— Д-до тепла? — у меня задергался глаз. — Как до тепла?
— А как иначе? — удивилась Ула. — Не на постоялом же дворе вам жить… Да и нет там нонче мест. Ваппу давеча плакалась, что и рада бы отдохнуть, да, видать, до весны терпеть застрявших гостей придется… Так что, Эри, даже не думай. До тепла. Раньше тебе новый дом никто и не возьмется ставить. А вот как лед треснет, да мужики соберутся лес по реке спускать, глядишь, к будущей осени мы вам новое жилье и сладим…
— К будущей осени… — жалобным эхом отозвалась Рейка, а я нехорошим взглядом посмотрела на Улу. Уж больно радостно она потирала одна о другую свои пухлые ладошки. Уж не причастна ли добрая кухарка к нашему пожару?
— Ну, что стоим? Кого ждем? Наверх пошли, — тем временем скомандовала Ула, и я, плюнув на свои смешные подозрения, потопала за женщиной.
— Я вас в бывших хозяйских спальнях поселю, — сообщила она, пока мы с интересом оглядывались по сторонам. Несмотря на то, что в доме бывшего градоначальника мне приходилось бывать довольно часто, выше третьего этажа я не поднималась. И теперь изумленно моргала, немного огорошенная увиденным.
Все же у нас, в Ильме, дома совсем иначе устраивали. Не было этих пугающе величественных окон в коридорах, из-за которых в доме гуляли бесконечные сквозняки — их мы успешно заменяли стеклянными стенами от потолка до пола. И ковры, в которых ноги утопают по щиколотку, мы стелили только в спальнях. Нет, в моей детской спальне ничего подобного не было, а вот у батюшки — это да. Там такие ковры были — ого-го! — мачеха как-то раз заставила нас их выколачивать. Так мы с сестрами посмотрели-посмотрели на то, как некоторые жируют, когда другие сами себе вынуждены рыбный суп на пустой воде варить, забрались в кладовую, где новая батюшкина жена мыло варила и всю ароматную, головокружительную ликоль[52] трухлым червем попортили. Не то чтобы это прибавило сытости нашим желудкам, но настроение улучшило однозначно. По крайней мере, до того момента, как папенька не узнал, кто всему был заводилой и не взял в руки вожжи.
Эх…
А вообще, если не отвлекаясь, то нет. Не умели в Лэнаре делать из жилья дом. И ты можешь в лепешку расшибиться, навешивая на все двери ручки из чистого золота, а в нужниках ставить вазы из цветного и невероятно прочного вэлльского[53] стекла, о котором в Ильме, кстати, мы и слыхом не слыхивали, но уютнее в комнате от этого не станет. И спокойствия ты тут днем с огнем не сыщешь.
— Очешуеть, — простонала Рейка, оглядываясь по сторонам, пока Ула умчалась куда-то за свежим бельем. — Слушай, а почему меня никогда не приглашали на этот этаж? Я ж, вроде как, женихом была…
— Не ори, — шикнула я. — Сама смотрю и представить не могу, сколько же этот моржий градоначальник… заработал.
— Мозья иська! — услышав знакомое слово, обрадовался Мори, и мы с Рейкой синхронно скривились, вспомнив заведенное с недавнего времени правило не браниться при ребенке.
Впрочем, думать о том, откуда у мэтра Ди-на было на весь этот шик золото, у нас уже не было ни сил, ни желания. Поэтому, когда Ула вернулась с двумя комплектами хрустящего постельного белья, мы поблагодарили ее, истово отказываясь от «стаканчика горяченького молочка с пирожочечком», кое-как застелили огромную кровать и завалились спать, наотрез отказавшись расселяться по разным комнатам.
— Завтра, все завтра, — пообещала я.
Сегодня же мы попросту не могли спать поодиночке. Завтра будем устраиваться на новом месте. Завтра думать о том, как жить с Кэйнаро под одной крышей. Все завтра.
— Люблю тебя, Эр, — устало прошептала Рейка.
— И я тебя, — ответила я.
— А маму лю, а Ею лю, — тут же защебетал Мори, и я привычно поцеловала его в макушку.
— Ряу, — отозвался Ряу, и я все-таки заснула. С улыбкой на губах.
Спала я, на удивление, легко, и проснулась полностью отдохнувшей вскоре после рассвета. Осторожно выбралась из кровати, чтобы не разбудить Рейку и Мори, и шикнула на поднявшего голову Ряу:
— Только не шуми. Если хочешь, можешь со мной вниз пойти.
Тот широко зевнул, продемонстрировав мне внушительные клыки, а затем спрыгнул на пол, устроив небольшое землетрясение, и сладко потянулся.
— Нет, — я покачала головой. — Ты все-таки не ряу, ты мау. Или даже целое стадо мау.
В ответ мне махнули хвостом и наградили вопросительным взглядом, который я расшифровала примерно так:
— Ну? Так и будем стоять? Или, раз уже все равно поднялись, спустимся на кухню и проверим, что там можно сожрать?
