— Ну что? — шагнула ей навстречу Алиса. — Я правильно делаю? Смотри — р-раз!
Она снова ударила пальцем о палец. И тут же тяжелая рука опустилась ей на плечо.
— Стоять отсюда на месте! И никуда не пропадать!
Да, Алисе на этот раз удалось укрыть себя защитой. Только как и в какой момент? Может быть, в первый раз, когда она представила струи дождя? Или во второй, когда она думала, что снимает защиту? Все остальные попытки были бесплодными. Защита уже стояла, Алиса была укрыта от посторонних глаз, в том числе от глаз Анны-Лизы, и напрасно ударяла пальцем о палец, воображая, что она этак лихо — оп — установила защиту. Оп — сняла. Не было никакого «оп». Был только один случайный «ой». После чего Анна-Лиза потеряла Алису из виду и вынуждена была оставить джип в каком-то дворе, потому что, по её предположениям, ученица угодила уже в лапы Бойцов и те шинкуют её, как капусту.
— От тебя одна усталость! — укоризненно сказала она. — Обеденный перекур!
И они отправились в ресторан — отдыхать и обедать.
Пока сервировали стол, принимали заказ, подносили пищу, Анна-Лиза с Алисой чинно молчали. Потому что ещё Эрикссон говорил в таких случаях: «Не ставь защиту от еды!» А Эрикссон — он ого-го какой был мудрец! Он бы и с бестолковой Алисой справился.
Когда принесли заказ, «бестолковая Алиса» начала в деталях расписывать, как она ставила защиту, снова и снова.
— И я уже такая думаю — р-раз — ты подъезжаешь! Выходишь, такая — р-раз! Машина на обочине — р-раз! И ты — р-раз — вручаешь мне красный диплом и букет р-роз!
— Никаких раз. Первые шаги научись делать.
Беда с этими подающими надежды учениками шемоборов.
К концу обеда Анна-Лиза подобрела, развеселилась, вспоминая, как Алиса виртуозно и талантливо садилась в лужу.
И тут же села в лужу сама. Оказалось, что она так шустро бросилась на поиски внезапно пропавшей из виду ученицы, что даже деньги оставила в машине. К счастью, скандала не получилось, потому что у Алисы была с собой карточка, но это было опасно и неправильно. По карточке их могут выследить. Всегда надо платить наличными. Но главное — если шемобор берёт кого-то в ученики, он обязан платить за двоих. Если нет, то какой он учитель?
— Ладно, вернёшь мне долг, с процентами, — успокоила Алиса. — Поехали дальше. Хочу учиться!
Они расплатились и вышли на улицу. Дождь, который в подробностях представляла себе Алиса, полил с неба.
— Зонтик тоже за рулём, — мрачно сказала Анна-Лиза и прибавила шагу.
Они зашли во двор, тот самый, где оставалась «хищная хохлома».
— Вот рядом с этой клумбой… — пробормотала Анна-Лиза.
Рядом с клумбой ничего не было. Только машинка, неумело нарисованная мелом на асфальте.
Они прошли двор насквозь и вышли в соседний. Там тоже была клумба, немного другая. Но рядом с другой клумбой стояла чужая машина. Больше клумб в окрестных дворах не было. Они вышли на улицу, заглянули в следующий двор. Потом ещё в один.
— Может быть, ты его на той стороне улицы оставила? — предположила Алиса.
Перешли на противоположную сторону. Совсем уже вымокли, устали, и разозлились друг на друга. Алиса на Анну-Лизу: неужели не могла запомнить, где припарковалась? Анна-Лиза на Алису: всё из-за неё, неумехи отстающей. Ставила бы защиту нормально, ничего бы не случилось!
Дождь усиливался. Поиски продолжались. Горе-шемоборы спрятались под аркой, отжали волосы и верхнюю одежду. Анна-Лиза достала из кармана бумажную салфетку, чтоб стереть размазавшийся макияж.
— Стоп! — удержала её руку Алиса. — Это наш договор про желание. Если я найду Бойцов, ты мне желание должна, не забыла?
— Никаких Бойцов! Найдём личную кукурму — и прогреваться!
— Ну а как же желание? — не отставала Алиса. — Я уже такое славное придумала. Давай новый договор заключим: кто первый найдёт машину, тот победил, тому желание?
