А что поняли телезрители, наблюдавшие происходящее в прямом эфире? Они увидели, что во дворе школы началась какая-то суматоха. Речь президента неожиданно прервалась. Кто-то из операторов вступил с ним в перепалку. Потом изображение несколько раз дрогнуло. И финальные кадры этой драмы: террорист стоит, прижавшись спиной к ограде, перед собой он держит девушку в белом, обхватив ее рукой за шею, другой рукой приставив к ее горлу нож. Девушка висит в его руках, как большая белая рыба, уже прекратившая сопротивляться. («Это Оксана Притула», — узнал Букин). Полукругом в радиусе метров пяти расположились сотрудники службы безопасности, в позе полуприсед, вытянув руки вперед, изготовившись к стрельбе… Пучеглазый Николай Николаевич таращился на экран в полнейшем изумлении. В последний раз он наблюдал такое в 2001 году, когда, очнувшись от дремы, вдруг увидел в телевизоре, как самолеты врезаются в небоскребы Нью-Йорка. За кадром слышалось бормотание, и было непонятно, в какой реальности это происходит.
— Оставь ее, Аслан, я иду, — раздался твердый голос.
И тут произошло труднообъяснимое. Террорист почему-то оттолкнул от себя белую рыбу, свою единственную защиту. И в то же мгновение его тело задергалось, привалилось к ограде и застыло в неестественном изгибе. Девушка с истошным криком на четвереньках поползла вдоль ограды. И только тут трансляция прервалась. Весь эпизод длился полминуты, большинство телезрителей, наверное, не успели понять, что произошло на их глазах.
Владислав Владиславович понял главное: Егор только что сделал ему биографию. Президент России был готов рискнуть жизнью ради спасения обычной журналистки, захваченной бандитом. За такие жесты политикам прощают все. Он уйдет героем, победителем, а человек, которого он назначит преемником, будет автоматически вознесен к вершине власти. Однако Владислав Владиславович понял и другое: ему теперь предстоит жить с чужой биографией. Сумеет ли? Не в том даже дело, что это однажды вскроется, — сможет ли он себя уважать? Получается, пока Егор геройствовал в Беслане, он сидел тут и ждал, пока приедут большие дяди с автоматами и его освободят. Нет, он должен сделать себе резервную биографию, не менее героическую. «Ты, Егор, сделал биографию мне, а я сделаю ее тебе», — решился он.
— Мне нужно наедине переговорить с вашим генералом, — сказал он Николаю Николаевичу. — Я хочу сообщить ему чрезвычайно важную информацию. Лично ему. Пойдите и передайте.
Голос пленника прозвучал властно. Николай Николаевич не удивился, молча кивнул и поплелся к выходу. Ему стало совсем лихо. Если генерал согласится расставить нужные ему точки над «і», то оно и хорошо.
Букин усиленно соображал, каким образом он заставит Сутормина вывезти его отсюда. Прямо сейчас, еще до прибытия группы захвата.
Вскоре в комнату вошел генерал Сутормин. Он опять напомнил Букину моржа, вытащенного на сушу, — огромный, тяжело дышащий, на вывернутых ногах-ластах. Он был готов к отъезду, из-под расстегнутого пиджака виднелась кобура. Генерал держал в руке носовой платок, которым тер лоб, щеки, но капли пота все равно блестели на его багровом лице.
Заместителю директора ФСБ было за 60, давно пора на пенсию, и каждый год президентским решением ему продлевался срок службы. Он выглядел озабоченным, отрешенным и о чем-то напряженно размышляющим. Его размышления, несомненно, были связаны с тем, что он минуту назад увидел в телетрансляции из Беслана. Сутормину надо срочно на Лубянку, немедленно узнать, какие ветры дуют в связи с покушением на президента, подготовиться к вопросам, которые адресуют лично ему. А тут еще приходится валандаться с этим ничтожным Прониным. И сердце прихватило как назло. Проклятая духота.
Раздраженно спросил:
— Что вы хотели мне сказать?
Пленник разглядывал стоящего перед ним огромного, но рыхлого Сутормина. Он представил, как упадет эта туша. С грохотом и ревом, так что сбежится охрана. Этого нельзя было допустить.
— Михаил Васильевич… — начал он.
Глаза Сутормина мгновенно сузились. Он со злобным удивлением уставился на пленника. Владислав Владиславович совершил ошибку и тут же понял это. Пронину не полагалось знать настоящего имени Ивана Ивановича. Больше медлить было нельзя. Букин шагнул вперед и резко костяшками пальцев правой руки ударил генерала в горло, под кадык. Тут же он заломил хрипящему Сутормину руку, завалил его на пол, уперевшись коленом в бок. Толстяк только пыхтел и морщился от боли, не в силах кричать. Букин снял очки и приблизил свое лицо к лицу противника. «Узнаете, Михаил Васильевич?» Глаз Сутормина расширился и сделался диким. Ему, несомненно, показалось, что он сошел с ума. Президент России?! Здесь, откуда?! Что все это может означать?! Букин проговорил, держа руку противника на изломе: «Сейчас вы вывезете меня отсюда. Максимум, что я вам гарантирую, жизнь, свободу и отставку». Генерал закивал головой. Владислав Владиславович вытащил из его кобуры пистолет и ослабил хватку. Поднялся.
