Узнав, что «СеверОйл» достался «Юниону», глава «Резонанса» впал в неистовство. «Надо было валить этого деда! Что я вам говорил!» — орал он прямо на совете директоров, забыв о всякой предосторожности. Но теперь ситуация радикально изменилась. Судьбу «СеверОйла» следовало обсуждать уже с Боровским. У владельцев двух могущественных компаний за предыдущие годы накопилось большое количество неулаженных споров. Поэтому, в частности, Боровский и решился на еще один конфликт: семь бед — один ответ. В деловом сообществе постоянно шли споры, кто из них кого чаще кидал, споры, которые нервировали обе стороны. Олигархи договорились уладить, наконец, все противоречия в пакете. Конкретно за «СеверОйл» глава «Резонанса» получил символическую сумму десять миллионов долларов — для сохранения лица. Примерно через месяц после описанных событий в ряде деловых изданий под рубрикой «На правах рекламы» появилось следующее сообщение: «Финансово-промышленные группы «Юнион» и «Резонанс» оповещают о том, что они нашли пути решения всех спорных вопросов за столом переговоров и отныне не имеют претензий друг к другу».
Перетолчин вернулся в Усть-Аганск победителем. Город это сразу почувствовал. И все вернулось к нему: влияние, авторитет, ласковость со стороны представителей местной администрации. За одного битого двух небитых дают. Он сумел с честью выйти из тяжелейшей ситуации. На предприятии поменяли некоторые вывески, появилась символика «Юниона». Однако генеральный директор успокоил подчиненных: все будет по-прежнему, он был и остается последней инстанцией в принятии решений. Они это и сами почувствовали.
Пронин стал, наверное, самым близким человеком для Перетолчина. Нефтяник доверял ему безгранично. Вплоть до того, что Пронин подобрал замену уволенному Егорычу — отправил в Усть-Аганск своего знакомого руководить службой безопасности «СеверОйла». В 2002 году Георгий Васильевич предложил зарегистрировать офшорную компанию на Кипре, что и было сделано. Счетом со своих персональных компьютеров могли управлять оба, однако нефтянику эта процедура давалась с большим трудом, поэтому в конце концов денежные проводки стал осуществлять почти исключительно Пронин по заданию Перетолчина. Не реже раза в месяц они встречались в Петербурге, Москве или Усть-Аганске, и Георгий Васильевич давал своему старшему компаньону подробный отчет, к которому за семь лет их сотрудничества тот ни разу не предъявлял претензий. Это были идеальные отношения людей, чьи интересы не пересекались, людей, испытавших друг друга на прочность, профессионалов — каждого в своей области.
На счету кипрского офшора к лету 2007 года находилось около 20 миллионов долларов. Другой нефтяной генерал на месте Перетолчина загнал бы туда на порядок больше. Но Григорий Захарович продолжал вкладывать огромные деньги в развитие предприятия, и прежде всего в свою любимую геологоразведку, хотя понимал, что добычей этих разведанных запасов займется уже кто-то другой…
Компания «СеверОйл» являлась специфическим активом холдинга «Юнион». Перетолчин был чужаком в команде Боровского. Поэтому с предложениями применить репрессии против «СеверОйла» к президенту Букину не обращались, да он бы и не дал санкции. Не грабители же они с большой дороги в конце концов. Григорий Захарович Перетолчин считался договороспособным предпринимателем, с которым государство при необходимости всегда придет к взаимопониманию.
Наглый наезд на Перетолчина был частной инициативой кого-то из окружения Букина. То есть что значит кого-то? Один персонаж теперь вышел из тени: заместитель директора ФСБ генерал-полковник Михаил Васильевич Сутормин. От него ниточка тянется к… Владислав Владиславович прекрасно представлял, к кому. И ты, Брут.
Букин вспомнил фрагмент из пронинской справки. В июне 2007 года Георгий Васильевич узнал, что некто пытается «пробить» их кипрский счет. В трастовую компанию на Кипре, с которой они сотрудничали, пожаловал человек из России. Его интересовало, кто учредил офшорную фирму, кто управляет банковским счетом и сколько на нем средств. «Цена вопроса?» — гость выразительно потер пальчиками один о другой. Он полагал, что вопрос упирается только в цену. Киприоты действовали так, как научил их Пронин. Они сфотографировали визитера, предложили ему чашечку кофе, сняли отпечатки пальцев, сказали, что готовы обсуждать эту деликатную тему, но хотели бы побольше узнать о цели такого расследования, чтобы не подставлять клиента.
— Цена вопроса? — угрюмо повторял гость.
— Три миллиона евро.
— И я буду знать имена учредителей?
— Не обязательно. Учредителями могут оказаться посреднические фирмы.
— А их учредили такие же посредники… Понял. И я буду вынимать треху за трехой. А нельзя предварительно узнать, реальные люди учредили эту фирму или нет?
— К сожалению, нельзя.
