— А то! Но вообще-то я попался, как последний пижон. Нельзя до такой степени терять бдительность.
— У вас, Пронин, — пробасил сверху Сутормин, — есть только один выход: пойти на сотрудничество с нами. Причем это сотрудничество должно быть искренним. Иначе мы обойдемся без вас. Вносите ясность в наши отношения с господином Прониным, Николай Николаевич, — распорядился генерал и, тяжело ступая, ушел с балкона.
«Надо торговаться», — сказал себе пленник.
Владислав Владиславович поправил роговые очки, потерев указательным пальцем переносицу — не стоит забывать об этом характерном пронинском жесте.
— Меня будут интересовать три вопроса, Николай Николаевич. Первое: мой интерес. Второе: моя безопасность после того, как я начну с вами сотрудничать. И третье: мое будущее. Теперь сформулируйте ваши вопросы.
— Приятно разговаривать с деловым человеком! — воскликнул пучеглазый. — А вопросы у нас такие. Перво-наперво скажите: вы имеете возможность самостоятельно управлять офшорным счетом?
— Скажем так: я знаю, как это сделать, Николай Иванович.
— Николай Николаевич.
«Не забыл, как его зовут по легенде!»
— Однако, Николай Николаевич, мой компаньон отслеживает движение средств в реальном времени. Если операция им не санкционирована, он может ее заблокировать.
— Сейчас нам важно понять, можете ли вы со своего компьютера снять со счета деньги. Судьбу вашего компаньона мы обсудим потом.
«Конечно, вам достаточно убедиться, что Пронин способен перечислить деньги на ваш счет. А уж господин Перетолчин этому не помешает. У него случится инфаркт или приступ астмы. Михаил Васильевич Сутормин организует что угодно».
— Так о какой же сумме идет речь? А, Георгий Васильевич?
— Разве вы не знаете? — простодушно переспросил пленник.
— Мы хотим услышать это от вас. Чтобы проверить вашу искренность.
— Хорошо. В данный момент там больше сорока миллионов евро, — преувеличил Букин. — До конца сентября поступят еще около восьми.
Пучеглазый присвистнул. Вероятно, он перевел процент, который ему причитался, в деньги, и эта сумма ему понравилась. Его взгляд сделался почти доброжелательным. Зато молодой, наоборот, перестал улыбаться, уткнулся в бумаги, словно ему стыдно было встретиться глазами с человеком, который еще недавно им представлялся серьезным, неуступчивым противником, а оказался слабаком. Видно, что готов сдать компаньона. Только хочет сохранить лицо. Делает вид, что верит в ту туфту про государственные интересы, что мы ему тут гоним. И сам заработать не прочь. Сейчас начнет клянчить кусочек побольше.
— Ай, как славно! Эти деньги мы обязаны вернуть государству. Как их не вернуть, а, Георгий Васильевич? Сорок-то миллионов? А до конца месяца еще восемь!.. Скажите, ваш компаньон может их снять, пока мы тут…
— Может, конечно. Но я уточнял цифру сегодня, как раз незадолго до того, как ваши, так сказать, милиционеры меня перехватили и увезли сюда.
— Так, так… Значит, компьютер, с которого вы управляете счетом, находится у вас дома, не в офисе?
— Дома. Мои сотрудники не знают об этой стороне наших отношений с клиентом. И я очень не хочу, чтобы узнали.
— Не узнают, Георгий Васильевич, будьте уверены. Это в наших общих интересах. Ну так давайте машинку привезем сюда, а? Наши милиционеры за ней сгоняют. Ключики дайте, пожалуйста. Ага. Ничего сложного, как я вижу, правильно? Правильно. За час они обернутся. А у нас с вами будет что обсудить за это время. Могу угостить вас кофе. Коньяк пока не предлагаю. Первым делом самолеты, хе-хе.
Ишь, как заверещал, думал пленник. Надо дать Петровичу еще одну зацепку. Должны же они перехватить этих ребят! И тогда через час будут здесь. Владислав Владиславович представил, как вытянутся физиономии этих защитников Отечества, когда на дачу ворвется спецназ. Сутормин будет гнуть пальцы, изображать крутого начальника, но и его мордой на землю и по ребрам, черт возьми, обязательно. А если Петрович опять сядет в лужу? Тогда придется туго. Букин ведь понятия не имеет, как управлять этим счетом. А если в компьютере осталась пронинская справка? Ладно, буду действовать по ситуации, решил пленник. В конце концов, у него есть последний шанс — снять маску. И тут уже как карта ляжет. С одной стороны, они понимают, что им несдобровать, если он останется жив, а с другой — грохнуть не какого-то коммерсанта, а президента России, слишком большая ответственность.
Молодой уже откровенно зевал. «Ладно, иди, — сказал пучелазый, — я тебя позову, когда понадобишься». Молодой угрюмо собрал бумаги и удалился с видом игрока, которому так и не дали выйти на поле в победном матче. К кофе пленник не притронулся. Он сказал, что теперь хочет обсудить заданные им ранее вопросы: его интерес, его гарантии и так далее. По словам пучеглазого, за каждый перевод Пронин будет получать три процента от суммы. Гарантии безопасности? А чьи гарантии ему нужны? Президента России, что ли? Ха-ха!
