Тринадцать подвигов Шишкина — страница 52 из 127

– Иван, – проникновенно обратился к нему, а равно и ко всему классу, Шишкин-младший. – Антропогенез – это процесс эволюционно-исторического формирования человека, учение о происхождении человека. Теорий тут существует три. Две сказочных, одна – научная. К сказочным относятся креационизм, – можете это не записывать, – а попросту говоря, создание человека Богом, по образу и подобию своему. Вторая сказочная или фантастическая, если хотите, теория: человека создали инопланетяне. Сыпанули, так сказать, рассаду из «летающей тарелки»…

Класс дружно засмеялся.

– …ну а третья – учение Дарвина, которое мы и проходим в школе. От обезьяны, стало быть, к человеку. Так вот… – Александр сделал многозначительную паузу и обвёл взглядом класс. – Читая ваши сочинения, я невольно пришел к выводу, что Чарльз Дарвин несколько преувеличил стремление несчастной обезьяны к прогрессу. Вернее, некоторых обезьян. У меня возникло стойкое подозрение, что эти самые некоторые обезьяны прекрасно знают, как стать человеком, но им совершенно не хочется этого делать. И, знаете, что привело меня к такому жуткому открытию?

– Да вы уже сказали – наши сочинения! – подал голос с «камчатки» долговязый сын «англичанки».

– И Марк Твен, который в своё время изрёк: «Классика – то, что каждый считает нужным прочесть, и никто не читает». Он-то в шутку сказал, а вы, друзья мои, минувшим летом на полном серьёзе так поступили. За редким исключением. Хотя, опять же, исключение только подтвердило общее правило. Слава богу, не в нашем классе. Это одна нынешняя выпускница решила блеснуть интеллектом и сообщила, что летом она прочитала роман – внимание! – Джорджы – даже через «ы» и написано! – Джорджы Санда «Консуэло». Причём автор сочинения отметила, что произведение ей очень понравилось и она решила поближе познакомиться с творчеством этого писателя. Чем летом и занималась. Но мне кажется, что милая наша с вами односельчанка, мягко говоря, вводит нас в заблуждение. А почему я так утверждаю, может, кто-то знает?

Олеся Кобылина степенно подняла руку и с чувством явного превосходства оглядела одноклассников.

– Та-ак! – обрадовался Шишкин-младший, любуясь отличницей, красавицей, понятное дело, комсомолкой и блондинкой в придачу. – Слушаем.

– Жорж Санд – это не он, а она. Французская писательница девятнадцатого века. У неё очень много произведений. А роман «Консуэло» имеет ещё и продолжение – «Графиня Рудольштадт». А так как Жорж Санд – это женское иностранное имя, то в русском языке оно не склоняется.

– А если кто не знает, что она – это она? Вон, имя-то – Жорж! – бросил очередную реплику Антонов-младший.

Олеся растерялась и пыхнула маковым цветом. Шишкин-младший поспешил прийти симпатюле на помощь.

– Совершенно верно! Для несведущего человека всё так и есть. Но! – Александр поднял указательный палец. – Приводя вам этот пример, я подчеркнул: автор сочинения сообщила, что летом она решила поближе познакомиться с творчеством этого писателя. И что же вышло в итоге? Смотрим в книгу – видим фигу! Если бы и впрямь познакомилась, то узнала бы, что никакого Санда, и уж тем паче Джорджа нет. А есть Амандина Аврора Люсиль Дюпен, в замужестве – баронесса Дюдеван. Ну а уж «жи» и «ши» писать с буквой «ы» не красит даже малышей. – Шишкин похлопал ладонью по тетрадной стопке. – Домашнее задание: каждый внимательно изучает в собственном сочинении то, что я подчеркнул красным цветом. И на следующем уроке рассказывает, почему я это сделал. Можете и друг у друга тексты проанализировать.

– Александр Сергеевич, а почему писательница взяла мужское имя? – спросила Валя Кущина.

– Да что тут, Валька, непонятного, – снисходительно обронил Антонов. – Времена были другие… Равноправия никакого, платили женщинам мало. А ей тугриков хотелось побольше заработать. Баронесса, а жадная…

– Не так, – сказал Шишкин. – Жадной она не была, но на жизнь действительно не хватало. Дело в том, что к тысяча восемьсот тридцатому году супруги Дюдеван фактически разошлись, и того пенсиона, который ей и двум детям выделил бывший муж, на жизнь не хватало. Вот и занялась она литературным трудом более интенсивно. Был у неё соавтор, Жюль Сандо. Они написали вместе романы «Комиссионер» и «Роз и Бланш», которые имели у читателей успех. Но родня бывшего мужа не желала видеть на обложках каких-то книжонок фамилию аристократического рода Дюдеван, грозила судом. Но вот Аврора полностью сама написала роман «Индиана». Как его подписать? Жюль Сандо отказался подписывать. Даже обиделся, что его проигнорировали как соавтора. Вот такая, как говорят в шахматах, патовая ситуация. Тогда и появился на свет новый автор – Жорж Санд.

Глубже в подробности биографии писательницы Александр решил не лезть. Трудно объяснить девятиклассникам все романтические и прочие пируэты, которыми до отказа заполнена биография Жорж Санд. Да и надо ли? Шишкина-младшего всегда бесило всё это окололитературное копание в чужом белье. Что оно даёт? Умаляет или возвышает представление об уровне творческого мастерства автора? По глубокому убеждению Александра, только бездарности без этого никак не прожить. Как графоману хоть немного обратить на себя внимание? Только скандалом. Позорная, но слава, дурно пахнущая, но известность.

