Поскольку проверка эмоционального фона Машиной матушки не относилась к основным служебным обязанностям, Константин Петрович решил воспользоваться прибором втайне, подключив его к своему компьютеру. Он же видел, как это делает Виталик. А тот ничего особенного не делал. Воткнул, нажал, запустил.
Константин Петрович пришел на работу раньше всех. Прокрался в кабинет шефа, вынул сканер из ящика стола. Подключил к своему компьютеру. Не сработало. Выключил компьютер, отключил сканер. Включил компьютер, подсоединил прибор. Тот же результат. Снова всё отключил. Направил сканер на себя. То ли чтобы застрелиться, то ли чтобы перепроверить свой эмоциональный фон. А лучше — уровень умственного развития. Сканер не заработал и на этот раз. Ну не сломался же он?
Лёва выслушал эту трагическую историю, презрительно кхекнул и ушел к себе — готовиться к встрече с французским маэстро.
Константин Петрович, а следом за ним сёстры Гусевы, Наташа и Виталик гуськом побрели в кабинет коммерческого директора, откуда, уже в обратном порядке, двинулись к Технику.
Виталик взял в руки сканер, сдул несуществующие пылинки, протёр мониторчик специальной салфеткой, подключил прибор к своему компьютеру. Прищурился, нажал на корпусе какую-то совсем неприметную кнопку — и всё снова заработало.
— Передай своему сердечному другу Жану, что Техники будут нужны всегда.
— Да-да, я уже понял, что без вас никуда, — признал Цианид. — Ну, давай скорее посмотрим, что тут у нас.
Виталик изъял датчики у Наташи, сестёр Гусевых и Константина Петровича, велел всем отойти в сторону и углубился в работу. Через несколько минут он отключил сканер и объявил:
— Мы постепенно собираем наш паззл — и это ура, товарищи. Первый приз достаётся Наташе. Она обнаружила тщеславие такого удивительного фиолетового оттенка, какой я видел только… да нет, такого я не видел даже в изменённом состоянии. Итого — счет четыре-три в нашу пользу. Марине и Галине я хочу дать добрый совет. Если будете подбрасывать людям, которые едут рядом с вами в метро, не контакты, а горелые спички — ничего не изменится. Вам весело, а мне меньше работы.
— Что, ни один из двенадцати — не подходит? — расстроилась Галина.
— Нет.
— А если им не спички, а фантики подбрасывать? — спросила Марина.
— Тоже годится, — кивнул Виталик.
— А петарды?
— Нормалёк.
— А вишнёвые косто…
— Так, а что там с Еленой Васильевной? — напомнил Константин Петрович.
— О, это впечатляющий ёрш. Такую серо-буро-малиновую дрянь я тоже вижу впервые. Это не ингредиент для коктейля, а вполне самостоятельный напиток. Причём состав его не смог бы описать и сам Венедикт Ерофеев.
— А каких эмоций там всё-таки больше?
— Эмоций каких? Отрицательных. Не пей эту жижу, если жизнь и рассудок тебе дороги.
— То-то у меня после общения с Еленой Васильевной всегда бывает такое как бы похмелье, — констатировал Цианид.
Жаль, конечно, что она и впредь будет называть его «подлецом» и «проходимцем». Но он сделал всё, чтобы это предотвратить. Остаётся смириться и поскорее перейти к делам, результат которых действительно зависит от его действий.
— Тс-с, тихо, тихо! Не напугайте его!
— Его? Кого — его? Я ведь к девушке пришел.
— Тихо, не кричите так на всю лестницу — услышат. Заходите в дом. Мы Леночку попросили, Мишенькину подругу. Чтоб она позвонила куда-нибудь и вызвала вас. Стойте, не натрясите микробов. Я сейчас принесу вам тапки и веник.
Хозяйка в вечернем макияже и доисторическом домашнем халате удалилась в темноту. Шурик остался в полутёмной прихожей. «Саша, Саша, какой из тебя психолог?» — снова подумал он.
Потенциальный ингредиент под кодовым названием «Страх» проживал в знаменитом доме политкаторжан неподалёку от станции метро «Горьковская». Шурик бывал здесь, этажом ниже, в далёком детстве, вместе с братом. Брату очень нужно было переписать новые песни группы «Аквариум», чтобы понравиться какой-то девочке. Песен ему переписать не удалось — к магнитофону была большая очередь, но он, кажется, познакомился здесь с другой девочкой. Шурик не помнит деталей — ему дали старый хозяйский самокат и разрешили кататься по длинным-предлинным коридорам. Коридоры нужны были политкаторжанам для того, чтобы ходить по ним, гремя цепями. Но в тот день ни один каторжанин в цепях Шурику так и не встретился, а больше брат его с собой не брал.
Конечно, память детства сыграла злую шутку: от метро он пошел не в ту сторону, заблудился, очутился на набережной. Но карта, заботливо распечатанная Наташей, всё-таки вывела к цели.
— Вот, — сказала хозяйка, появляясь из темноты с веником и шлепанцами, — как следует обметитесь и ступайте туда, где видите — свет виднеется?
Свет пробивался из-под плотных занавесок, скрывавших дверной проём.
Шурик пошуршал в темноте веником, перепрыгнул в шлепанцы, которые были на три размера больше, чем надо, и пошел на свет.
