– Тюк, тюк, тюк, тюк, бу-ух!
Нет, ты посмотри, какая гнусная чурка! Александр бросил колун, который, естественно, по-прежнему отдавал в руки «электричеством», и поплёлся в дом, проверить печку.
За чугунной дверцей весело плясал и гудел огонь, на кухне заметно потеплело. Подбросив пару поленьев в ненасытную печную утробу, Шишкин вернулся во двор, опять взялся за колун, отыскивая в куче чурку попроще.
– Тюк, тюк, бух! Тюк, тюк…
– Мля! О-ох!!
Колун вывернулся из рук и съездил по ноге. Хорошо, что вывернулся – приложился плашмя, а то бы было сейчас делов…
Продолжать трудотерапию расхотелось окончательно. Подхватив с пяток поленьев и, конечно, ненавистный колун, Шишкин поковылял в дом. Разулся, осмотрел ногу. Видимо, синяк будет изрядный. М-да-с…
Травматическое завершение хозяйственных работ как-то и вовсе затушевало все впечатления воскресного утра. Частично и минувшей субботы, из-за чего Шишкин и не выспался перед поездкой в Верх-Алей.
Кстати, вернувшись из поездки, он долго и внимательно разглядывал свою физиономию в зеркале. «Морда лица» не имела ничего общего с медальными профилями и шармом кинематографических любимцев женщин, всяких ален делонов и вячеславов тихоновых. И что же тогда субботняя незнакомка, и что же тогда кашуланская Танечка? Или такая на селе голодуха до мужского полу? Странное, но вообще-то… обнадёживающее явление! Последняя мысль рассмешила и вернула в привычно-оптимистичное расположение духа.
Вернула до той минуты, пока незадачливый Железный Дровосек не съездил себе по ноге колуном…
– Александр Сергеевич! Александр Серге-е-евич! – раздалось за кухонным окном.
«Тьфу ты чёрт!» – Шишкин подбросило на табуретке.
Но за окном широко улыбалась школьная повариха баба Женя.
Шишкин сунул копыта в тапочки и с радушной улыбкой прошкандыбал на крыльцо.
– Добрый день, баба Женя! Что-то случилось?
– Да нет, что вы! – На лице бабы Жени царило крайнее смущение. – Я тут вам молочка принесла и хлеба домашнего. Вчера напекли с Лизаветой… Дай, думаем, молодого учителя угостим.
Баба Женя смутилась ещё больше и протянула Шишкину корзинку, обвязанную чистой белой тряпочкой.
– Уж не обессудьте, молочко утрешнее… А хлеба небось вы такого в городе и не едали. Лизавета моя – большая мастерица хлеба выпекать… И ржаной на поду, и пашаничный, и всяку сдобу…
– И как вы, баба Женя, угадали? Люблю ржаной да с молоком! Вот спасибо!
– Но и славно. Кушайте на здоровье!
Баба Женя шустро подалась в калитку, а улыбающийся Шишкин-младший вернулся на кухню и торжественно водрузил корзинку на стол. Молочные запасы увеличились кратно! Нет, что ни говори, а всё-таки, видимо, велик пока авторитет сельского учителя!
Он развязал тряпицу и с удовольствием вздохнул хлебный аромат. Да уж, в городе такого не сыщешь! Предвкушая кайф желудка, Александр щедро отхватил ножом от ржаного кругляша духмяную краюху, осторожно, чтобы не сплеснуть, налил из молока в «сиротскую», как он называл, фаянсовую кружку. Объем стандартной кружки общеизвестен – 350 миллилитров. В «сиротскую» входило 800. Довольно хрюкнув, Шишкин вгрызся в краюху.
Лёгонький стук по стеклу раздался из «первой залы». Стучали в окно у калитки. Лихорадочно прожёвывая ржаной деликатес, Шишкин прошёл в комнату.
