– Любой мотоцикл прослужит вам до конца жизни, если ездить на нём достаточно быстро… – вырвалось у Александра.
– Ты точно дурак, Шишкин! Дурак и циник, – бросила Маша, тоже с беспокойством завертев головой. – Там, может, человек покалечился…
– Да я же о мотоцикле…
– Ты себя-то слышишь? Или лишь бы ляпнуть?
– Право на глупость – одна из гарантий свободного развития личности! Заметь, не я придумал, Марка Твена цитирую, – сумничал Шишкин, хотя уже и сам сообразил, что смысл фразы совершенно противоположный, речь в ней не о сроке службы мототрещотки.
– Балабол ты, Шишкин, только и всего! – огласила приговор Маша.
А у старта уже в председательский «уазик» спешно загрузились фельдшерица Анжелика, Егор-глыба и предсельсовета Антонов. «Уазик» сорвался с места и скрылся за сопкой.
Почти одновременно, завершая последний круг, справа выскочила ревущая мотоциклетная пятёрка и подлетела к старту-финишу. Судья Доржиев взмахнул своим бело-фиолетовым полотнищем. Грохот двигателей смолк.
– Товарищи! Ничего страшного! – прокричал Доржиев. – Вот свидетели! – Он указал на финишировавших. – Шестой участник первого заезда сошёл с трассы по причине незначительной неисправности мотоцикла.
Официальная казённость фразы, а ещё больше возвращение «уазика», из которого недовольно вылез весь экипаж импровизированной «скорой помощи», ажиотаж в зрительской массе пригасили.
– Жив-здоров! Катит там своё железное чудо! – прогудел Егор-глыба, сделав жест рукой за спину. – Скорее всего, жиклёр в карбюраторе забило…
– Участники второго заезда! На старт! – прокричал Доржиев, свистя в свисток. Очередная шестёрка, пока все колхозные, выстроилась в ряд. Взревели двигатели.
– Внимание!.. Марш! – И в зрителей снова полетела песчано-гравийная смесь – главное богатство бывшего карьера и готового оврага.
– Машуль, а, Машуль, – примирительно сказал Шишкин, увидев, как к столам импровизированного магазина-буфета подкатил апельсиновый «шиньон». Из него вытащили несколько армейских двенадцатилитровых термосов, над которыми нависла с половником Наденька Богодухова. – Пойдём горячего чаю выпьем, а то ты, смотрю, совсем озябла.
Машенька недоверчиво посмотрела на Александра. «Какой заботливый! – тут же среагировал внутренний голос. – Ох же и гад ты, Шишкин! Ну чего ты над девушкой изгаляешься?»
Александр взял Машеньку под руку и направился к столу, где по одноразовым картонным стаканчикам Наденька уже что-то дымящееся разливала дюжине страждущих.
«Что-то», так и есть, оказалось чаем. На любителя. Предпочитающие с молоком могли забелить густо заваренный напиток из объемистого дюралевого чайника, любители сладкого – подсыпать сахарного песку из тут же стоящей кастрюли. Для гурманов Наденька выставила миску с нарезанным кружками лимоном. Машенька предпочла гурманский вариант, а Шишкин «гуранский» – с молоком без сахара.
Пока согревались чаем, финишировала без потерь вторая шестёрка, прикатил своего железного коня незадачливый участник первого заезда.
На старте рокотали мотоциклы третьей шестёрки. Приближалась кульминация: возглавлял заезд Сергей Богодухов, а пятёрку остальных представляли, судя по армейским песочного цвета ватникам, военные строители. «Судья супермеждународной категории» выглядел донельзя серьёзно и сосредоточенно. И не он один. Даже к чайному столу очередь рассосалась.
«Марш!» – взлетело над головами шахматное полотнище. И в уши вновь ударил яростный рёв форсированных моторов.
– Пойдём поближе, – предложил Александр, увидев, как Машенька, скомкав стаканчик, бросила его в картонную коробку у стола.
– Ну, пойдём. – Теперь она взяла Александра под руку.
Они двинулись к транспаранту «Старт», сопровождаемые многочисленными взглядами чмаровских кумушек, школьных великовозрастных девиц и подхихикивающей детворы. «Вот пищи для разговоров подкинул!» – подумал Шишкин-младший, то ли со злорадством, то ли с неким сожалением – сам не понимал.
– Знакомься, Маша. – Он подвёл девушку к Доржиеву и Анжелике. Оба глянули на Колпакиди-младшую с интересом. – Это Анжелика Фёдоровна, наш фельдшер…
– Можно просто Анжелика, – протянула та руку, улыбаясь столь обворожительно, что Шишкин-младший мгновенно ощутил на коже ладоней, казалось, уже совершенно забытое сентябрьское ощущение восхитительного бедра. – Саша рассказывал про вас…
И Анжелика так многозначительно опустила удлинённые с помощью умело наложенной чёрной туши ресницы, и без того пушистые и длинные, что как хочешь, так и понимай. А чтобы такой дилеммы перед Машенькой не стояло, посмотрела на Шишкина-младшего ласковой властительницей, мол, пофлиртуй, милый, я чуть-чуть отпущу поводок. Куда ты, бобик, с подводной лодки… «Сама ты… с-собака на сене!» – ответно подумал Шишкин-младший. Колпакиди-младшая приветливо улыбнулась Анжелике и тут же бросила Александру презрительный взгляд.
Доржиев представился лаконично:
– Сергей, учитель физкультуры.
И снова вперил озабоченный взор в бегущую стрелку секундомера.
