Передернулся – разве что на пол не сплюнул. Отшатнулся от этажерки с видом пакостливого кота. Сморщился. Не то, что думал, в бутылке оказалось…
– Ну, чего стоишь? – вернулась в кабинет Анжелика, подхватила с кушетки свою фельдшерскую сумку. – Иди, Егорша, иди! Закрывается на сегодня лавочка. Я тут из-за тебя сидеть не собираюсь! Сказала же – мне ещё по адресам идти.
На улице Егор тут же тягуче сплюнул и затянулся сигаретой. Жадно – затяжка за затяжкой. Видимо, то, что напарила бабка Сидориха, а быть может, долила в бутылку Маруська, или всё вместе, таким «вкусным» оказалось, что и табачищем не перебить.
– Тебе – налево, а мне – направо! – с издёвкой пропела Егору, навесив замок на двери, Анжелика и взмахнула ручкой: – Спокойной ночи, ка-ва-ле-ер!
Егорша поплёлся домой, то и дело сплёвывая и безостановочно смоля «Приму», а Анжелика забежала для блезиру к Матрёне Куклиной. Давленьице бабе Моте измерила, витаминок отсыпала, про «квантиранта» подрасспросила и… Вот когда, наконец, поехало зелье по назначению.
И осталось только поставить в истории с зельем точку. Дабы не подогревать среди несознательной части трудящихся стремление найти у всевозможных шарлатанов от медицины панацею от хворей.
Утром следующего дня Шишкин-младший поднялся тяжело, чуть не проспал, поэтому собирался быстро, жевнул чего-то, опрокинул в себя кружку кофе с молоком и побежал на уроки. В носу не свербило, в горле не першило – посему про микстурку на кухонном подоконнике он и не вспомнил. А потом ещё в школе один разговорчик насмешил. Так понял: две семиклассницы трясутся перед контрольной по истории.
– Анька, совсем из головы вылетело, в каком году отменили крепостное право?
– Ты чо, совсем сдурела! Вчера же Политизьма вдалбливала – в шестьдесят первом!
– Да-а?… Но в шестьдесят первом же Гагарин в космос полетел…
– Так, наверное, в честь этого и отменили…
Эх-ма, жаль Политизьма-Баррикадьевна этого не слышала! Хотя… И хорошо, что не слышала. Закнопит же иначе девчонок! А так – возьмут учебник в руки и разберутся сами, ещё и насмеются до отвала.
В общем, обедать домой Шишкин пришёл в самом весёлом расположении духа и лишь, наевшись, случайно зацепил взглядом флакончик. Хмыкнул, взял в руку, поглядел на свет. Вчера микстурка выглядела вполне по-медицински, но, простояв полдня на солнцепёке, замутнела. Шишкин-младший подумал-подумал и вылил содержимое пузырька в помойное ведро. Простуду и так мимо пронесло.
А вот изрядно хлебнувшего из бутылки Егора не пронесло. Вернее, наоборот. Классическая касторка, не говоря уже о более патентованных средствах от запора, не даёт такого эффекта.
Просидев полночи в туалете, «Егорша» с грехом пополам добежал до работы, но и там, матерясь, оккупировал отхожее место. В общем, чего над бедой смеяться. Не приворотным, с гнусной руки Маруськи, оказалось зелье, а диарейным ужасом. С другой стороны, напрочь очистило организм Егора-глыбы от всех возможных шлаков, о чём так модно нынче рассуждать.
Ну и, понятно, ничего не ведая обо всех этих интимных подробностях, напрасно ожидала нужного эффекта Анжелика Фёдоровна Заиграева, с каждым днём всё больше костеря Сидориху. И даже дошла до банального доноса на бабку участковому. Так и так, мол, гонит Сидориха самогон и спаивает чмаровских мужиков.
Выслушал фельдшерицу, тяжело вздыхая и грозно хмуря брови, Василий Николаевич Недорезов сурово пообещал принять самые строгие меры к спекулянтке и старой злодейке, подрывающей государственную монополию на производство и реализацию спиртоводочной продукции.
И принял. Наведался к бабке Сидорихе, провёл… разъяснительную беседу.
Мотивы такого поведения участкового автор достаточно подробно изложил в истории о восьмом подвиге Шишкина. В целях экономии читательского терпения и бумаги не будем повторяться.
А Маруська, погостив у мамани и повидав дочуру, снова отвалила в город, пообещав последней привезти новое пальто заместо мало́го. Будем надеяться, что хотя бы к осенним заморозкам подвезёт.
Через неделю с небольшим Сашка Колпакиди в сам-деле нагрянул. И обещанную «аляску», всю в замках-«молниях», с оранжевой изнанкой и отороченным искусственным мехом капюшоном, тоже привёз. Поначалу изобразил широкий жест: дескать, подарок. Но Шишкин-младший упёрся. Тогда с него была взята совершенно какая-то смешная сумма, тут же компенсированная коробкой, в которой гнездилось четыре дюжины серых жестяных цилиндров объемом в 330 миллилитров – баночное пиво «Suntory».
– Сашок! – смеялся довольный Шишкин-младший. – Ты, случаем, контейнеры на Транссибе не грабишь? Откеда у тебя сплошной японский дефицит?
– Э-э-э, дядя! – расплылся довольный Колпакиди. – Родина для разведчиков недр валюты не жалеет! Уран, тёзка, уран! Его ж не только в ядрёны бомбы заталкивают. Японцы сейчас вовсю атомной энергетикой занялись, а где топливо брать? Американцы – прижимисты, а мы – запросто. Ну и как всегда: мы им стратегическое сырьё, а они нам – шмотки, пиво, железки музыкальные. Но я тебе, дядя, скажу… Кассетные магнитофоны! Это что-то! Стереозвук, две деки…
– Две чего? – переспросил Шишкин.
