— И в какие категории попаду я?
— Ты не попадаешь в категории. Тебя я и так запомню.
— Ты ведь не влюбилась в меня, правда? — с тревогой спросил Шурик. — Ты обещала, что не влюбишься!
— Да нет, конечно. Всё по-честному.
— Надо же, в кои-то веки говорю с девушкой на одном языке. Обычно для вас «всё по-честному» означает — «а теперь женись или будь моим официальным парнем».
На столе появились сырный пирог, медовые ушки и клубничные кольца. Алиса с ужасом поглядела на эту пирамиду, но Шурик быстро подвинул к себе большую часть сладостей, и она успокоилась.
— Я вот подумала: всё же жалко, что никто никогда не откроет такую контору, которая искала бы работу для нас, — сказала Алиса, прожевав первый кусочек пирога.
— Для нас с тобой? — переспросил Шурик, отправляя в рот последнее клубничное кольцо.
— Для таких, как я. Для людей, которым не нужно зарабатывать на жизнь, а скучать — скучно. Хэдхантеры наоборот. Которые за огромные деньги находят клиенту работу его мечты. Где он, может быть, не получит ни копейки или получит именно что копейки. И при этом будет вкалывать от зари до зари.
— Так открой такую фирму сама.
— Я не хочу никому помогать. Не хочу искать работу дурам, которые тут же решат, что это модно. Я хочу, чтобы искали работу мне. Долго выбирали. Консультировались со специалистами по подбору работы именно для меня. И наконец — выбрали то, что нужно… Что такое? Что случилось?
— Работа, — сдавленным голосом сказал Шурик. — Забыл о ней вообще. Кажется, с тобой я смог побыть тем, кем всю жизнь мечтал. Человеком без целей и планов, который просыпается только для того, чтобы жить.
— Со мною ты побыл мной, — ответила Алиса. — Спасибо. Ты подарил мне взамен кусочек обычной жизни. Катя будет о тебе вспоминать.
— А ты подарила мне Катю. Хотя Алиса мне тоже нравится.
— Зато Катя — только твоя. А Алису знают все. Знаешь, хоть завтрак ещё не кончился, но я нарушу всё-таки правила и сниму Катин парик. Он очень промок и противный.
— А я пойду по правилам и поскачу на работу. Деньги оставляю тут…
— Перестань. Катя и Шурик убегут из кафе, не заплатив. А потом придёт Алиса Владимирская и заплатит за них. И даже не заметит этого.
Шурик сорвался с места, помахал рукой сначала Кате, потом Алисе и выбежал из кафе. Потом вернулся за зонтом, снова помахал рукой и убежал — на этот раз окончательно.
Алиса удалилась в туалетную комнату и сняла парик. Причёска, конечно, сильно пострадала, ну и наплевать. Может быть, кто-то из папарацци это увидит, и её наконец-то с позором исключат из икон стиля. Это будет волшебно.
Она вернулась на своё место. Костыль посмотрел на неё ещё раз и снизил оценку до четвёрки с минусом.
Алиса позвонила Василию. Тот обещал приехать через сорок минут, а узнав, где именно завтракает его клиентка, почти демонически захохотал и сказал, что уложится в полчаса.
На соседнем столе лежали меню и журнал, оставленный кем-то из посетителей. В ожидании машины Алиса решила заказать что-нибудь ещё, а заодно ознакомиться с последними сплетнями.
Джордж выглянул в зал: всё спокойно, всем тепло. Анна-Лиза поехала развозить заказы, Маркин наслаждается одиночеством в квартире не подозревающей о таком повороте событий милой старушки. А вот в углу сидит незнакомая лохматая девушка и, кажется, не знает, что выбрать. Непорядок.
Джордж подошел к Алисе, которая задумчиво переводила взгляд с меню на журнал и обратно. Не успел Хозяин Места предложить ей свою помощь, как она поглядела на него в упор и задумчиво произнесла:
— Так вот ты какая — вкусная шоколадная конфетка. Да, действительно, конфетка. Не знаю только — вкусная ли?
Джорджа не удивило такое обращение. Некоторые посетительницы были тайно в него влюблены, причём влюблённость эта заканчивалась, стоило им только выйти за пределы кафе. Они рассказывали про этот феномен своим подругам, те приходили, чтобы засвидетельствовать — любить тут некого и не за что — убеждались в своей правоте, и уходили, довольные. Но потом приходили снова и снова. Вместе с другими подругами. И так без конца.
— Спасибо, — сказал Джордж, — мне только кажется, что вы предпочитаете шоколаду алкоголь.
— Я нисколько не пьяная. А ты разве не видел этого? — удивлённо спросила Алиса, подвигая к нему журнал.
Джордж присел на стул, без интереса взглянул на страницу, а потом уставился на неё, как будто пытаясь испепелить взглядом.
Алиса забрала у него журнал и с выражением прочитала:
— «Апельсины от осины или не яблочко от не яблони. Хит-парад самых сумасбродных отпрысков знаменитых личностей».
— Пожалуйста, не надо, — попросил Джордж.
— Ну, я просто хочу прочитать это вслух. Но я тихо. Слушай: «Кто бы мог подумать, что на верблюжьей колючке может вырасти такая вкусная шоколадная конфетка. Наш корреспондент попробовал кофе и сладости в маленькой частной кофейне сына Александра Соколова, и теперь там обедает вся редакция!» Конфетка, — повторила Алиса. — Это ты — конфетка.
— Спасибо, понял. И давно это вышло?