Выйдя их спальни, я плотно притворила за собой дверь и огляделась. Вчера я была слишком уставшей, чтобы подробно рассматривать свои новые покои, отметила только их чрезмерную, я бы даже сказала, утомительную роскошь и почти сразу провалилась в сон. Сейчас же я стояла посреди просторной и светлой гостиной. На большом окне, что занимало большую часть полукруглой стены, гардины из тонкого, нежного желтого шелка, а поверх них тяжелые парчовые шторы, которые то ли никто не завешивал с вечера, то ли уже успел раздвинуть с утра. Слева, между двумя дверьми, одна из которых вела в спальню, огромный камин. На стене справа две картины в громоздких золотых рамах. На одной из них изображена бывшая хозяйка особняка в розовом платье с неприличным вырезом на груди, на другой все семейство Ди-на, включая вислоухого хорда, которого я, кстати, не видела с тех самых пор, как по Красным Горам разлетелась весть о том, что мэтр Ди-на исчез в неизвестном направлении. Тут же, под картинами, между двумя низенькими столиками, плотно заставленными графинами с напитками и чайничками для меда, находилась еще одна дверь.
Я покачала головой, поражаясь тому, сколько комнат включают в себя покои Унайи-на-Ди. А это были именно ее покои. Об этом мне рассказала гардеробная, обнаруженная за дверью, что соседствовала со спальней. Кстати, платья бывшей хозяйки кто-то (подозреваю, что Рой) заботливо сложил в три огромных сундука, а освободившееся место заняли наши с Рейкой скромные пожитки. Тут же стоял столик для умывания, хотя я точно такой же успела заметить в уборной, которую навестила, едва успев проснуться.
Переодевшись, я обула любимые чимы, и вышла в коридор.
Дом встретил меня оглушающей тишиной, но я была уверена, что Ула давным-давно не спит, хозяйничая в своей вотчине. Ну, что ж, после года жизни в Красных Горах я уже не была прежней белоручкой, которую муж и близко к кухне не подпускал, и кое-что умела. И точно не собиралась смиряться c ролью нахлебницы. В мои намерения входило как можно скорее расставить все акценты и объяснить, что если я и буду вынуждена задержаться в этом доме до тепла — морги! Об этом было даже думать страшно! — то только на моих условиях. Особняк большой, требует ухода, а Кэйнаро, насколько я знала, распустил всех слуг, кроме Улы и ее мужа, которым, в принципе, и идти-то было некуда, так как всю жизнь супруги прожили тут, в отдельных покоях, занимавших дальнюю часть крыла для прислуги. Я была уверена, что от платы за постой Кэйнаро откажется наотрез, да и не могла я признаться, что чего-чего, а золота у меня хватает, а вот помощь мою ворнету придется принять. В противном случае я и в самом деле отправлюсь жить на улицу и собственноручно займусь восстановлением дома на пепелище.
Голоса я услышала только на первом этаже, как и ожидалось, раздавались они из кухни.
— Ой, ну ты и горазда врать, Вин, — донесся до меня смех Улы, и я поняла, что кухарка принимает в гостях жену молочника. — Прямо-таки все кладбище?
— Ну, не все, — недовольно проворчала Винейя-на-Лури. — Может, только половину… стайер Тир своими глазами видел…
— Стайер Тир, говорят, вчера в инне налакался так, что домой пришел на четырех вместо двух. Что он там мог видеть?
— Тьфу на тебя! — вконец разозлилась гостья. — Чтоб я тебе еще хоть раз что-то рассказала. Да пусть у меня лучше язык отсохнет и глаза полопаются, если я до конца жизни хоть слово тебе скажу!
— Вин, да я ж только…
— Не хочешь — не верь. А я тебе говорю, что наш ночью все кладбище только потому не поднял, что земля замерзла, и мертвецы сквозь нее пробиться не смогли. А вот как потеплеет, попомнишь мое слово, полезут из земли, что ранняя чамука. Да и вообще, — Винейя перешла на свистящий шепот, и я непроизвольно придвинулась ближе к кухонной двери, чтобы лучше слышать. — Я сама видела, вот этими самыми глазами, как наш что-то прошептал над обгоревшим скелетом квочи, а та возьми, да и поднимись. Мертвая!
— Что шептал-то?
— А кто ж его знает? Только я вот думаю, что неспроста это все. Ой, неспроста.
Да уж, в логическом мышлении жене молочника не откажешь. И пусть у нее нет никакого магического образования, но интуиции хватило для того, чтобы почувствовать правду. Мне кажется, я знаю, что именно шептал Кэй на ухо мертвой квоче, которая жила под полом кухни и которую мы никак не могли спасти от смерти в огне. Вот только, если мне не изменяет память, в Лэнаре, как и в Ильме было запрещено создавать призраков-мстителей (вот, кстати, не знала, что Кэйнаро способен на такое). И не важно, чье тело стало для них основой: квоча или человек.
Я передернула плечами, внезапно осознав, что на месте квочи, которой и так была уготована дорога в суп, могла оказаться я. Или Рейка. Или Мори. «Какое все-таки счастье, что я вчера не могла уснуть!» — порадовалась я. И еще порадовалась тому, что поджигателю теперь недолго осталось свободно ходить по улицам Красных Гор. Призрак всегда найдет своего убийцу. Всегда. Остается лишь надеяться на то, что наш ворнет сумеет усмирить мстителя после этого. Иначе неприятности нашему городку обеспечены.
Развернувшись, я, перепрыгивая через две ступеньки, понеслась назад в спальню. Не хотелось, конечно, будить Рейку, но, кажется, самое время одной жене молочника и одной кухарке прослушать небольшую песенку в исполнении моей подруги. Сразу после того, как я выясню, кто еще мог видеть, как Кэй шептался о чем-то с мертвой квочей.