Из-за сопки вылетел с невиданной доселе зрителями скоростью гонщик в солдатском ватнике, за ним вплотную летел разноцветный Богодухов, чуть приотстав – остальная чётверка участников третьего заезда. Они пошли на второй круг, а зрительский люд заметно заволновался. Стремительность участников третьего заезда не предвещала ничего хорошего. Вся надежда была на Серёгу Богодухова. Над главным призом гонок нависла реальная угроза – уплыть в военно-строительные лапы.
– Сергей, как хронометраж? – не удержался Шишкин. Доржиев с досадой дернул рукой с шашечным полотнищем. Только тут Александр разглядел, что на сигнальный шедевр ушли минимум наволочка и полфлакона фиолетовых чернил.
С шоссе свернул и подкатил «уазик», из-за руля которого вылез Виталий Манько и помог выйти из машины супруге. Следом выбралась настороженная Аннушка в ярко-красном простёганном комбинезоне, но увидев Шишкина-младшего, разулыбалась и подбежала к нему:
– Привет, Александр! Давно не заходишь! – Она жеманно протянула ручку. Шишкин-младший опустился на одно колено и чмокнул тыльную сторону маленькой ладошки. Аннушка, не скрывая торжества, снисходительно поглядела на Анжелику и Машу.
– Здравствуйте вам! – шутливо кивнула всем Людмила.
– Всем здравия желаю! – козырнул Виталий и повернулся к Доржиеву. – Ну, как наши?
– Стараются… – обречённо произнёс физрук-судья. – Да, вон, смотри.
Шестёрка гонщиков в прежнем порядке выскочила из-за сопки и ринулась на последний круг.
– Ну это и понятно, – с улыбкой до ушей подбоченился Манько. – Говорил же – кандидат в мастера.
И проговорил он это буквально в тишине.
Шишкин-младший поразился. Ни одного бодрого крика типа «Поднажми, Серёга! Да-а-вай, Бо-го-дух!». Народ безмолвствовал, наполняясь трагизмом почище своих предков в последней сцене «Бориса Годунова». Не по себе стало и Александру. А уж с каким лицом приближался к старту-финишу Потап Потапович-первый… Даже Манько предусмотрительно избавился от привычной улыбки. Колхозный люд и вовсе сопровождал председателя столь скорбными взглядами, словно он нёс урну с прахом всеми горячо любимого и уважаемого государственного деятеля, из тех, что всегда уходят из жизни безвременно.
Подтянулась к старту-финишу и компания участников первых двух заездов, среди которых Шишкин с удовлетворением узрел несколько «железных лыцарей». Их лица и вовсе были сумрачны, а взоры, казалось, готовы были испепелить капитана Манько. «Не за себя, за честь колхоза переживают!» – неожиданно радостно подумал Шишкин.
Особенно понуро выглядел один из парней. Заметно было, что среди колхозной команды мотогонщиков он выглядит прямо-таки изгоем. И это был вовсе не тот незадачливый участник, что в первом заезде сошёл с круга.
«Ну, конечно, – догадался Шишкин-младший, – солдатик, лидирующий в третьем заезде, «даёт прикурить» на его мотоцикле!..»
– А-а-а!!! Да-а-а-а-вай, Серый! Жми! Жми!! Жми, Серь-га!!! – неистово заорали-завопили вокруг. – Да-а-а-вай!!! Да-вай! Да-вай!
Шестёрка третьего заезда в клубах песка и гравия летела к финишу. Впереди мчался, распластавшись на бензобаке мотоцикла, Сергей Богодухов, всего на колесо от него отставал гонщик в солдатском ватнике.
«А это не тот! Не этот два круга лидировал! – с удивлением отметил Шишкин. – Ты посмотри, какая тёмная лошадка у военных оказалась!..»
Когда до финиша оставались считанные метры, прилипший к Богодухову гонщик вдруг вздыбил мотоцикл на заднее колесо, тот резво дернулся вперёд…
И под общий «О-ох!!!» ополоумевшего народа «тёмная лошадка» первой ворвалась на финишную черту. Следом влетел Богодухов и остальная четвёрка.
Двигатели заткнулись. Тягостная тишина повисла над карьером.
Потап Потапыч-первый вздохнул и посмотрел на Доржиева. Тот виновато развёл руками и даже протянул председателю секундомер. Председатель с досадой отмахнулся.
Доржиев тоже тяжело вздохнул и взялся переносить время участников третьего заезда в ведомость. Но, видимо, так расстроился, что вновь и вновь тупо скользил ручкой по разграфленному листу, вновь и вновь бросал взгляды на застывшую на финише последнюю шестёрку. Потом встрепенулся и резко шагнул к победившему в третьем заезде гонщику в солдатском ватнике:
– Шлем и очки сними!
Тот потянул с головы шлем и очки.
– О-о-ах!!! – только это и выдала вмиг охреневшая толпа.
Перед всеми предстала физиономия Михаила Кутяева – дважды второгодника Мишки Кутяева, а ныне десятиклассника-выпускника, по которому уже полгода рыдал военкомат.
Вот это немая сцена так немая сцена! Бессмертный «Ревизор» меркнет! Меркнет уже потому, что участников чмаровского столбняка в карьере оказалось раз в сто больше, чем у Гоголя!
Шишкин-младший, офонаревший, как и все, только через несколько минут припомнил, что Кутяев ведь в школу как раз в солдатском ватнике и ходит.
– Виталя, – почему-то шепотом спросил он у тоже застывшего соляным столбом Манько, – а ваших-то сколько в гонках участвовало?