Показалось, что старухи вошли в кухню. Он сполз по ступенькам. Боль пронзала спину. С площадки было слышно, как они шумят в кухне и прачечной. Что ищут? Они вернулись в прихожую, а Микс отошел к последнему пролету. Впрочем, вряд ли старухи увидят или услышат его. Они взбирались по лестнице слишком медленно и шумно — пыхтели, задыхались, отдыхали, прислоняясь к перилам. Конечно, они идут в спальню Чосер. И от этого стало окончательно не по себе. С верхней площадки, через перила, он видел, как они вошли в комнату. Слава богу, не закрыли дверь. Он слышал, как они ходят, выдвигают ящики и переставляют предметы. Кто-то из них закашлялся, без сомнения, от поднятой пыли.
Плохо, что они там. В этой комнате он ее убил и все еще задавался вопросом, остались ли улики. Он помнил, что взял верхнюю простыню, чтобы завернуть тело. Его обдало жаром. Старухи наверняка заметят. У Микса задрожали руки.
Минут через десять они вышли из комнаты, начали спускаться по лестнице, и миссис Фордайс произнесла:
— Такое чувство, будто мы что-то пропустили, Куини.
— У меня тоже, дорогая. В доме есть нечто такое, что сразу нам скажет, где находится Гвен и почему.
— Я не настолько в этом уверена.
Что ответила миссис Фордайс, Микс не расслышал. К тому времени они добралась до прихожей, и слова стали неразборчивыми. Входная дверь открылась и закрылась.
Надевая пальто, Куини сказала, что опять потеплело. Не считает ли Олив, что это как-то неестественно?
— Глобальное потепление, — ответила Олив. — Земля сгорит, но нас, надеюсь, здесь уже не будет.
— Это какая-то не слишком здоровая мысль, дорогая.
— Зато реалистичная. Я все думаю о той недостающей простыне. Гвен странная, возможно, она не пользовалась второй простыней, только одеялом и пледом.
— О нет, дорогая. То есть, конечно, она странная. Я согласна с тобой. Но что касается второй простыни, я знаю, что Гвен ею пользовалась. Я хорошо это помню, еще до больницы. Простыня была нестираная.
— Тогда где она? — спросила Олив, закрывая входную дверь, и они двинулись по Сент-Блейз-авеню.
После полудня Миксу удалось купить большой и прочный полиэтиленовый пакет. Боль в спине, утихшая утром, накатывала приступами — позвоночник словно кололи раскаленные иглы. Пристроив труп, он собирался сходить в бюро по трудоустройству, но обнаружил, что едва способен сохранять вертикальное положение, и даже легкий полиэтиленовый пакет был для него почти неподъемным. Покажись он в таком виде в бюро по трудоустройству, там решат, что он пришел просить пособие.
Придя домой, Микс побаловал себя большой порцией коктейля — джин закончился, — после чего решительно взялся за дело. В угол он пополз на четвереньках, но когда поднялся, цепляясь за бар, то понял, что не сможет сдвинуть даже этот относительно легкий предмет мебели. А иначе не достать тело, поскольку бар стоял вплотную к стене.
Его охватила паника. В глазах закипели слезы, и он забарабанил кулаками по полу. Через некоторое время, стараясь успокоиться, он сползал в кухню и, еще раз поднявшись, взял четыре таблетки ибупрофена и запил их коктейлем.
Несколько часов спустя Оливия вернулась к особняку Сент-Блейз вместе с племянницей Хейзел Акваа. Ей нужна была поддержка молодой благоразумной особы. Солнце садилось, небо окрасилось в алый цвет. Обе женщины вышли в сад. С другой стороны стены, где огоньки на пальме светили так же ярко, как закат, мистер Сингх бросал зерно гусям.
— Добрый вечер, дамы, — вежливо поздоровался он.
— Мне нравится ваше дерево, — сказала Хейзел. — Оно великолепно.
— Вы очень любезны. Садовника у нас нет, и мы с женой решили сами украсить двор. Как там мисс Чосер?
— Она, кажется, уехала к друзьям поправляться.
— В сельскую местность, я надеюсь? Это пойдет ей на пользу.
Олив оглядывалась в поисках Отто.
— Вы знаете, — сказала она, — с позавчерашнего дня я не видела ее кота.
— И в самом деле, — отозвался мистер Сингх, — я тоже не видел. Не могу сказать, что жалею об этом. Он хищник, и моих бедных гусей может ждать та же судьба, что и цесарок.
Бросив последнюю горсть зерна, он слегка поклонился Олив и Хейзел и вернулся в дом. Гуси гоготали и жадно клевали зерно.
— Взгляните на ту клумбу, — указала Хейзел. — Похоже на могилу, правда?
— У тебя слишком живое воображение, Хейзел.
— Просто когда я здесь, то всегда думаю об убийце Кристи. Он жил в двух шагах от меня. Я была младенцем, когда его судили, но детьми мы часто бегали на Риллингтон-плейс и глазели на его дом.
— Я хорошо это помню, — сказала Олив. — Сначала его переименовали, потом снесли. Не помню, чтобы где-нибудь еще сносили дома убийц.
— Как римляне поступили с Карфагеном. Они сровняли его с землей, мне Том рассказывал, и распахали всю местность. Кристи похоронил нескольких жертв у себя в саду.
— Хорошо, что не похоронили Гвендолин. Землю тут копали довольно давно. Она уже зарастает чертополохом. Но все-таки что с котом? Что бы ни говорила Гвендолин, я уверена — она очень его любит, и, если он не найдется к ее приезду, можно не сомневаться, на кого упадут все шишки.
