– Это серьёзно, – покачал головой Шишкин. – Это уже целая династия военных медиков образуется! Я так понимаю, что и ваша светлость при этом без перевода в питерский вуз не останется? Мария! Я поднимаю руки! Со счётом два – ноль побеждает Макс… Как его? Ах да! Максим Ткачёв!
Александр сдёрнул с головы шапку и выставил лоб.
– Мария! Облобызайте в чело!
Колпакиди-младшая с недоумением уставилась на Александра. Он деловито пояснил:
– Пациент почувствовал что-то неладное, когда врач при обходе поцеловал его в лоб.
– Эй, народ! Вы чего там примёрзли? – от ДК шёл Макс. Легок на помине!
– Вот видишь, волнуется человек! – продолжая сохранять на лице улыбку, проговорил Александр. – Совет вам да любовь!
Он обошёл застывшую Машеньку, шагнул навстречу Максиму и протянул руку:
– Ключи от моего дворца у тебя?
– Да. Вот.
– Ага. Забирай красну девицу, веди кормить. А у меня ещё дельце одно. На концерте увидимся. – Александр быстро зашагал в обратную сторону.
Придя домой, бухнулся в кресло в совершеннейшей прострации. Да уж… Ай да Мария Георгиевна! И как стремительно! Всего три месяца – и такие перемены… Но чего он сейчас задёргался? Не сам ли определил милую соседочку-конфеточку как одну из причин бегства из города. «Тётя Эля, тётя Эля без пяти минут!»… И уж прямо-таки так не лежит его душа к брюнеткам! Да это вообще дурь какая-то! Как будто не было у него подруг тёмной масти! И чего зациклился на студенистой безразмерности тёти Эли, почему Машка обязательно должна стать её копией? Наследственность, конечно, играет определённую роль, и немаленькую. Но у любого пирожка куда важней начинка… Конечно, заиметь таких тёщеньку, а особенно тестя, как родители Машки – это полный крандец, будь Машка хоть стопроцентной блондинкой!
Александр внезапно поймал себя на мысли, что он совершенно ничего не знает про Машку. Чем она вообще дышит? Ну вот он… Сбежал от родительской опеки, а всё равно нет-нет да и размышляет над родительскими постулатами, а где-то и следует им. И никуда из него не испарится шишкинский семейный дух. Учится он его фильтровать, агнцев от козлищ отделять. Но козлищ – двойных стандартов – не так уж и много в шишкинском доме. А у Машки? О-о-о… Там один Георгий Аполлонович чего стоит! И если для Машки он образец – туши свет! Но откуда он знает, кто для Машки образец? Они же никогда не разговаривали по душам. И не он, она попыталась начать такой разговор. А он… В ванной отсиживался, как в бомбоубежище! Да ещё хотел из девушки посмешище сделать…
Под эти размышления Шишкин-младший стрюмкал пару наскоро изготовленных бутербродов, запил всё это разведённым в кружке кипятком какао и отправился в ДК на концерт.
…Грузить читателя отчётом о концерте вокально-инструментального ансамбля «Плацебо» на сцене колхозного Дома культуры смысла нет. Всё прошло тип-топ. Александр ревниво отметил, что «Плацебо» куда более сильный и сыгранный коллектив, чем любой на выбор из родной альма-матер. Удивила и Машенька в роли солистки. Вот уж никогда бы не подумал, что у соседки по городской квартире такие вокальные способности. Ну знал, что любит на пианинке побренчать… А тут… София Ротару!
Это не Шишкин-младший так оценил. Это он слышал со всех сторон в зрительном зале. Понятно, не музыковеды оценивали, но по тембру голоса, по другим вокальным штучкам-дрючкам что-то эдакое прослеживалось. Вокальный диапазон, конечно, поскромнее, но Софьины шлягеры, что у всех на слуху, сносно выдаёт, а народу сие – бальзам в уши и глаза! В городе бы рьяные фанаты носы сморщили, а здесь… Плюс внешнее сходство Марьи с лауреатшей IX Всемирного фестиваля молодёжи и студентов 1971 года, солисткой стремительно набравшей популярность на всесоюзных просторах «Червоной руты» – тут и к маме не ходи! Машуля, как подозревал Шишкин-младший, это давно в себе разглядела и беззастенчиво этим пользовалась. А вот он, слепой крот, только сейчас узрел. И опять царапнуло какое-то запоздалое сожаление. Правда, быстро улетучилось. И даже смешно было наблюдать, как после концерта чмаровская публика смотрела на него, Шишкина, с некоей завистью, видя его «тесное знакомство» с солисткой «Плацебо». Ну не будешь же на каждом углу и в каждые уши кричать, что ему как раз от этой «Софочки», в числе прочих городских наяд, пришлось бежать «быстрее зайца от орла»!
…Музыканты спешно грузились в колхозный автобус под сумрачными взорами Потапыча-второго – Егора Писаренко, с которым Александр в конце августа мотался в областной центр за лингафонным кабинетом. Если бы не папироска в углу рта, Писаренко сейчас – вылитый Тарас Бульба, собравшийся пристрелить сына-предателя.
– Егор Потапович, – подошёл к нему посочувствовать Шишкин-младший, – я смотрю, вы на «пазике» уже второй день баранку крутите, а как ваша «ласточка» поживает? – Наслушался прошлый раз Александр самых лестных слов старого шофёра о технических характеристиках «сто тридцатого» ЗиЛа.
– Как у Христа за пазухой! – кивнул удовлетворённо Писаренко, но угрюмости это у него не убавило. – Не то, что эта колымага.
– Так, а чего вас-то на неё затолкали?