— Я… я ничего не понимаю, — хрипел Сутормин. — Почему вы? Как вы здесь? Мы проводили операцию…
— Все, все, пошли. Сейчас я не буду вам ничего объяснять. Жизнь, свобода и отставка. Поняли? Если что — стреляю без предупреждения.
Букин понимал, что в его распоряжении еще две-три минуты, после чего Сутормин наверняка придет в себя и попробует выкинуть какой-нибудь фокус.
Охранник, сидевший перед мониторами видеонаблюдения напротив комнаты гостя, увидел удивившую его картину. Из комнаты вышел генерал, но не один, а с гостем, который держал пиджак перекинутым через руку. Генерал сказал: «Мы уезжаем вместе». Они стали спускаться по винтовой лестнице, которая начиналась тут же, у двери. Иван Иванович передвигался с огромным трудом, с еще большим, чем обычно, к тому же он выглядел каким-то помятым, а левый рукав его пиджака был покрыт пылью. Охранник проводил их взглядом и побежал докладывать.
Прямо у крыльца стоял черный пятисотый «мерседес», готовый к тому, чтобы доставить генерала в аэропорт. Сутормин открыл переднюю дверь машины, показав шоферу знаком, что он сам сядет за руль, и добавил: «Останешься здесь». Букин разместился на заднем сиденье, за ним. Двор дачи был пуст. Сколько людей находилось в особняке, Владислав Владиславович так и не смог понять; они то появлялись, когда было нужно, то исчезали, чтобы не смущать своим присутствием VIP-гостей вроде генерал-полковника ФСБ, не заинтересованных в том, чтобы здесь светиться. Владислав Владиславович видел, что Сутормин постепенно приходит в себя. Он что-то мучительно обдумывал, как будто стоял перед выбором. И даже больше не делал попыток оправдаться. Президентский гипноз перестает действовать, понял Владислав Владиславович. Генерал думает о спасении своей шкуры. Надо быть готовым ко всему… Машина медленно тронулась с места. Массивные ворота стали открываться. До свободы оставалось не больше двадцати метров.
Михаил Васильевич Сутормин давно приучил себя ничему не удивляться. Драматические кадры из Беслана оставили его почти равнодушным. Да, прокололись ребята из службы безопасности. Как-нибудь они выкрутятся, а чем покушение на президента в Беслане обернется лично для него, Сутормина? И вообще там не все ясно, похоже на инсценировку. Чтобы шахидку пропустили на митинг? И какой-то парень пошел на главу государства с ножом? Эти трюкачи-технологи перед выборами и не такое придумают. Конечно, узнав в похищенном ими коммерсанте Пронине президента России, он пришел в состояние, близкое к умопомешательству. Он не мог понять главного: что за всем этим стоит? Сомнений нет: вчера ночью они украли президента Российской Федерации. Наверное, Букину пришла в голову блажь разыграть какой-то спектакль с переодеванием. Допустим. Но тогда почему их до сих пор не положили мордами на пол? Они ведь могли запросто его грохнуть. Значит, Букина действительно потеряли и где он сейчас, не знают. Следовательно… И другое стало ясно Сутормину как божий день. За решетку его, возможно, и не отправят, по-тихому спровадят в отставку, но жить ему не дадут. Мало того, что заместитель директора ФСБ оказался банальным рэкетиром, крысой. Он стал причастен к исключительно важной для команды Букина тайне. Кто же поверит, что ему позволят ловить рыбку на генеральской даче? Через пару месяцев звуки военного оркестра на Троекуровском кладбище — это куда вероятнее.
Черный «мерседес» медленно приближался к открывающимся воротам, а сидящий за его рулем Сутормин еще не решил, что предпринять. За воротами его ждали позор и, наверное, смерть. Букин молча сидел сзади, держа его на мушке. Двадцать метров, пятнадцать… Генерал увидел, что из особняка стали выскакивать люди с пистолетами и помповыми ружьями. И Сутормин решился. Он потянул левой рукой рычажок двери и стал грузно вываливаться из машины. Сейчас раздадутся выстрелы. Но это сделает не он. И то, что произойдет, — трагическая ошибка. Они проводили профилактическую беседу с коммерсантом, который выводил за рубеж крупные средства, укрывая их от налогообложения. Коммерсант завладел оружием и попытался взять в заложники генерала ФСБ. Это был президент Букин?! Что-о?! Бред какой! Кому такое могло прийти в голову? А если президенты станут в убийц переодеваться? Чудовищная ошибка — да, но первый спрос — с тех, кто задумал эту идиотскую мистификацию.
Сутормин лежал на песке, закрыв голову руками. Он ждал.
И в этот момент раздались выстрелы. В воздух. Автоматные очереди, крики «Лежать! Всем оставаться на местах! Лежать, кому сказано!» Во двор дачи влетел микроавтобус, из которого на ходу выпрыгивали бойцы в черных масках с прорезями для глаз и черной спецодежде с надписями «ФСБ России» на спинах. Сутормин тяжело поднял голову. Он сделал попытку встать на ноги, держась за дверцу машины. Резкая боль ударила его в сердце, парализовала все его тело. «Это к лучшему… к лучшему», — успел пробормотать он. И рухнул на спину, широко раскинув руки.