Они прошли к выходу и медленно направились домой, глядя по сторонам и ожидая обнаружить труп Отто в канаве.
Возможно, подействовали таблетки или спиртное, или то и другое вместе. Микс проснулся со звоном в голове, но боль ослабла — превратилась в отголосок вчерашней или грозила вспыхнуть вновь. Ложился он с неуютным ощущением, будто что-то случилось, что-то крайне важное, а он это упустил. Ощущение не давало покоя, но сон прогнал его. Теперь в голове прояснилось. Микс четко осознал, что произошло, что он упустил.
Мамаша Уинтроп коснулась его руки, голой руки, когда спрашивала, не доверилась ли ему старуха Чосер. Ее палец был теплым. Только теперь это подсказало ему, что старики не холодные, у них такая же температура, как и у молодых. Значит, старуха Чосер была ледяной из-за того, что уже умерла.
Она была мертва, когда он вошел в комнату, когда смотрел на нее, касался ее. Вот почему ее кожа казалась холодной как лед, вот почему она не боролась, когда он душил ее подушкой. Микс вспотел, его охватил озноб. Он убил мертвую женщину. Страшно и глупо. Он убил мертвого человека.
В каком-то смысле это было похоже на деяния Реджи. Неудивительно, что призрак сочувствовал ему. Конечно, Микс не трогал ее так, как Реджи, — от ужаса он снова вспотел. Но сходство есть. Это влияние Реджи? Его направлял призрак?
Микс встал и направился через комнату туда, где лежало тело. Взялся за верхнюю часть бара и наклонил его. Постепенно до него дошло — если бы он понял это сразу, то оставил бы старуху в постели. Она бы ничего не сказала полиции. Она умерла. А он прижимал подушку к ее лицу, считая до пятисот. Он стянул простыню с кровати и завернул в нее женщину, которая была мертва в течение многих часов. Ведь не сразу тело так остывает.
Микс подставил себя. Кто теперь поверит, что она умерла естественной смертью? Он спрятал ее тело, снял простыню с кровати, возможно, оставил свою ДНК, когда коснулся ее кожи, сказал тем двум старухам, что Чосер уехала, что видел, как она ждала такси. Что теперь делать с телом? Полиция сможет определить, что она умерла естественной смертью? А коронер? До этого не должно дойти.
И пусть болит спина, пусть он останется калекой, но сегодня нужно убрать тело в пакет и спрятать под полом. Укушенная лодыжка горела, под вздутой покрасневшей кожей бился пульс.
Глава 26
Когда Микс вошел в комнату, в помещении стояла кромешная тьма, непроглядная, будто он попал в черный ящик. За дело надо браться не раньше шести тридцати, когда рассветет. Но постепенно глаза привыкли к мраку. Небо стало прозрачным и ясным, луна исчезла. Он погасил лампу, и все же света было достаточно. Закрыл дверь. Опускаясь на колени и приступая к работе, он приказал себе не думать о привидении, изгнал саму мысль о нем, чтобы страх не сковывал руки.
Когда все было готово, он проверил, чтобы половицы лежали плотно, ровно, чтобы края не торчали. Тело Гвендолин он сунул в плотный пакет и завязал его сначала проволокой, а потом для верности залил суперклеем. Спина постоянно побаливала — то тупо ныла, то вдруг простреливало позвоночник. Боль настолько выбивала из колеи, что приходилось на несколько минут прекращать работу, нагибаться вперед, едва ли не касаясь грудью коленей, и растирать поясницу.
Спрятав тело, Микс ощутил нечто большее, чем просто облегчение. Казалось, будто он сам или кто-то другой уничтожил тело, словно его сожгли или растворили в кислоте. Или будто старуха не умерла, а просто спряталась там, где нет разговоров с полицией, где нет этого особняка. Микс убрал проволоку, клей и инструменты, оглядел комнату. Все как обычно: старая газовая лампа, высокий комод, увенчанный треснувшим зеркалом, кровать без матраса, заклинившее окно. С потолка все так же свисала паутина. На подоконнике все так же лежал слой пыли. С шоссе не доносилось почти ни звука.
Ему показалось, что гора упала с плеч. Спина болела, щиколотку дергало, он вымотался, но надеялся, что скоро все его беды окажутся в прошлом.
До сих пор Миксу удавалось гнать мысли о привидении, но, как только он вышел на лестничную площадку, они нагнали его. У себя в спальне он попытался расслабиться, почитать на ночь, чтобы скорее уснуть. Он выбрал книгу Агаты Кристи, которую еще не читал, хотя купил довольно давно. Лежа в постели, Микс листал детектив «Мужчина, который довел судью до слез», но каждый заголовок, каждая иллюстрация возрождали страх, что он оставил какую-нибудь улику. Кроме того, детектив заставил задуматься о том, какая судьба его ожидает, если все раскроется. Не казнят — это во времена Кристи еще не отменили смертную казнь, но все равно ничего хорошего не жди. И тут он осознал, что больше не называет убийцу по имени, а только по фамилии.
Чтобы перестать повторять про себя: «Я убил мертвую женщину, я убил мертвую женщину», — Микс стал прикидывать, куда бы могла уехать Гвендолин. Никто не докажет, что она не уезжала. Этим двум старухам скоро надоест предполагать, куда она делась. В доме, кроме него самого, никого больше не будет. В отсутствие старухи Чосер за квартиру можно не платить, и он останется здесь, пока не станет любовником Нериссы.