– А больше, Сергеич, некого. У меня ж у одного права с категорией на перевозку пассажиров автобусом. Нету у нас больше шоферо́в первого класса. Да и вообще… – Он махнул рукой. – Утром на работу приходишь и не знашь, на какой аппарат тебя определят. Обезличка присутствует…
– То-то я тоже обратил внимание, – кивнул Александр. – Сергей Богодухов то на «шестьдесят шестом» рулит, то, вон, когда картошку убирали, на «полста третьем».
– Вот-вот… – вздохнул Потапыч-второй. – А это всё порождает безответственность и наплевательство. У семи нянек дитя без глазу…
Он заглянул в автобусный салон и окликнул подтащивших к поднятому заднему люку здоровенную бас-колонку ударника Женьку и басиста Артурчика:
– Ну чо, оркестранты, много там у вас ещё барахла? Смеркается уже…
– Заканчиваем, – подошёл к автобусу Макс, держа под мышкой электроорган.
– Давай, хлопцы, а то нам ещё две сотни кэмэ до города пилить, да мне обратно возвращаться, а я за это пузатое чудище гроша ломаного не дам.
Из ДК вышли с бухтами проводов ритм-гитарист Игорёк и Витюля Лямин, следом какой-то обшарпанный чемоданище с ручками по бокам волокли киномеханик Андрей и младший Анчуткин – Васька. Замыкали шествие вездесущая Клавочка и Татьяна с Машей.
– Всё, Потапыч! – отрапортовал Васька.
– Ничего не забыли, гляньте хорошенько, возвертаться не буду, – строго сказал Писаренко. – Ладно, Сергеич, давай прощайся со своей кралей, да мы поехали.
Парни и Татьяна хмыкнули, а запунцовевшая Маша подошла к Александру.
– Рада была увидеть. Может, чмокнешь на дорожку?
– Не нагнетай, Марья, – негромко сказал Шишкин-младший, но галантно подсадил девушку на автобусную ступеньку. Просунул голову в салон: – Покедова, бременские музыканты! Макс, созвонимся. Счастливо добраться!
«Пазик» заскрипел-застонал и покатил к повороту на большую дорогу.
– Как хорошо, что всё закончилось, – с грустным вздохом сказала Клавочка. – Я за эти дни, наверное, килограммов десять потеряла.
– Мамка откормит! – хохотнул Анчуткин и тут же осёкся под суровым взглядом колхозной комсомольской власти.
– Вот так будешь по поводу и без повода зубоскалить – тяжело тебе, Василий, в армии придётся. Я слышала, повестку получил? Не забудь зайти – с учёта сняться.
– Забудешь с вами, – теперь уже вздохнул Васька. – Со дна моря достанете.
– А что, Василий, на морфлот призвали? – поинтересовался Александр.
– Но… вроде так… – неуверенно ответил парень и приосанился. – Вот как нагряну немного погодя… «На побывку едет молодой моряк, грудь его в медалях, ленты в якорях!..» – пропел он, нещадно фальшивя.
– Только там громко не пой, всё НАТО распугаешь, и что нам потом делать, от кого защищаться? – сделав озабоченное лицо, сказал Андрей.
– Не боись, худая жисть, дайте мне хорошую! – бросил в ответ прибауточку Васька и гордо добавил: – Я и громко буду петь – хрен кто услыхат! Меня в подводный плавсостав расписали!
– Эва, какие ты теперича мудрёные слова знаешь! При таком уме я бы и вовсе про песни позабыл! Услышат вражьи акустики – вмиг засекут! И другую песню запоют печальные девушки на берегу, про то, как напрасно старушка ждёт сына домой…
– Андрей! Это уже не смешно, – прервала киномеханика Клавочка.
– А чо такого, я не суеверный. Вась, а Вась, а ты суеверный?
– Это – бабкам дремучим!
«Ну, да…» – хмыкнул про себя Шишкин, вспомнив некоторые нюансики августовской истории с «ландрасским вепрем».
– И всё-таки, Василий, одна просьба… – с наисерьёзнейшим лицом приблизил губы к Васькиному уху Андрей. – Ты там, под толщей мирового окияна, береги себя и грозное атомное плавсредство. Как бы тебя не упрашивали сослуживцы, не открывай форточку, не проветривай кубрик!
– Да иди ты… – замахнулся на него Анчуткин, – крути своё кино! Опять какую-то дрянь привёз, «Зиту и Гиту» очередную! – Васька ткнул рукой в афишу.
– Что ты понимаешь! «Сангам» с самим Радж Капуром! И новинка Болливуда «Месть и закон» – боевик!
– Ага, сто раз убивают, а он всё пляшет! Ногой по мордасам полчаса бьют, а он всё поёт! И очочки на носу целые!
– Не без этого, – вдруг согласился Андрей. – Но вот должен тебе, Василий, заметить, что, когда я собираю с наших кинозрителей заявки, то большинство требуют именно индийских кинолент. И самая голосистая в момент опроса в кинозале – баба Дуся! А мать, Василий, – это святое!
– И часто, Андрей, ты такой сбор заявок производишь? – удивлённо спросил Александр. Чудеса! Чтобы в городском кинотеатре такое…
– Ежемесячно. А как кинорепертуар формировать? Выручки не дам – меня в правлении прибьют. И народ у нас индийские песни-танцы любит… И про душераздирающую любовь… Вон «Сангам» – как раз по заявкам…
– А я бы про Фантомаса поглядел, – сказал Шишкин и мечтательно зажмурился. – Какая там Милен Демонжо!.. Лучше она только в роли Миледи в «Трёх мушкетёрах».