Алиса взглянула на обложку:
— На той неделе ещё.
— Тогда понятно, почему к нам в последнее время идут какие-то упыри.
— Упыри? И я тоже упырь? — обрадовалась Алиса.
— Нет, вы не упырь. И вы очень правильно сделали, что показали мне эту мерзость.
Джордж, поморщившись, придвинул к себе журнал и ещё раз перечитал заметку про «шоколадную конфетку». Вот откуда такая фамильярность? Если вам здесь действительно нравится — ну уважайте хоть немного хозяина. Потом с отвращением перевернул страницу. Внимательно поглядел на Алису и сказал:
— А тут ведь есть продолжение. Не менее интересное. Номинация «Орхидея на берёзе». Послушайте, вам понравится! «На честной и трудолюбивой берёзе, воспетой поэтами, дающей древесину, кору, веники, розги и даже берёзовый сок, вырос экзотический, хотя и необычайно привлекательный паразит…»
Алиса выхватила журнал у него из рук.
— Сволочи! Когда уже им про меня писать-то надоест?
— Зато про меня в таких журналах никогда ещё не писали. Как вы с этим боретесь? Я не хочу, чтобы моё кафе превратилось в проходной двор.
— Ноутбук есть? — немного подумав, спросила Алиса.
— Да, конечно. Принести?
Когда Джордж вернулся с ноутбуком, Алиса уже успела набросать на салфетке план действий.
— Это по-гречески? — с уважением спросил Джордж, глядя на буквы незнакомого алфавита.
— По-жречески. У меня оптическая дисграфия. Пишу одни буквы навыворот, другие обыкновенно. С самого детства. Причём, читаю и печатаю без проблем. Сейчас мы напишем в моём сверхпопулярном среди упырей обоих полов блоге, что лучшая в этом городе кондитерская… подумай пока, где дают самую гнусную отраву. Пусть упыри питаются в упырятнике!
После небольшой реконструкции Мутного дома, который всё-таки решено было не сносить, господин Огибин организовал в нём очередной фастфуд. Джордж не смог вспомнить ничего более отвратительного и гадкого — хотя и пытался.
— Тааак… Значит, напишем… Как этот журнальчик называется? Кранты журнальчику. Я отомщу за нас, братец конфетка.
Она быстро-быстро стучала по клавишам и что-то бормотала себе под нос. Джордж сидел напротив и скептически улыбался.
— Всё, крысолов сделал своё дело, — закрывая крышку ноутбука, сказала Алиса, — и упыри, повинуясь чарующим звукам моей флейты, уже топают навстречу своей гибели.
— Вот, значит, как это работает, — протянул Джордж. — Такое же враньё, как везде. А ты когда-нибудь пишешь в своём блоге правду?
— Теперь — почти никогда, — призналась Алиса. — Однажды вечером тридцатого декабря у меня было волшебно лирическое настроение, и я решила написать что-нибудь про Новый год. В тот раз я писала только правду. И упомянула — мельком, вскользь — что в новогоднюю ночь я ещё ни разу не занималась сексом с любимым человеком.
— Это очень грустная правда. Ведь вы такая красивая, — сказал Джордж.
— Грустная. Когда я написала её, на меня обиделись все те люди, с которыми я когда-либо занималась сексом в Новогоднюю ночь. А их немало оказалось. Столько ненужных обид из-за одной случайно вырвавшейся правдивой фразы. Очень печально, что люди такие… Слушай, конфетка, а как тебя зовут?
— Джордж.
— Джорджио? Как Армани? — Алиса произнесла «Джорджио» почти как «Джёрджьио», мягко, и очень нежно.
— Ну, пусть Джорджио.
— Волшебно, Джорджио. А теперь за то, что я спасла тебя от нашествия упырей, принеси мне что-нибудь попить. Несладкое, крепкое и без пузырьков.
— Чёрный кофе без сахара?
— Надо же. Угадал.
Петляя проходными дворами, чтобы срезать путь, Шурик на ходу придумывал оправдание. Оправданий не было. Дождь прекратился, но тень Константина Петровича, требующего написать дюжину объяснительных записок, заслоняла внутренний небосклон.
Шурик задумался, машинально свернул не туда, пробежал по инерции ещё немного — и… Правильно, заблудился.
Где эта улица, где этот дом?
— Простите, а вы не знаете, где… — обратился он к грузной гражданке с сумкой-тележкой. Из сумки торчали рыбий хвост и лук-порей.
— Где — что? — недовольно переспросила гражданка.
«Где я?» — обречённо подумал Шурик.
— Как отсюда выйти к…
Куда выйти? Туда или обратно?
— Где здесь ближайшая улица? — наконец, нашелся он.
— Какая улица?
— Да любая!
— А ну пошел, наркоман, а то сдам тебя в отделение!
Шурик отпрыгнул на несколько шагов назад и решил вернуться обратно по своим собственным следам. Следов, к сожалению, видно не было, но он, кажется, огибал эту трансформаторную будку, потом миновал калитку и, наконец… Тупик.
В тупике рабочие разгружали тележку с цементом.
— Простите, а как… — крикнул Шурик. «Как? Как? Как?» повторило за ним эхо. С крыши сорвалась ворона и передразнила эхо: «Кар! Кар! Кар!»
«Как я сюда попал?» — подумал Шурик.
Рабочий, стоявший чуть поодаль от остальных — видимо, бригадир — подошел к нему поближе, улыбнулся широко-широко, пожал руку. В руке приятно зашуршала купюра.