— Елена Васильевна, не приставайте к нему, пожалуйста, он очень устал, — умоляющим тоном попросил Джордж, когда эти двое проходили мимо него.
— Всё прекрасно, — кивнул Дмитрий Олегович.
— Вот, Жора, и сам ты — человек приличный, и друзья у тебя как на подбор, — восхищённо произнесла Елена Васильевна с такими интонациями, будто она сама в своё время так хорошо воспитала и Джорджа, и его друзей. — И возразить тебе нечего, — продолжала она, не дождавшись ответа. — Всё же моя Машка — дурища, каких мало. Где бы ей найти себе такого парня, как твой друг Дима. Так нет же, связалась с этим прохиндеем очкастым, у которого вместо сердца — плазменный калькулятор!
— А что за дочка? Как зовут, сколько лет? — лениво поинтересовался Дмитрий Олегович. Не то чтобы он соскучился по людям. Но девушки — это ведь совсем особенные люди, ну если повезёт встретить такую, которая почти всегда молчит...
— Машенька. Машенька Белогорская, уже совершеннолетняя! — тут же приготовилась расхваливать товар Елена Васильевна. — Хорошая такая девочка, только немножко дура...
— Отставить, — ударил себя по рукам Дмитрий Олегович и даже отшатнулся. — Ваша хорошая девочка мне прекрасно известна. Она мне даже отказала как-то раз.
— Дура, я же о чём и говорю! — удовлетворённо констатировала мать и оставила потенциального жениха в покое.
Постепенно зал наполнялся посетителями: кто-то пришел позавтракать, кто-то поужинать после весёлых ночных приключений, одноместные столики возле стен заняли серьёзные молодые люди с ноутбуками, возле барной стойки уселись школьницы, решившие прогулять первый урок. Джордж взглянул на них и решительно заявил, что вот сейчас они с другом поднимутся наверх и кое о чём поговорят, а потом он вернётся и сменит бармена за стойкой. И если к этому времени девочки всё ещё будут тут, то придётся сходить за их классным руководителем.
— Забыл себя в их возрасте? — напомнил Дмитрий Олегович. — Ну кто бы помешал нам прогуливать уроки тогда, когда мы этого хотели? Вспомни, что случилось с Селёдкой, когда она...
— Мы вели себя плохо! — твёрдо произнёс Джордж. — Я это понял уже давно.
— Неужто даже покаялся на развалинах любимой школы? — ядовито поинтересовался Дмитрий Олегович, шагая вверх по лестнице.
— А что, школу разве разрушили? — испуганно спросил Джордж.
— Тебе виднее. Мне-то наплевать. Просто я решил, что ты встречаешься с нашими бывшими одноклассниками...
— А ведь это идея, — задумчиво сказал Джордж. — Может, сходим в гости к нашим старым учителям?
— Если ты хочешь, чтобы они все поседели от ужаса, то давай сходим. Этот чудовищный Маркин вместе с этим сумасшедшим Соколовым возвращаются и наносят последний удар! Но я бы не рекомендовал. Из человеколюбивых соображений.
— Из человеколюбивых, надо же! — покачал головой Джордж, открывая дверь в свою квартиру. — Что это с тобой?
— Да сам не знаю. Такое ощущение, что я не в Питере. А где я тогда? — строго спросил «этот чудовищный Маркин», немедленно узурпируя права на просторные мягкие тапки.
— Ты — у меня в гостях!
Дмитрий Олегович огляделся по сторонам и первым делом отметил целую шеренгу пустых двухлитровых бутылок, выстроившихся вдоль стены. Он даже считать их не стал, просто хмыкнул многозначительно, но хозяин сделал вид, что не заметил его реакции, а может быть, и в самом деле не заметил.
В кухне гостя ожидала ещё более живописная картина: на столе стояла пятилитровая бутыль, до половины наполненная мутноватой жидкостью, достойная какого-нибудь Тараса Бульбы, но никак не утончённого питерского молодого человека.
Бутылки с напитком громоздились и под столом, а на подоконнике они стояли в два ряда.
— Тут проходили съёмки фильма «Особенности национального малого бизнеса»? Или ты запил? — поинтересовался Дмитрий, оглядев бутылочное воинство.
— Это я настойки делаю. Для бара.
— Ты же у нас был по кофе спец?
— И остался им. Но людям иногда и покрепче напитков хочется. Нашел в Интернете сайт, там всё подробно прописано. Кое-что Елена Васильевна посоветовала. Вечером устроим дегустацию.
— Начинается... — мрачно сказал Дмитрий Олегович.
Традиция, которую невозможно нарушить. Встречаясь со старым другом после любой, даже самой короткой разлуки, он поддаётся на провокацию и погружается в алкогольные пучины. Когда наступает утро, эти двое знают друг о друге всё, что приключилось за время, проведённое поврозь, словно не расставались.
— То ли ты действительно делаешь жизнь человека в этом городе сносной и даже приятной, то ли славный, добрый Эрикссон меня так хорошо умордохал, но на этот раз мне нравится наш город, — немного помолчав, сказал шемобор. — Не настолько, конечно, чтобы я захотел остаться здесь навсегда. Сколько же времени прошло с тех пор, как этот чёрт уволок меня в свою преисподнюю?
— Месяца три-четыре.
— А почему зима на улице? Когда я был здесь в прошлый раз, тоже была зима.
— Поздняя весна, так часто бывает в любимом тобою городе. Вспомни, как мы в апреле с горки катались вместо того, чтобы писать контрольную по алгебре.