Под окном стояла баба Дуся, вторая повариха из школьной столовой. Готовки им обеим хватало, ведь кормить горячими завтраками требовалось не только школьные смены с понедельника по субботу, но и обеспечивать четырёхразовое питание ребятни в школьном интернате. Потому и держали двух поварих.
Левую руку бабы Дуси оттягивала явно увесистая авоська. Анекдот! Подозревая приятное, Шишкин-младший степенно вышел за калитку.
– Доброго здоровия, баб Дуся! А я думаю, кто стучит в окошко? Да вы проходите…
– Нет-нет! Что вы! Вы уж извините, Александр Сергеевич, собралась вот к сыну сходить, внучку попроведовать, да и про вас вспомнила. Бобылём живёте, уж простите грешную…
– Какие наши годы, баб Дуся!
– Это конешно, конешно… А мы тут гостинца тут вам с Алёнкой сготовили, чево уж вам в воскресенье самому кухарничать…
«Не без этого», – подумал Шишкин. Варить-парить желания он действительно не испытывал. В учебные дни Шишкин решил обедать в школьной столовой. Разрешение от директрисы получил, конечно, без проблем, а уж обе поварихи с первого дня буквально включились в социалистическое соревнование: кто вкуснее накормит молодого учителя.
Короче, с понедельника по субботу включительно обед Шишкину был обеспечен. За смешную денежку. Но в воскресенье – уж извольте сами.
Переться через полсела в столовку, которая в выходной работала «на отстань», – для проезжающих мимо села по трассе, – удовольствие ниже плинтуса. Да и как-то стыдно. Вроде ты бродяжка неприкаянный или уж совсем оголодал – ни корочки хлеба дома. А тут – холодильник ломится. Убывает из него, конечно, но не так уж и стремительно. Сварить пельмешек, нажарить на сковороде яичницы с колбасой или картошки – большой сноровки не надо. Но зачастую и этого делать не хочется. В одиночку чавкать скучно. Плюс лень на своей скрипочке пиликает.
В общем, утром и вечером Александру вполне хватало бутербродов с кофе или чаем, тем же пока обходился и в другое время, когда не торчал в школе. Шишкин-младший усмехнулся в адрес своего армавирского коллеги – молодец! Практичный! На яичках у этой, как её… бабы Моти. Ну, что ж, у каждого свои тараканы в голове.
Колхоз, конечно, для школы продуктов не жалел. Директорша-председательша в этом, безусловно, роль играла, но и без неё продснабжение школьного пищеблока вряд ли бы страдало. Школу в селе любили и относились к ней с повышенным пиететом. Единственный на четыре села храм полного среднего образования – это вам не хухры-мухры! И ребятня вся своя, а не городская разношёрстная орда…
– Вот вы, тоже, обеспокоились из-за чего! – вроде бы с лёгкой укоризной и хорошо выраженным сожалением за доставленные хлопоты проговорил Шишкин, мило улыбаясь бабе Дусе. Рдея от удовольствия, она протянула учителю авоську с закутанной в махровое полотенце кастрюлей.
– Котлеток вам с Алёнкой накрутили-нажарили. Сынок-то мой, Ванятка, давеча с мужиками коз лучил. Пробовали дикую козочку?
«Было дело», – чуть не брякнул Шишкин, вспомнив одну бурную ночь на практике в пионерлагере, когда в кустах, подальше от вверенных на попечение деток, самозабвенно целовался взасос с обворожительной медсестрой Фатимой, уроженкой Горного Бадахшана. Та ещё дикая козочка!.. Увы, но в дальнейшем песня как-то не сложилась… Не с той ли поры ему категорически разонравились брюнетки? А может, не категорически? А может, это была студенческая блажь, но теперь он ею переболел? Конечно, все это проверяется чисто эмпирически…
Отряхнув секундное забвение, Шишкин-младший принял с полупоклоном кастрюлю, клятвенно заверил бабу Дусю, что завтра ёмкость и полотенце вернёт в целости и сохранности, и помахал осчастливленной поварихе ещё раз, и ещё раз, и ещё, пока она семенила прочь, то и дело оборачиваясь.