Визитер ушел. Установить его личность по фотографиям и отпечаткам пальцев Пронину не удалось. Среди действующих сотрудников ФСБ такого нет — максимум, что удалось узнать. Возможно, это коммерсант, который замаливал свои грехи перед спецслужбой. Или сотрудник частной службы безопасности. Не государственная же структура собиралась платить три миллиона, для таких случаев напрягают спонсоров. Тем не менее Георгий Васильевич был уверен, что за попыткой собрать информацию об их офшорной фирме стоит кто-то из влиятельных силовиков. А кто еще: бандиты? Едва ли, с ними все вопросы давно улажены. Пронин рассказал об этом случае в справке, составленной для Букина, но тот, прочитав его версию событий, только недоверчиво покачал головой. Эх, Егор-Егор, опытный человек, бывший разведчик, а туда же. У силовиков своих забот хватает, а компру на твоего Перетолчина собирают либо такие же олигархи, либо бандиты, хотя как их теперь отличить?
И вот выясняется, что Пронин был прав в своих предположениях. По-видимому, именно тогда, не сумев получить информацию об офшорной фирме «Р&Р», Сутормин и Ко стали разрабатывать другой план отъема перетолчинских денег. Операцию серьезно готовили. И если бы сегодня из квартиры по улице Энтузиастов похитили настоящего Пронина, тяжело бы ему пришлось…
Будет ли легче Букину?
Владислав Владиславович не был трусом. В его характеристике, составленной по окончании разведшколы, отмечалась черта: «Пониженное чувство опасности». Твердость духа, выдержку он демонстрировал не раз. Но было нечто, чего он опасался больше всего, — состояния беспомощности. Из-за этого в юности занялся борьбой. Из-за этого пошел в органы госбезопасности, а потом в разведку. Спорт дал ему физическую силу, а принадлежность к органам — ощущение власти над людьми. Пусть противник будет сильнее, но ты должен встретить его в бойцовской стойке, готовым к бою. А не как в 1989 году… Этот эпизод постоянно всплывал в его памяти настоящим кошмаром. Тогда, в ГДР, Букин и его коллеги вдруг ощутили: за ними никого нет — нет государства, силы, на которую можно опереться. Если бы не элемент блефа, толпа захватила бы их миссию, секретные документы. С тех пор Букин не любил и не уважал Горбачева — за ощущение бессилия, которое владело ими тогда. Они не ушли из ГДР, они бежали оттуда, радуясь, что за ними нет погони.
Тем не менее разведчик всегда должен быть готов к провалу. Как себя вести, оказавшись во власти противника? Как в почти безнадежной ситуации спасти не только свою жизнь, но и уважение товарищей?
В разведшколе у них был преподаватель — Олег Гусаров. Он был дважды заживо похоронен в Афганистане, но уцелел, пройдя десятки километров по территории противника. Он считался специалистом по выживанию в экстремальных условиях. Букин был, наверное, его самым внимательным слушателем. Однако наиболее поучительным Гусаров считал случившееся с ним в Сенегале. Он любил об этом рассказывать, правда, по-разному в разных аудиториях. Были две версии: для своих и чужих.
Я приехал в Сенегал на встречу с агентом под видом шведского коммерсанта. Завершив дела, сижу в кафе на окраине Дакара, в отдельном кабинете. (Для своих Гусаров говорил: меня предупреждали, что шлюхи в Дакаре могут навести рэкетиров, но уж больно эта мулатка была хороша.) Расслабился, утратил бдительность. И вдруг в помещение заходят четверо здоровенных негров. (Один шлюхе сразу р-раз в зубы! Разыгрывает сцену ревности. Она уползла вся в кровавых соплях.) И они начинают требовать с меня определенные документы. (Начали меня на бабки грузить за то якобы, что я посягал на честь их сестры.) Я думаю, они действовали в интересах какой-то западной разведки. Фактически я оказался заложником. Бежать не могу, поскольку допускаю, что у этих четверых могут быть сообщники за дверью. Что делать? Отказаться — тут же убьют и никто в этой дыре не найдет. (Требуют четыре штуки баксов, а откуда они у меня?) В таких ситуациях следует начать торговаться, нужно дать понять вымогателям, что ты готов пойти на их условия, только хочешь их смягчить. Говорю: документы в отеле, готов дать копии, а на каких условиях? (Предложил им штуку. Отказываются, но глазки заблестели, что-нибудь, думают, мы с него все-таки слупим.) Постепенно завязался вполне деловой разговор. Примерно через час оговорили условия, на которых я им отдаю копии документов. Просил с них четыре штуки, но согласился на пятьсот. (Согласились отпустить за две тысячи.) Их главарь сказал: «Если обманешь…» — и провел ладонью по горлу, дескать, найдем и отомстим. И тут я понял, что полностью их переиграл. На такси в сопровождении самого здорового негра меня отправляют в отель за документами (…за двумя штуками баксов). Кто-то из их сообщников, наверное, меня внутри ждал. Когда машина остановилась у отеля, я открыл дверь и тут отвел душу. Сунул провожатому локтем под ребро. Этот парень согнулся пополам и дико заорал, машина сразу умчалась.
— Сломали ребро-то, Олег Николаевич? — неизменно спрашивали у могучего Гусарова в обеих аудиториях.