— Ну, только если он сам себя оскопил, — пробормотал я, задумавшись над словами Роя. — Что, конечно, возможно, но маловероятно.
Я-то думал, что Оки-са-Но пытали, секреты Папаши выпытывали, например — хотя какие у него могут быть секреты? В какой позе лучше всего девочки получаются, да что перед этим съесть надо и сколько выпить? — а тут, оказывается, возможна банальная месть. Но чья? Рогатого мужа? Разгневанной любовницы или?.. Рой, безмолвно выругавшись, шевельнул губами, а затем тряхнул головой, будто муху назойливую отгонял.
— Ну, что ж… Маловероятно, значит маловероятно. Кто я такой, чтоб властям не верить, правда, господин ворнет? А к лекарю я вам дорогу укажу, отчего не указать?
Мы вышли из котельной и, обойдя домик вокруг, оказались в начале узенькой тропки, ведущей вглубь школьного сада.
— По стежке на параллельную улочку выйдете. Тупиковую. Там лекарь и обитает, напротив жилища вдовицы Мо.
«Вдовицы Мо?» — температура тела повысилась на пару градусов, когда я вспомнил приятные глазу округлости и всклокоченные со сна рыжие волосы. Вдовица Мо — это прелесть до чего хорошо. В том смысле, что хороша. Вот на обратном пути к ней и зайду, узнать, как она в дорогу собирается.
— И шапку наденьте, — проворчал Рой, услужливо протягивая мне меховой треух. Откуда взял только?
— Да не…
— Наденьте, — категорично и с убийственно серьезным видом. Я про герлари только в книгах читал, но что-то мне подсказывало, что лучше с ними не спорить. Если этот Рой, конечно, герлари. — Простынете еще, чего доброго.
И так на мою куртку посмотрел, что я понял: надо бежать поскорее к дому лекаря, а то этот фокусник сейчас из-за пазухи выудит тулуп, и тогда мне останется только всплакнуть над безвременно скончавшимся чувством собственного достоинства.
Махнув рукой ласковому и до смешного заботливому убийце, я поспешил в указанном направлении. За пирогами с совершенно невероятным медом я, кажется, совершенно забыл о времени и о том, как короток в зимних горах день.
Смеркалось. Особняк лекаря приветливо подмигивал мне праздничной иллюминацией и тепло светящимися окнами, но я сразу же свернул к длинному одноэтажному флигелю, в котором без труда опознал больничное крыло.
«Загляну на минуточку сюда, — решил я, — если лекаря тут и нет, то при больных-то все равно кто-нибудь должен быть. Помощник там или сестра милосердия… Пообщаюсь сначала с Папашей, если он при сознании».
Расчет мой был простым. Не понаслышке зная о привычках столичных целителей запрещать все, что только можно запретить, я разумно предположил, что и местный лекарь от них отличаться не будет, заявит, что больному ни в коем разе нельзя ни с кем разговаривать — а у меня покойник в леднике лежит, и следствие стоит. Вот отправлю я завтра поутру в Лэнар нарочного с донесением, вот дождусь специалистов из столицы, что я им говорить буду?
— Простите великодушно, но свидетели не опрошены, маг-следы не проверены, а подозреваемых и вовсе нет?
Да меня не только бригадир, меня вообще все на смех поднимут.
Тут я, конечно, лукавил сам перед собой. Если бы приехали в Красные Горы столичные шерхи — настоящие, а не такие, как я, — хоть завтра, хоть прямо сейчас, я бы нашел, о чем им рассказать. Взять, к примеру, того же герлари — чем не подозреваемый? Но что-то мешало мне зачислить милаху Роя в ряды убийц. Да и сообщать о нем куда следует я тоже не очень-то спешил, оправдывая себя тем, что прежде, чем такие громкие заявления делать, надо все как следует выяснить. Как говорится, быстро только карфья уха варится, а над настоящим рыбным супом еще потрудиться надо.
В общем, хороший был план, придраться не к чему. Одна беда, лекарь почему-то крутился у постели больного сам, вместо того, чтобы по примеру более опытных столичных товарищей по цеху, переложить всю грязную работу на плечи служек и помощников.
— Вы по какому вопросу? — проигнорировав мое приветствие, спросил он. — Приходите в приемные часы, я сейчас занят.
— Насчет мертвеца бы парой слов перекинуться, — проворчал я и, переведя взгляд за спину лекаря, туда, где внушительной горой возвышалось тело схлопотавшего удар Папаши Мо, услышал, с каким грохотом на землю упала моя челюсть.
— Святая вода! — ахнул лекарь. — Какой мертвец? С ума посходили… Жив Папаша, жив… Спит только. Я ему сильное лекарство дал, раньше завтрашнего обеда не проснется, а вы заладили, мертвец-мертвец…
Спит. Я не смог сдержать облегченного вздоха. Не то чтобы я боялся быть узнанным. Самому мне с Папашей встречаться никогда не приходилось, но вот портретик его в нашем участке имелся. Только имя под ним иное значилось, ни разу не Папаша Мо, добряк, стругатель девок и почетный житель Красных Гор, а известный контрабандист и главарь банды Рыжий Папахен. Известная личность, ничего не скажешь. Одна беда: я знал, что он преступник, мой бригадир знал, каждый шерх в Лэнаре и его окрестностях тоже был в курсе дела. Но при всем при этом ни свидетелей, ни доказательств не было.
