет учителя? У нас в Армавире отбуцкали бы за милую душу. С обеих сторон бы навалились, и забыли бы, из-за чего вначале сцепились…
– Дурак ты, Серёга, – опустился на удачно подвернувшуюся лавочку у чьей-то калитки Александр – ноги не держали. – Какой, к чертям собачьим, авторитет учителя… Клавочке спасибо. А насчет авторитета… Это председателя колхоза и его дражайшей половины авторитет. Пользуйся, пока возможность имеется…
– Да, наверное, ты прав… – задумчиво протянул Ашурков. Помолчал и вздохнул: – Сто грамм бы сейчас и огурчик… У тебя есть?
– Только огурчик.
– Вот и у меня… Придётся без этого, – ещё тяжелее вздохнул Ашурков.
– Серёжа, может, пойдём погуляем? – подошла и промурлыкала Клавочка-спасительница. Предводительница амазонок уже исчезла, как её и не было.
– Во-во, погуляйте… А я пойду спать, а то что-то притомился… – поднялся с лавочки Шишкин. – Пока-пока!
– Приятных снов! – пропела Клавочка, подхватив Ашуркова под руку.
«Эка вас намагнитило…» – равнодушно подумалось Шишкину.
Но дома сонливость куда-то делась. Видимо, впечатления от дискотеки, чудесного спасения от мордобоя плюс какая-никакая прогулка по свежему воздуху разогнали все сонные флюиды.
Шишкин ткнул клавишу магнитофона, который откликнулся страстно-медоточивой «Баккарой», и… уселся поработать над план-конспектом «показухи» – будущего открытого урока.
Внутренний голос неустанно бубнил: «Без верхоглядства, без верхоглядства, дядя… Тебе, как сапёру, ошибиться нельзя – один неверный шаг-ляп, и ты получаешь «чёрную метку» городского выскочки-молокососа от всего районного учительства… Хотя ты её и так получишь… Вряд ли большинство, как и Баррикадьевна, чего-то про Шаталова слышали… В лучшем случае, что есть в далёком Донецке такой учитель математики, чего-то там экспериментирует… Но где математика, а где литература с русским?..»
Старательно вычерчивая в тетради схему компоновки блоков опорных «сигналов», Шишкин-младший незаметно перешел от уныния к более комфортному настроению. А через час уже упивался собственной гениальностью, трудолюбием и – параллельно – уровнем сознательности. И своей, и местного населения. А как и вправду на селе ещё столь высок авторитет педагога?..
– Можно?
Шишкин вскинул голову.
На пороге стояла незнакомая женщина лет тридцати-тридцати пяти. Среднего роста, широкоскулая, несколько выходящая за габариты комплекции, которую в городе её обладательницы называют приятной полнотой. Тёмные глаза, тёмные волосы. Минимум косметики, а может, даже и отсутствие таковой.
– Да, да, пожалуйста… Проходите, присаживайтесь.
Александр вскочил, засуетился, пододвинул к столу стул, вернулся на своё место, подтянул поближе ежедневник.
Незнакомка деловито скинула пальто, повесила его на вешалку, уселась напротив Шишкина и подперла кулачками оголённых до плеч пухленьких рук подбородок.
– Слушаю вас, – нарушил затянувшуюся паузу Александр.
– Саша…
«Оп-паньки…» Вот только тут Шишкин-младший начал выходить из ступора. Что-то тут было не так. Но машинально повторил:
– Слушаю вас, слушаю…
– Я тут подумала… – напевно проговорила незнакомка и улыбнулась, продемонстрировав несколько стальных коронок. Высвободила левый кулачок и положила горячую ладонь поверх правой руки Шишкина, в которой тот продолжал сжимать авторучку. – Я тут подумала… Нам надо встречаться…
И, жарко задышав, потянулась через стол к Шишкину.
Александр испуганно отпрянул, прижимая к животу обе руки.
– Послушайте… Вы кто?
– А какая разница? – пожала полными плечами незнакомка. – Ну как, ты согласен?
Она встала. Синхронно поднялся и Шишкин. Дама приблизилась к Александру и вдавила ему в грудь пышный бюст.
– Са-ша-а…
– Да что вы, в самом деле! – вскричал Шишкин. – Что вам нужно?!
– Нежности и близости… Нежности… И близости… Стра-а-сти! И я… И я дам тебе это всё…
Глазки незнакомки подёрнулись поволокой, потом закрылись вовсе, а ещё что-то шепчущие пухлые губы, уже определённо складываясь для поцелуя, потянулись к губам Шишкина-младшего.
– Люби меня, Са-а-ша… Люби…
Теперь в Шишкина-младшего уже упирался мягкий живот, передняя поверхность довольно упругих бёдер. Её руки кольцом зажали поясницу.
– Прекратите… Вы! Прекратите!.. – выронив авторучку и трясясь, Александр попробовал отлепить от себя женщину, упирая обе руки теперь уже ей в живот. Но дама оказалась цепкой.