— Ваши, Георгий Васильевич, гарантии безопасности заключаются в том, что вы работаете в нашей команде и помогаете вернуть актив в руки государства. Мы вам не обещаем, что фирма «Тесей» будет по-прежнему представлять интересы «СеверОйла» в Центральной России. Вы видите, я говорю откровенно. Но вы заработаете достаточно, чтобы не жалеть об этом.
Через некоторое время во двор дачи въехала машина. В коридоре послышались быстрые шаги, дверь комнаты, где разговаривали с пленником, приоткрылась. Кто-то знаком попросил Николая Николаевича выйти. Тот вернулся не скоро, минут через десять. Посмотрел внимательно на пленника, словно прикидывая, не его ли рук дело то, что недавно произошло. Сказал с прежней осуждающей интонацией:
— У вас в квартире милиция, Георгий Васильевич.
— У меня?! Что она там делает?
— Вас обокрали. Доставка компьютера откладывается. Да завтрашнего утра, я полагаю.
Глава восьмая,в которой герои делают все от них зависящее в ситуации, когда от них зависит не все
Петровича, главу президентской службы безопасности, едва ли кто мог обвинить в нерешительности. В иной ситуации, получив сигнал тревоги, он в то же мгновение превратился бы в автомат, отдающий четкие, ясные указания подчиненным. Вся мощь российских спецслужб (а при необходимости и не только российских) была бы к его услугам. Вполне посильная задача для такого города, как Санкт-Петербург, — выйти на след машины, скорее всего джипа с четырьмя-пятью пассажирами, пусть даже с неизвестными номерами, проехавшей по пустынным ночным улицам. Наверняка на выезде из города их остановили для проверки документов. Гаишнику, конечно, сунули под нос убойной силы корочки, так что в салон он не заглядывал, но, вполне возможно, он мог бы описать машину и кого-нибудь из пассажиров. Похитители наверняка наследили в эфире, ожидая жертву. Час, максимум два. Поступает известие — объект найден там-то. Выдвижение, жесткий захват, преступники на земле с заломленными руками…
Однако на сей раз Петрович сам был связан по рукам и ногам. Привычные для него административные рычаги вдруг оказались бесполезными, мало того, опасными для использования. Что, собственно, произошло? В Питере пропал коммерсант Пронин. Нехорошо, конечно, в родном городе президента люди пропадают. И вот ночью начальник президентской секретной службы поднимает на ноги силовых министров, требует, чтобы они задействовали все свои возможности для поиска этого Пронина. С чего бы? Нет проблем, скажут они, сейчас свяжемся с питерскими силовиками и те поставят город на уши. Что, на уши Питер ставить не надо? А как тогда искать? Удивительно. Люди опытные, силовые министры сразу насторожатся. Кое-кто из них постарается связаться с президентом. И что «президент» им скажет?
Петрович был могущественным человеком. В некоторых ситуациях «номером два» в государстве. Однако прежде за его спиной всегда стоял «номер один», который мог подтвердить — не обязательно словом, хотя бы взглядом, что начальник службы безопасности действует в его интересах и на благо России. Сейчас такого человека за его спиной не было, мало того, именно его-то и предстояло найти.
Петрович мог действовать через своих доверенных лиц в силовых структурах, при этом всячески скрывая истинный масштаб случившегося. «Поставить на уши» город — худшее, что можно было сделать в такой ситуации. Это означало подвергнуть еще большему риску жизнь заложника. Мрачные предположения в духе «а что если…» Петрович гнал от себя. Если случится непоправимое, именно он, Петрович, окажется крайним. Позор, лишение званий, наград, военный трибунал. Эти соображения на какое-то время парализовали его волю. Затем он постарался взять себя в руки. Позвонил в Петербург полковнику Жеваго, своему старому знакомому, который в местном управлении ФСБ отвечал за контакты с президентской службой безопасности. Его должность называлась «директор департамента по специальным мероприятиям». Будучи представителем СБ президента в питерском управлении, Жеваго имел возможность действовать самостоятельно. Отдав полковнику необходимые распоряжения, Петрович вернулся в комнату, где он оставил…
Кого он там оставил? Президента? Самозванца? Своего соучастника в совершении государственного преступления?
Пронин стоял у окна и тер виски, пытаясь понять, что произошло. Петрович смотрел на него с нескрываемой ненавистью. Больше ненавидеть ему было некого. Причем то, что Георгий Васильевич сейчас как бы олицетворял собой и президента, заварившего всю эту кашу, только усиливало эмоции Петровича.
— Кто мог это сделать? Быстро, быстро, напрягайте свою память! Бандиты? Какие?
— Это меня похитили? Или его похитили? Как вы думаете? Кто, кроме нас, знал, что я — это он?
Это естественное предположение еще не приходило Петровичу в голову. Видимо, оно было непосильно для его раненой психики. Если преступники похитили именно Букина, проникнув в смысл их комбинации, то ситуация усложнялась многократно. Тогда оставалось только пустить себе пулю в лоб.