С урока литературы класс вышел притихшим. В ба-альших раздумьях. Задавил новый учитель своими познаниями. Энциклопедия ходячая! А Шишкину было смешно. Он же готовился к уроку! Он же сам спровоцировал этот разговор о Жорж Санд.

Шишкина распирало от собственной значимости и гениальности. Хотелось этим с кем-то поделиться. С кем, с кем… Анжелику хотелось сразить! Ещё бы удобоваримый повод для посещения медпункта выдумать… Ну не хромать же демонстративно по улице! Можно, конечно, изобразить некоторую недолеченность, только поздновато он спохватился. Балеруном по школе полдня порхал, а теперь что – костыль подайте? Не прокатит… Да и что Анжелике его заумности? Это раз.

А второе – и вообще ни в какие ворота. В субботу уроки отменяются во всех классах, кроме начальных, все школьные «штыки» перебрасываются на тотальную уборку корнеплодов в бескрайние колхозные поля. Вот и захромай тут… Дезертир! Белоручка! Симулянт! И так далее, со всеми остановками, вплоть до полного крушения классноруководительного авторитета, который у него, А.С. Шишкина, нынче поднялся на небывалую высоту. И это фактически за один урок! Стопроцентный триумф разума над грубой физической силой. Знания – сила! И только так!

И кстати, о фельдшерице. Тут не «Джорджы Сандом» надо. Тут надо постараться… Шишкин-младший задумчиво потёр темечко. А почему бы вновь не обратиться к классике? К бессмертному тёзке! Как у него там, кажется, в главе четвёртой? Этот пример невиданного благородства главного героя? Нет, не его речь, обращённая к Татьяне, а авторская увертюра к ней, выдаваемая любвеобильным классиком за размышления господина Онегина?

Чем меньше женщину мы любим,

Тем легче нравимся мы ей

И тем её вернее губим

Средь обольстительных сетей.

«Во-от! – по-мефистофельски усмехнулся Шишкин-младший. – Универсальная формула! Ни хрена с ней время не делает! Надо выдержать паузу. Паузу! Во время которой: а) подумаем, в какую сеть заманить птичку; б) сплетём оную сеть; в) накинем эту сеть на птичку… А в идеале – чтобы бедная птичка сама в ней запуталась. И тогда он прилетит несчастной на помощь, как тот комарик, у которого фонарик и который так красиво освободил Муху-Цокотуху… Правда, если в роли сказочного Паучка-старичка выступает Егор-глыба, номер с Комариком-освободителем не прокатит…»

Суббота, как назло, выдалась мокрой до противности. По небу низко ползли серые тучи. И воздух был до такой степени насыщен влагой, что иногда казалось: уже заморосил мерзопакостный сентябрьский дождик, которому что плащ, что зонт – нет помех, всё равно пропитает до нитки.

Необозримое картофельное поле тоже пропиталось влагой до чавкающего омерзения. Постаралась и пара нещадно трещащих шустрых «Беларусей», таскающих прицепные картофелекопалки по серому суглинку. Наворотили рыхлости, в которую ступишь, а она – чвяк, чвяк!..

«…Звенит высокая тоска, необъяснимая словами…» Александр стоял на краю поля и гнал от себя прицепившуюся с раннего утра песню. Ещё совсем недавние студенческие картофельные «десанты» – на целый месяц! – не вызывали такой скорби, как нынешняя суббота. Или не с той ноги сегодня встал, или погода действует? Или…

«Господи, да всё гениальное просто! – вот тут-то вдруг и осенило. – Чего он дурацким самокопанием-то занимается?! Статус сменился, статус! Одно дело простым беззаботным студентом по полю шастать, а другое дело – учитель, классный руководитель. От-вет-ст-вен-ность! В грязь лицом ударить нельзя!..» – «Ну почему же, – съехидничал внутренний голос. – Под ноги смотреть не будешь – запнёшься и приложишься мордой лица вполне смачно!»

Александр засмеялся и зарылся в сбор картошки с былым студенческим «энтузиазизьмом», благородно переходя от одной пары сборщиков к другой. Кули росли на поле с поражающей городское воображение скоростью. Сельская ребятня наверняка умыла бы самый дружный и трудолюбивый студотряд, если таковые бывают…

– Серёга! Серёга! – заорал над ухом Ванюха Богодухов. – Серёга! Да ты чё, уснул там, чёрт чумазый?! – Он подбежал к застывшему посредь поля «газону»-самосвалу, зло дёрнул водительскую дверцу. Но в кабине никого не оказалось. Куда, когда делся дядька – младший брат матери, Ванюха понять не мог. Вот вроде только что тут был и – как черти смели!

– Серёга! Серёга! – орал Ванюха и крутил во все стороны головой. Его можно было понять. Пустые мешки закончились, а по чавкающей грязи стаскать добросовестно наполненные кули к машине, стоящей позади уже метрах в восьмидесяти до ближайшего из кулей, – издевательство полнейшее. Самые крепкие девятиклассники не Гераклы всё-таки. Работа замерла.

«А! Была не была!» – подумал Александр и решительно шагнул к машине. Отодвинул орущего Ваньку и забрался в кабину. Ключ зажигания, как и предполагал, торчал в замке. Богодухов-младший замолчал и уставился на учителя. Господи, да всё поле на него уставилось!