…Поставив кастрюлю на стол, Шишкин медленно опустился на табуретку и задумался.
Размышления штандартенфюрера Макса фон Штирлица о том, кто же из нацистских бонз вступил в сепаратные переговоры с американцами, выглядели неуклюжим олигофреническим бредом на фоне напряжённых умственных усилий Александра. Фанат детективной литературы, он знал: такого совпадения, какое продемонстрировали обе поварихи, попросту не бывает.
Итак, просматриваются две версии. Первая – благотворительная. От широт бабжениной и бабдусиной душ. Вторая требует ответа на краеугольный вопрос юриспруденции, который римские юристы сформулировали ещё до нашей эры: «Кому это выгодно?» Школьным поварихам? А какие такие у них прагматические мотивы? Каковы могут быть их «далеко идущие коварные планы»? И что, опять же, диктует нам мировой опыт? А мировой криминальный опыт тут как тут: шерше ля фам – ищите женщину! Нет, конечно, и баба Женя, и баба Дуся – прекрасные женщины. Замечательные бабушки, заботливые любящие матери…
Стоп! А вот с этого места – поподробнее! Ну-ка, отмотаем, так сказать, назад магнитофонную ленту. Ага, вот оно! Баба Женя: «Вчера напекли с Лизаветой… Лизавета моя…» Кто такая Лизавета? Дочка, внучка? Та-ак… Теперь баба Дуся: «Котлеток вам с Алёнкой накрутили-нажарили…» Оп-па-па! Кто такая Алёнка? Дочка, внучка? А не здесь ли закопаны собаки?
Сердце-вещун настырно склонялось в сторону версии номер два. Разум противился: а что, собственно, произошло? Ну отвесили полдюжины шуточек доярочки, ну проявили сердобольность бабуси. Школьные «ведьмочки»-малолетки и вовсе не в счёт. Ночная незнакомка не вписывается? Так из любого правила есть исключение, только подтверждающее правило или хотя бы подтверждающее, что такое правило существует… Однако… Сказал же какой-то умник, что формула про исключение – лишь некое волшебное словосочетание, очень нужное в споре, когда твои аргументы разваливаются и больше крыть нечем.
Шишкин-младший почесал затылок. Утро вечера мудренее. Во-первых, надо будет выяснить, кто такие бабаженина Лизавета и бабадусина Алёнка. Во-вторых, хорошо бы узнать что-нибудь про напористую ночную гостью. Хотя бы затем, дабы не дергаться от каждого шороха. В-третьих…
Воздух уже окончательно пропитался магическим ароматом котлет, парализовавшим всю дедукцию. Александр ещё раз убедился, что духом он слаб, и сел есть котлеты. После захотелось вздремнуть. «Полчаса… Прошло десять минут. Но ровно через двадцать минут он проснётся…» – возник в голове копеляновский голос за кадром из любимых «Семнадцати мгновений весны». Штирлиц-то – да. А вот у Шишкина-младшего такая волевая установка не срабатывает. Вот и продрых почти четыре часа и проснулся на закате, когда, говорят, спать вредно. Почему, никто толком объяснить не может. В древнем Египте, как вычитал Шишкин, закат солнца ассоциировали с путешествием бога Ра в Ладье с Востока, который выступает началом жизни, на Запад, где расположено Царство Мертвых. В это время душа и тело человека становятся наиболее уязвимыми для демонов. Славяне считали, что сон на закате дня предвещает лихорадку или приближает смертный час. Мусульмане считают так же. Александр выспрашивал у маман медицинское объяснение, но, видимо, не вовремя – что-то она яростно строчила в своём ежедневнике и, не заморачиваясь, черканула во весь лист две буквы: «ЧЗ». Вырвала этот «рецепт», молча сунула сыну и снова погрузилась в свои записи.