— Всё равно мне здесь нравится. Но не надейся, что я полюблю Петербург только за то, что в этот раз меня так хорошо принимают.
— Я знаю, почему ты не любишь наш город, — улыбнулся Джордж и заглянул в холодильник. — Вы слишком похожи.
— Правда?
— Ты видишь в нём свои худшие качества. Те, от которых мечтаешь избавиться. И качества эти по масштабам соразмерны самому городу. Они смотрят на тебя с каждого фасада, из-под каждого моста, свешиваются со всех фонарей и плещутся во всех каналах. Ты хочешь забыть о своих недостатках, но куда там! Они везде, они окружают тебя и глумливо зазывают в свой хоровод.
— Красиво рассказываешь. А что за качества-то? Разве у меня есть хоть один недостаток?
— Вон зеркало стоит в прихожей. А вот окно — прямо перед тобой. Смотри куда хочешь, там всё увидишь, а мне лень перечислять.
— Не могу я на себя в зеркало смотреть. В твоём спортивном костюме я похож на...
— Тебя всегда отличала потрясающая способностью быть благодарным. Прогуляйся в комнату, поройся в шкафу, поищи что-нибудь для себя, а я пока приготовлю завтрак. На крайний случай у тебя всегда остаётся то симпатичное рубище, в котором ты вернулся на побывку.
Дмитрий Олегович — будто только и ждал этого предложения — и в самом деле отправился проводить ревизию Джорджева гардероба, но очень скоро вернулся обратно.
— Слушай, у тебя есть вообще нормальная, человеческая одежда? — поинтересовался он у хозяина. На нём снова было его «симпатичное рубище».
— В каком смысле? — уточнил Джордж.
— Нормальная — это, в смысле, без вот этих вот твоих выкрутасов. Я перебрал весь шкаф.
— Так быстро?
— О’кей, почти весь. Всё барахло, которое более менее мне впору, выглядит как карнавальные костюмы. Везде какая-нибудь бздюшечка, заплатка, пуговица, а если нет этого, то цвет такой, что даже клоуны в цирке засмеют. Где ты только всё это покупаешь?
— Обыкновенная дизайнерская одежда. Вполне функциональная, — пожал плечами уязвлённый Джордж, — а если ты про жёлтые в клеточку брюки и зелёный пиджак — то да, это карнавальный костюм. Одна знакомая устраивала стиляга–пати, я приобрёл вещички по случаю в секонд-хенде.
— А обычный, нормальный костюм ты по случаю не приобрёл?
— Ты имеешь в виду офисный стиль а-ля менеджер среднего звена? Ты готов по доброй воле, без принуждения работодателя, облачиться в эту унылую униформу?
— Давай не будем о моём работодателе, — поморщился Дмитрий Олегович.
— Посмотри потом повнимательнее, наверняка найдёшь что-нибудь по вкусу, — примирительно сказал Джордж и выставил на стол чудо-запеканку, от одного вида которой Дмитрий Олегович на несколько мгновений забыл обо всём.
Джордж сначала с восхищением, потом с некоторым ужасом наблюдал за тем, как его старый друг, прежде не замеченный в обжорстве, уплетает один кусок за другим. На бледных свежевыбритых щеках этого новоявленного чревоугодника появилось некое подобие румянца, он даже воротник своей застиранной рубашки расстегнул — так согрелся. На шее у Димы Маркина Джордж приметил тонкую металлическую цепочку с зеленоватым камнем.
— К слову об украшениях, — произнёс он. — Что это на тебе? Неужели амулет? Надо полагать, ты стал суеверным и, может быть, даже втайне постишься и отбиваешь поклоны?
Дмитрий Олегович прошипел, что это подарок одной милой барышни, о которой он время от времени с нежностью вспоминает.
— Ты стал натурой романтической! Как это на тебя не похоже. Видимо, рабство сделало тебя другим человеком.
— Конечно, другим. Когда несколько месяцев не видишь ни одной, даже самой завалящей девицы, остаётся только глядеть на этот скромный сувенир и вспоминать о весёлых деньках, — резко ответил шемобор и наглухо застегнул ворот рубашки.
— Теперь ты снова можешь стать собой. Ты вернулся в огромный город. Тут масса соблазнов. Так что снимай этот кулон поскорее — он выглядит более чем дёшево.
Дмитрий Олегович был бы и рад снять с шеи этот камень, но сие было невозможно. Амулет повесил ему на шею сам Эрикссон. Поскольку Дмитрий Маркин числился подмастерьем шемобора второй ступени, то ему запрещалось причинять вред живым людям. Шемоборы, покинувшие этот мир, доверяют коллегам, поскольку не могут скрывать друг от друга свои мысли, но лучше подстраховаться. А то, не ровён час, захочет Эрикссон разделаться с кем-то из своих прижизненных врагов руками подмастерья. Амулет на шее проследит за тем, чтобы всё было спокойно. Дабы не усложнять наблюдающий механизм, подмастерье не может вредить даже заклятым врагам, мунгам. Впрочем, и мунги ему навредить не способны — до тех пор, пока он носит на шее цепочку с невзрачным зеленоватым камнем. Ну а если попробует её снять, скорее всего, прямо на месте получит повышение по службе.
Дмитрий Олегович, распробовавший вкус свободы, вовсе не собирался вновь — теперь уже навсегда — расставаться с простыми радостями жизни. Поэтому он мысленно выкинул любопытного Джорджа в окно и продолжал свою затянувшуюся трапезу.