— Ну и молодцы. Каждый десятый день теперь будете на море бегать, раз вам обоим так понравилось.
Я скрипнула зубами и выдавила сквозь улыбку:
— Отличная идея, Рэйху. Морские пробежки очень бодрят… А в какой, скажите, день я смогу просто отдохнуть?
— На отдых ты пока еще не заработала. Иди эссе пиши, балбеска.
Когда два дня спустя к нам на ужин пожаловали Мэй с женой и Маарит с мужем, я чуть не завизжала от восторга, и только яростный блеск глаз Лийэны да насмешливо вздернутая бровь Рэйху помогли мне удержаться на месте, а не пуститься в пляс.
Маарит смотрела на меня, выпучив глаза, когда я старательно нарезала на маленькие кусочки поданную к обеду рыбу и не менее старательно ее потом пережевывала.
— А ты изменилась, — сказала она, когда мы прощались, и посмотрела странным взглядом. — Поправилась… Не тяжелая, нет?
Я смутилась и опустила глаза. Врать сестре не хотелось, но и правду сказать я не могла, ведь мы с Рэйху договорились о том, что никому не скажем, что же на самом деле произошло в его спальне в нашу первую брачную ночь.
— Не думаю, — наконец, ответила я.
Маарит хмыкнула.
— Не думаешь?.. А как же наш план? Ну, про карфу? Не сработал?
Хороший план, нечего сказать. Вот интересно, что бы я врала, если бы муж спустя какое-то время и в самом деле пришел ко мне за супружеским долгом? То-то смеху бы было…
— Какая теперь разница, Мар? — тихо ответила я. — Все так, как есть. Мне хорошо, муж счастлив. Батюшка получил свои деньги… Может, не все потратит на Нийну и ее детей. Может, и старшим что-то достанется.
Сестра щурилась, качала головой. Не верила мне, а я вдруг поняла, что не вру. Все так и есть. Мне и в самом деле хорошо. Нет, учеба эта проклятая хуже сушеной корьки[25] надоела, но как бы там ни было, свои плоды она успела дать: теперь я уже понимала, что все, чему меня учат, в первую очередь, нужно мне самой.
Вечером я стояла у окна одной из нежилых комнат, что располагалась под самой крышей, и бездумно смотрела на то, как огни Озера подмигивают друг другу, и вдруг спросила у темноты, не поворачивая головы:
— Скажи, Рой, а хозяин ведь сильный маг?
— Сильный, — спокойно ответили мне из темноты.
Сильный. Заботливый. Тот, кому можно верить. Наверное, можно, потому что если нельзя…
— Хозяйка?
— Все хорошо, — я резко развернулась, взмахнув юбками, и направилась к мужу.
Он сидел за столом, где проводил, наверное, большую часть незанятого мною времени, и что-то чертил. Услышав меня, вскинул голову. Улыбнулся.
— Чего тебе, детка?
— Хочу показать вам одну вещь.
Я поставила на пол корзинку для рукоделия и сама тоже опустилась рядом.
— Эстэри…
— Простите, Рэйху, но я умею это делать только так. Не по-высокородному, на полу.
Было немного боязно — вдруг я все же ошиблась в муже? — но я достала спрятанное на самом дне веретено, бросила на своего старика короткий взгляд и дернула за нить.
— Эстэри? — я не могла отвлечься от процесса, поэтому не видела, что делает муж, но по тому теплу, что коснулось моих волос и тут же исчезло, поняла: он только что использовал одно из вульгарных заклинаний — из тех самых, которые мне так плохо давались, и защитил спальню от подслушивания и подглядывания.
— Дайте руку, Рэйху, — попросила я двадцать минут спустя, и он беспрекословно выполнил мою просьбу, чтобы я могла завязать на его запястье простую серую нить. — Это ничего особенного. Так, ерунда. Гарантия того, что голова утром болеть не будет… и с тем человеком, которого вы ждете, вам обязательно повезет… Вы ведь ждете кого-то завтра?
— Жду, — Куули-на посмотрел на меня долгим странным взглядом, а потом спросил:
— Пряха?
Я кивнула. Да, пряха. Да, могу спрясть небольшой кусочек судьбы — для кого угодно, дайте только волос или капельку крови. Таких, как я, сильные мира держат в клетках, чтобы не убежали. О нас сочиняют такие небылицы, что я бы посмеялась, если бы это не было так страшно, нам завидуют, нас ненавидят и боятся…
Я прямо смотрела в глаза своему мужу. Боялась ли я увидеть в них алчный огонь? Не стану врать, был такой страх.
— Кто еще знает? — после нескольких минут молчания спросил Рэйху.
— Только вы.
— Ну что ж… — пару раз кашлянув, он устало потер переносицу. — Думаю, в услугах вульгарного магистра мы больше не нуждаемся. Дальше я тебя сам всему научу… Только один вопрос, Эстэри.
— Да? — я поднялась с пола и уже успела спрятать веретено в корзину.
— С чего вдруг такое доверие?
— У меня кроме вас нет никого, — честно ответила я. — Раньше думала, что есть, а теперь поняла — никого. Ведь это вы моих пригласили сегодня, да? Подумали, что я устала, захотели порадовать… Ни Мэй, ни Маарит… они же ведь не пришли бы сами. Скажете, нет?
— Скажу, что тебе пора спать, рыба моя. Завтра тяжелый день… Смотри, еще пожалеешь о том, что мы от магистра избавились.