Помнится, на какой-то общей попойке один чел из «бандитского» отдела юморил, что уже начинает подозревать Папахена в том, что он тайный оборотень, который с наступлением холодов превращается в птицу и улетает в жаркие страны. Мол, а как иначе объяснить тот факт, что если весной и летом он в Лэнаре появляется с завидной регулярностью, то ни осенью, ни уж тем более зимой рядом со столицей не то что его самого, даже следов его сыскать было нельзя.
Я усмехнулся. Вот оно, значит, как. Не в жаркие, стало быть, страны, а в Красные Горы. Интер-ресно… И еще один повод отправить в столицу нарочного как можно скорее, но… Но вспомнилось, что случилось с письмом, которое градоначальник даже не в столицу, а в местное управление отправлял, поэтому пришлось скрипнуть зубами и раз и навсегда отказаться от идеи с посыльным. Слава Живой воде, имелись в моем распоряжении и более надежные средства связи. А пока же… Пока я с самым небрежным видом махнул рукой и обронил, будто нехотя:
— Да причем тут ваш Папаша, мне до его здоровья, по большому-то, и дела нет… Хотя переговорить не отказался бы… Да не пыхтите вы так, уважаемый, сам вижу, что не сейчас. Чуть позже. Однако мертвеца вам осмотреть все же придется. Мужики его пока на ледник стащили… Оки-са-Но. Неужто не слышали, как его вдова на весь поселок поутру причитала?
— Вдова? — лекарь с растерянным видом пригладил седые вихры на затылке и бросил испуганный взгляд на Папахена. — Оки-са-Но?
— Угу.
Я с интересом наблюдал за реакцией лекаря. Эка он побледнел, позеленел даже…
— И что с ним случилось? Несчастный случай? — а в глазах такая тоска, что сразу видно, кто-кто, а уж он-то в несчастный случай не поверит ни на секунду.
— Вот вы на покойника глянете и расскажете мне, несчастный случай или что другое, — я криво улыбнулся. — Утречком, да? И посыльного ко мне пришлите, будьте любезны, если Папаша раньше очнется, уж больно мне надо с ним насчет его стряпчего переговорить. Я в Храме остановился, если вы не…
— Я знаю, — перебил лекарь и, нервно обняв себя за плечи, качнулся с пятки на носок. — Я пришлю.
Кивнув на прощание, я вышел из флигеля на мороз, донельзя довольный собой. Ну, надо же! Сирена, герлари, теперь Рыжий Папахен… Живая вода! Даже если я в этом деле больше ни на шаг не продвинусь, мне уже внимание начальства обеспечено, а может, не ровен час, и двойной шеврон на рукав…
Я мечтательно зажмурился и вознес краткую, но самую что ни на есть благодарственную молитву всем известным мне богам. Если это так Колесо Фортуны, которым они меня наградили, о себе знать дает уже сейчас, когда суженой и на горизонте даже не виднеется, то что же будет, когда я ее все-таки найду?..
«Если найду», — мысленно исправил сам себя и, распахнув глаза, недовольно глянул на выкатившийся из-за тучи месяц. Проклятая зима с ее ранней ночью, моржьи мертвецы и герлари вместе с ними! Я за всей этой беготней так и не переговорил с художником!
Моржьи потроха!
С силой пнул подвернувшийся под ногу ледяной камешек и решительно перешел на другую сторону дороги, остановившись перед домиком, в котором вдовица Мо жила. Замер на пороге и почему-то вместо того, чтобы постучать, прислушался. Не знаю, что я хотел услышать: негромкий разговор, может, смех, пение или просто уютную тишину вечернего дома, — а вместо этого услышал ужасающее рычание и оглушительный визг.
Недолго думая, я ворвался в дом, едва не сорвав дверь с петель, и зажмурился, ослепленный светом нескольких десятков свечей и маг-светильников. Секунда понадобилась для того, чтобы привыкнуть к освещению и попытаться найти источник рычания и визга.
Посреди простенькой кухни, прямо напротив жарко пылающей печи, стояла огромная, видавшая виды лохань, в которой сидело мокрое снежно-белое чудовище. Чудовище ожесточенно трясло лобастой головой, пытаясь сбросить с черных кончиков ушей розовую пену для купания, рычало и злобно скалилось на визжавшего с другой стороны лохани младенца.
Я шагнул вперед. Не знаю, что я собирался делать, но просто стоять и смотреть, как чудовище, в котором я с ужасом для себя опознал совсем еще молодого ряу, собирается сожрать ни в чем не повинного ребенка, не мог. Хищник повернул в мою сторону голову и предостерегающе рыкнул, мол, стой, где стоишь, двуногий, а лучше проваливай. Проваливать я не планировал, но и выступать против ряу с голыми руками тоже не хотелось, поэтому я на миг оторвал взгляд от хищника, чтобы найти хоть что-то, что можно было бы использовать как оружие, и в этот момент заметил еще одного участника событий.
— Моржья отрыжка!
Вдовица Мо стояла на коленях перед лоханью, полубоком ко мне. Волосы ее были подняты наверх и заколоты в какую-то замысловатую башню, открывая взгляду обнаженную шею и нежную линию плеч. Из одежды на ней была лишь тонкая сорочка на бретельках, на которую, по всей вероятности, за миг до моего прихода вылили воду из лохани, и теперь тонкая целиком промокшая ткань облепила тело вдовы будто вторая кожа, не оставляя вообще никакого простора для воображения.