– Ты серьёзно? – промурлыкала незнакомка и притиснулась ещё крепче. – Неправда это, милый… Люби меня… Люби – и ты не пожалеешь. Я – вулкан страсти! Я – фонтан-н-н! О-о-о… – уже простонала она.
– Да отвали ты от меня! – испуганно заорал Шишкин.
Так заорал, что оконное стекло зазвенело.
– Вали отсюда… Шалашовка!
– Как хочешь… – снова пожала плечами незнакомка. – Но зря ты так… Зря… – И с тягостным вздохом она отлипла от Александра. Повернулась, покачивая округлым наливным задом, проследовала в кухню, неторопливо сняла с вешалки пальто, также неторопливо надела его. – Зря ты так, – прямо-таки назидательно повторила она и вышла.
Негромко и спокойно прозвучали шаги через веранду, аккуратно скрипнула дверь на крыльцо.
Но зато калиткой незнакомка звезданула так, что Александра дёрнуло как хорошим зарядом электротока. И ещё сильнее затрясло в непонятном испуге.
Ударив по выключателю, Шишкин в кромешной комнатной темноте прижался лбом к холодному окну. И сразу увидел свою посетительницу у палисадничка.
– Саша! Саша! Са-а-ша!
Он отпрянул от окна в простенок. Сердце колотилось испуганным кроликом.
– Про-ща-ай, Са-ша-а-а!.. Про-щай, люби-и-мый!
Вопли стихли. Выждав мгновение, Шишкин-младший осторожно, вполглаза, глянул в окно. Под лунным светом гостья удалялась вниз по улице.
Переведя дух и выругавшись, Шишкин поскрёб на груди футболку. Да что же это за суббота такая?! Театр абсурда, а не суббота! Или у него после дискотечного стресса мозги вынесло? А может, он спит? Ага, с храпом! Стоя, как лошадь! Он снова поскрёб футболку. Сердце несколько сбавило обороты, но всё равно ухало, отдаваясь в уши. Да уж…
Внутренний голос спасительно шепнул: надо включить дедукцию, но для начала запереть двери! И впрямь… В городе, только зашёл домой, сразу – щёлк задвижкой! А тут чего это он так расслабился?
Шишкин выскочил на веранду, щёлкнул шпингалетом, вернувшись в дом, накинул кованый крюк. И только теперь посмотрел на часы. Второй час ночи?! Дурдом!
Но всё-таки… Кто такая? И вот так – с налёту…
Откуда-то из подсознания вдруг всплыло: а ведь он воспринял незнакомку как родительницу кого-то из учеников! Зашла вечером узнать о своём чаде…
Хотя такое объяснение – это для идиотов. Родители в школу приходят, а не к учителю домой – чего выдумывать-то! В городе исключено, а уж на деревне… Да тут вообще подобное – из области ненаучной фантастики. Но как сей визит объяснить?
Объяснений не находилось. Только и лезло в голову, что это он либо с испугу тронулся, либо записался-зафантазировался, идиот, со всей этой шаталинщиной! Когда бы на часы глядел, то уже давно бы спал. А так… Свет горит, парень сидит. Чего бы не зайти скучающей дамочке…
«Ха! – осенило Шишкина-младшего. – Да это же, скорее всего, розыгрыш! Выпили в субботний вечерок после баньки местные бабёнки-разведёнки лишнего да и спор затеяли: а чего из эдака-такого выйдет? Подослали самую отчаянную, разбитную… Ведь какая-то театральщина произошла, ей-богу! Вообще-то, напугала изрядно… Но вот, опять же… Никакого запаха спиртного… Да и возраст уже не кавээновский… Ну дурдом сегодня какой-то! Дур-дом!..»
Предположения о розыгрыше или хмельном бабьем споре тоже показались маловероятными, совершенно за уши притянутыми. В удобоваримую логику не укладывались. А ещё… Александр не мог отделаться от ощущения какой-то неопрятности, исходившей от ночной гостьи. И какой-то опасности. Нет, не опасности… От этого ночного визита у Шишкина-младшего внутри возникло и уже не отпускало, хотя и не усиливалось, чувство некой тревоги. Необъяснимость ночного визита и тревожила, и злила, порождая внутренний дискомфорт. Так бывает, когда съешь чего-то сомнительного: и вкусно показалось, и ещё бы не отказался, но уже что-то шевельнулось в желудке, обещая изжогу, а то и вовсе несварение – увертюру к диарее.
«Силён! – в очередной раз поддел внутренний голос. – Мыслительный процесс достоин отдельной записи психиатра в общей истории болезни! От новаций передового учителя Шаталова через пространный экскурс в мир древнеславянской мифологии и до размышлений о поносе! Как бы и впрямь от впечатлений субботы, драгоценный ты наш Александр Сергеевич, не приключилась бы с вами медвежья болезнь! Если учесть, что с утра выпадает дальняя дорога при казённом интересе, то подобная дисфункция желудочно-кишечного тракта абсолютно ни к чему. А не отойти ли тебе-вам, батенька, в сам-деле, ко сну?»