— Кто чужого пустил? — раздалось из темноты стариковское уханье. — Чужой, Нина, там чужой!
— Спите, деда, спите. Это к Мишеньке.
— Окна не распахивайте так! Уходишь из комнаты — окна закрывай! Залезут с крыши! — послышалось с другой стороны.
— Тише, тише, услышат ведь соседи! — шептал третий голос.
Шурик решительно откинул тёмную ткань и оказался в сумрачной полупустой комнате, освещённой большой хирургической лампой. По левую руку располагались мойка, плита, кухонные шкафы и прочая утварь. По правую — стоял голый продавленный диван да дешевый компьютерный стол, за которым, уткнувшись в ноутбук, сидел «пациент».
Окно было завешено такой же тёмной плотной тканью (Шурик признал в ней театральный занавес), что и вход. Рядом с диваном находилась крашеная белой масляной краской дверь, ведущая, должно быть, в соседнюю комнату.
— Здравствуйте, — тихим, ласковым голосом сказал Шурик. По его мнению, именно так следовало разговаривать с пугливыми пациентами.
Но пациент всё равно испугался, нервно прижался к спинке стула и уставился на посетителя.
— Можно, я присяду? Меня Лена пригласила, — ещё тише, ещё ласковее произнёс Шурик.
— Комета, — отвечал Мишенька, — летит к Земле. Упадёт в океан, и волны смоют всю Европу и большую часть Америки. А потом начнутся грабежи и пожары.
— Ужас, — сказал Шурик. Он как раз — в промежутках между поисками ингредиентов для коктейля — редактировал книгу «Сто самых страшных несбывшихся предсказаний» и мог бы рассказать ещё и не такое.
Не дожидаясь разрешения, Шурик сел на диван.
— Ну вот! — снова уткнувшись в компьютер, сказал хозяин комнаты. — Пока мы разговаривали, в Перми маршрутка перевернулась. Есть жертвы.
— Тихо, тихо! — в комнату снова заглянула женщина, открывавшая дверь в квартиру. — Я только возьму лекарство и тут же уйду. Не буду вам мешать.
Она раскрыла холодильник, долго перебирала в нём что-то, переставляла с места на место. Наконец, достала пузырёк с йодом и удалилась.
— А почему у вас занавес вместо двери в комнату? — спросил Шурик.
— А вдруг загорится?
— Что загорится?
— Ну, мало ли. Всё загорится. А дверь заклинит.
— Так занавес загорится быстрее, чем дверь.
— Да? Надо сказать дедушке. Нет, ну вы посмотрите только. В Египте взорвалось. Непонятно что, но наверняка есть жертвы.
— Вы работаете редактором новостного сайта? — догадался Шурик.
— Я? Нет… Я не работаю. Очень страшно сейчас работать: кризис, инфляция. Вдруг уволят. Зарплату не будут платить.
— Значит, ничего не делаете? Гуляете в своё удовольствие?
— Ну да, гуляете. На улицах знаете как сейчас?
— Знаю. Жарковато, но если в тень спрятаться — то довольно приятно.
— Я не об этом. Хотя от жары может случиться солнечный удар. Но знаете ли вы, как выросла преступность за последний квартал?
— Выросла? Большая совсем стала? Может, возьмётся тогда за ум и перестанет быть преступностью?
— Ай-яй-яй! В Торонто из окна небоскрёба упал телевизор — прямо на голову туристам!
— Знаете, меня ведь сюда пригласили, чтобы работать с вашими страхами, — напомнил Шурик, — и даже обещали за это заплатить.
Он запоздало спохватился — про оплату следовало сразу же поговорить с женщиной, которая открывала дверь. Теперь она может заподозрить в нём непрофессионала. А судя по общим настроениям в квартире, от подозрения до вызова наряда полиции пройдёт не более десяти минут.
Но Мишенька успокоил его — деньги будут, столько, сколько положено по таксе. Он уже выяснил в Интернете, сколько стоит обычный приём. Деньги у него есть — он сдаёт свою комнату (кивок в сторону запертой двери, крашеной масляной краской). Сам поэтому живёт на кухне, ну это даже и хорошо. Слышно, как люди по коридору ходят, разговаривают. Не так страшно.
— А что страшного в том, что люди перестанут ходить по коридору?
— А вдруг все умерли? Они же у меня старенькие. Знаете, не очень-то весело оказаться рядом с покойниками.
Шурик вспомнил Кастора. Ну, отчего же — с ним иногда очень даже весело бывает. Мысли о начальстве вернули его к цели посещения: убедиться в том, что страх — действительно страх, и прикрепить к нему для верности датчик. Или не тратить датчика, если страх окажется слишком храбрым.
Тут сомнений быть не могло — всю квартиру следовало погрузить в машину скорой помощи и отвезти на встречу с третьей ступенью.
Страхом дышало всё — интересно, каково приходится человеку, который живёт за крашеной масляной краской дверью? Должно быть, он очень храбрый. Или бесчувственный.
Шурик прислушался к себе — а ему-то страшно тут? Все шуршат, боятся сами и пугают друг друга. Занавес тревожно колышется. Но всеобщая напуганность была такой гротескной, нелепой, что даже сверхчувствительный к чужим эмоциям Шурик не поддался общим настроениям.
Для того чтобы прикрепить к клиенту датчик, следовало выманить его из убежища, ограниченного стенами и компьютерным столиком.