Я улыбнулась. Ну уж, нет! Ни за что не пожалею! И кроме того…
— Я знаю, что вы не можете научить меня прясть, что с этим может только другая пряха помочь, а та единственная, которую я встретила… — я осеклась, а Рэйху понятливо кивнул. Конечно же, он сразу понял, о ком я говорю. Вряд ли в Озере когда-либо была другая пряха. Не то чтобы мы редко на свет появлялись, скорее, нас просто очень умело отлавливали, чтобы повыгоднее продать Наместнику или кому-то из его приближенных.
— Была не в том состоянии, чтобы учить? — спросил Рэйху, прикрывая глаза, и тут же добавил задумчиво:
— Не знал, что ты ее помнишь. Мне казалось ее привозили еще до твоего рождения.
— После.
И пусть я была совсем малышкой. Чуть старше двух лет, думаю, потому что батюшка уже привел в дом вторую жену, но она еще не успела родить свою старшую дочь. В тот день родитель решил вывести нас на ярмарку. Одни-то у нас женщины редко ходят — если сирота только или вдова. Или при Храме служка, та тоже еще может пробежаться по улицам в одиночку. Ну, и девки из Грязного Двора, тем на правила приличия вообще наплевать, на все, а не только на такие.
Но в те времена я об этом еще не думала, до пятнадцати мне было еще далеко, а значит, все ворота поселка были передо мной открыты, а все дороги стелились ровным полотном. Батюшка вывел нас на прогулку, но, как водится, застрял в первом же инне[26], однако мы все равно хорошо погуляли.
Мои старшие сестры говорили, что я не могу всего этого помнить, однако же я помнила. И сахарного петушка на палочке, и скоморохов, и кукольный театр, и внушительных размеров толпу, что собралась вокруг клетки, в которой сидела седая горбатая старуха. На ее шее было железное кольцо, какое надевают на сильных, но, к сожалению, свихнувшихся магов, а на ногах кандалы, будто клетки для ограничения свободы было недостаточно.
Старуха сидела на пятнистой шкуре, принадлежавшей когда-то, скорее всего, дикому или домашнему васку, и не глядя по сторонам, крутила колесо деревянной прялки.
— А почему она в клетке? — шепотом спросила, кажется, Вирра.
— Так пряха же, — ответил кто-то из толпы. — Боятся, что убегет.
И в этот момент старуха подняла взгляд и посмотрела прямо мне в глаза, а мне стало так страшно, что я расплакалась, и плакала, плакала, все никак не могла успокоиться, Мэй был вынужден нести меня домой на руках, но и после этого я не хотела его отпускать, боялась, что тот, кто посадил ту старую пряху в клетку, обязательно придет и за мной.
Не помню, кому удалось меня успокоить, но уверена, именно с той короткой встречи началось мое безумное увлечение пряхами. Я не отставала от старших сестер до тех пор, пока они не прочитали мне все сказки, в которых пряха судьбы была главной героиней или о ней упоминалось хотя бы раз. Я рисовала прялки, я пыталась прясть сама и не раз попортила нервы мачехе, надо сказать, пока Мэй не догадался подарить мне веретено. Простенькое и деревянное, он сделал его сам, чтобы я хоть на день оставила всех в покое…
Я отстала от них на месяц. Причем первую седмицу из этого месяца я не могла сидеть, потому что родитель выпорол меня за то, что остригла наголо его любимого хорда[27]. Ну, просто веретено-то Мэй мне сделал, а вот тем, чтобы раздобыть младшей сестренке хоть клок шерсти, не озаботился. Нет, молочные лэки, которых стригли строго два раза в год, в нашем Дворе, конечно, были, но они до икоты пугали меня своими крутыми длинными рогами, а хорд — вот он, рядом, с большими ушами, теплым языком и грустными глазами. И пусть, что зубы у него гораздо острее и смертельнее, чем у лэки, я знала, что хорд никогда не навредит никому из детей.
В общем, обрила я хорда самым безобразным образом, за что и получила. Счастье еще, что батюшка не отобрал с таким трудом добытую шерсть!
Сначала я просто играла в пряху. Пряла тонкие нити, плела из них тонкие браслетики, колечки или амулеты — все точно так, как в книгах про прях было написано. Где-то через полгода мне надоела шерсть, и я решила попробовать с волосами. Вооружилась острой бритвой — той самой, что на хорде успела опробовать — и ночью, пока все спали, оттяпала у Маарит половину косы. Волосы я, ясное дело, спрятала (каждая настоящая пряха знает, что именно на этом в первую очередь можно погореть) и до последнего стояла на своем, кричала, что это не я, даже тогда, когда у родителя рука пороть устала.
Ну, а когда синие полосы на спине, а главное, на том месте, что чуть пониже, зажили настолько, что можно было сидеть, не морщась при этом, я стала выдергивать из припрятанной косы по волоску и прясть судьбу. Нет, поначалу-то я не знала, что мои амулеты чего-то стоят, но когда удача, которую я так старательно призывала к своей любимой сестре, стала ходить за ней по пятам, я с ужасом поняла, что игры кончились.
Я экспериментировала с формой и размером, с соотношением шерсти, волос и крови, пристально следила за результатом и спустя полгода сделала два неутешительных вывода. Первый: я ничего не могла сделать для себя. Второй: и в этом деле, как и во всех остальных, я звезд с неба не хватала, поэтому максимум, на что были способны сделанные мною амулеты — это принести немного везения. Вот и все.