– Две деки, тёзка, – это значит, что в магнитофон можно сразу две кассеты вставить. Маленькие такие, не бобины эти. – Колпакиди презрительно ткнул рукой в шишкинский «Романтик». – Длительность звучания ещё больше, а кассетка – с сигаретную пачку. Так вот в «японца» сразу можно две вставить. Хочешь – проигрывай по очереди, хочешь – переписывай с кассеты на кассету, хочешь – с радиоприёмника пиши. Они почти сразу стали не просто магнитофоны клепать, а магнитолы. Причём малогабаритные, переносные. Но есть и стационарные устройства… Но это, скажу тебе, дядя, уже и вовсе нечто запредельное! Магнитофон на две деки, усилитель, вертушка для «винила», радио всеволновое, эквалайзер…
– А это что такое? – Шишкин-младший ощущал себя троглодитом.
– А это здоровенная такая электронная железяка со множеством рычажков-ползунков и кнопочек. Для того чтобы как хочешь звук отрегулировать. Её ещё темброблоком называют. Занятная вещь, должен, дядя, тебе сообщить! Подключаешь, например, через неё микрофон – и из тебя можно такого певца замастрячить – Робертино Лоретти отдыхает!
– То-то его уже лет пять не слышно, – вставил словечко Шишкин.
– Упелся вундеркинд! Да не в этом дело, – отмахнулся Колпакиди. – Отстаём, брат, кошмарно и безнадёжно отстаём от проклятых капиталистов! А нам бы, дядя, как японцам. Вот ты представь, что такое эти макаки, до войны из себя представляли. Да ничего особенно. Бряцали своими самурайскими мечами…
– Ага, – насмешливо кивнул Шишкин. – Оттяпали у могучей Российской империи пол-Сахалина и Курильские острова, эскадру нашу утопили, потом Китай к рукам прибрали, американцам Пёрл-Харбор устроили, дредноутами своими весь Тихий океан утюжили…
– Ну да. А после войны? Загнали их обратно на острова – не рыпайся! Другие так бы и молчали, хором в тряпочку, а японцы? Скупили потихоньку по всему миру лицензии да патенты, своего понапридумывали и – что сейчас? Прут по электронике так – ажно пиджаки заворачиваются! А уж это, – Колпакиди презрительно кивнул в сторону коробки с пивом и шоколадной «аляски», – побочный ширпотреб! Нам этого добра контейнерами сыпят, лишь бы геологи ударно пахали.
– Так это ты у геологов урываешь?
– Тёзка! Ты о чём?! Там и нашим работягам – выше крыши! Я регулирую взаимовыгодный товарообмен. В ваше «сельпо» – тряпочки, а геологической братии от вас – свежайшее молочко, сметанку, картофель-моркофель, мясцо парное, курочек-яичек…
Колпакиди встрепенулся бойким петухом и сменил тему:
– Но вообще-то я к тебе по конкретному делу прискакал. Чегой-то рыбки свежей захотелось. Да и братцам-геологам разнообразие к столу.
– Так и напряг бы нашу Поликарповну. Целая колхозная бригада имеется, рыболовецкая… Правда, сейчас она вряд ли… Лёд-то ещё не сошёл, даже закраин на озере не видать…
– Про бригаду мне известно. Но я-то не только снабженческой пользы для, но и удовольствия ради. Неделя, Саня, какая-то колготна́я выдалась. Душой и телом расслабиться хочется. Где-нибудь на бережку речки-невелички или озерца… Самому рыбку половить, для души…
– Так это – запросто, – сказал Шишкин-младший. – У нас тут и речек и озерцов! Я и сам бы не прочь с удочкой посидеть…
– Во! С хорошей компанией и с достаточным количеством «сугревающего» на природе-матушке нет никакой разницы: грибы ловить или рыбу собирать! – хохотнул Колпакиди. – Но, а вправду, дядя, есть тут у вас эдакое тихое озерцо, чтобы порыбачить? Без постороннего, так сказать, глазу.
– А чего такая конспирация? – недоумённо спросил Шишкин-младший. – Мало ли мест… Да и то: ты – на одном берегу, а что там, на другом… У нас народ не навязчивый. Или тебе не столь рыбалки, сколь сабантуйчика-пикничка на водоёмчике захотелось?
– Не-е… Именно порыбалить. Без баб, но и без постороннего глазу.
– Хм… Интригуешь!
– Ага! – кивнул Колпакиди. – А вся интрига, тёзка, заключается в том, что есть у меня среди местных геологов человечек, который нам такую рыбалку обеспечит – тебе и не снилось. Ты только место покажи! Нам и удочки не понадобятся…
– Это как так? – спросил Шишкин, уже догадываясь, на что намекает Александр-старший. «Пёс Барбос и необычный кросс» – не иначе.
– Берём палочку аммоналу и… – Колпакиди догадку подтвердил.
«Ну ты ж и сука… – подумал Шишкин. – Рыбку половить, для души… Бухнуть шашку, собрать рыбу, сдать в столовку геологам и ещё денежку получить… Японским и прочим дефицитом ворочает, а и по мелочовке не попустится…»
И вспомнилось тут Шишкину-младшему одно прошлогоднее октябрьское приключение. Вернее, не приключение, а происшествие, перепугавшее тогда до глубины души.
Людмила Манько праздновала именины.
– А не выехать ли нам на природу? – предложил глава семейства. – День замечательный. Тепло, светло и мухи не кусают. Костерок разведём, шашлычок пожарим, как? Мне тут ребята одно озерцо малюсенькое показали – место обалдевающее!