— Её давно нашел угонитель. Мою автомобилечку.
— А вдруг не нашел, вдруг не нашел? Мы ещё на соседних улицах посмотрим!
Заключили новый договор — силы уже иссякли, а так, может, кураж хоть появится?
Зачеркнули всё, что было написано на салфетке, дописали новый пункт, заверили подписями. Обошлись без трёх экземпляров — какая может быть бюрократия между своими людьми?
— Давай вспомним, когда и при каких обстоятельствах ты в последний раз видела машину, — сказала Алиса. — Вот представь, ты едешь по улице, теряешь меня из виду и спешно паркуешься. Повторим весь путь. Я буду ждать тебя там, где мы встретились. А сейчас как будто я под защитой.
Повторили. Злая и вымокшая насквозь Анна-Лиза шла по тротуару, сворачивала во двор, выбегала из него, изрыгая проклятья на пяти мёртвых языках, хватала Алису за плечо, потом они спешили в тот самый двор, к той самой клумбе — ничего.
— Такое ощущение, что кто-то защиту на неё поставил! — рассердилась Алиса. — Такое, кстати, возможно?
— Нет, — сказала Анна-Лиза. — У нормальных невозможно. А ты могла.
— Да нет, я не могла. Это я так просто. Не могу же я держать защиту всё это время?
Красноречивый взгляд Анны-Лизы говорил: «Могла и не такое».
— Ну хорошо, чисто шутки ради. Если я исчезну, не беги меня искать, просто приложи руки вот так к глазам, как будто в бинокль смотришь. И я пойму, что опять облажалась.
Р-раз — Алиса ударила пальцем о палец, представляя «хищную хохлому», омытую струями дождя. И машина появилась — ровно там, где её и оставила владелица.
— Домой и мыться! — объявила Анна-Лиза. — Для защиты ты ещё не доросла.
Шемоборы забрались в тёплый салон.
— А желание? — напомнила Алиса.
Действительно, желание. Как ни крути, а это она нашла машину. Хоть сама её перед этим и спрятала — непонятно как. Должно быть, когда в ресторане размахивала руками и рассказывала, как — р-раз, р-раз, р-раз, — вхолостую ставила защиту.
— Выполню. Но сначала — моё желание. Домой и мыться.
И «хищная хохлома» покатила в сторону гостиницы.
Сёстры Гусевы шли по Литейному проспекту. Мимо проезжал расписной джип, который в иное время они непременно подвергли бы насмешкам. Но сейчас Бойцы даже не заметили его.
Они уже ничего не замечали. Подойди к ним их давний враг, Студент, скажи: «Я Студент, бейте меня, бабушки!» — они бы, наверное, и то не поняли, что к чему.
Без помощника было всё труднее и труднее, а Константин Петрович только обещал его найти, но не находил. Накладные, счета-фактуры, товарные чеки сливались в одну сплошную бумажную гору, и казалось даже, что Бойцы подписывают с клиентами шемоборские договора.
Марина и Галина под дождём топали на автобус. Анна-Лиза и Алиса ехали в отель. Обе пары благополучно миновали пункт Б, в котором так и не встретились.
Родители Константина Петровича принадлежали к тому редкому виду, который называют ещё «лёгкие люди». Они были неисправимыми оптимистами, и сколько сын ни пытался доказать им, что мир создан для борьбы и труда, они только кивали, перемигивались, гладили Костю по голове, делали вид, что согласны, а сами продолжали верить в то, что мир создан для веселья и радости. Главное правило жизни они усвоили в детстве: все блага мира сами свалятся в руки, надо только ничего не делать и водить хороводы вокруг ёлочки. Самое обидное — что так оно всегда и выходило. Главным образом — стараниями Рублёва-младшего. Но даже если Костя не мог или не хотел помочь им в каком-нибудь деле, откуда ни возьмись появлялся другой ангел, и всё делалось по слову Рублёвых-старших.
Семья переехала в этот дом, когда Косте исполнилось три года, и он жил с родителями, пока не накопил на собственную квартиру. Здесь прошла большая часть его жизни. Но она словно была какой-то игрушечной и даже мультяшной. Всё настоящее случилось после того, как он попал в Тринадцатую редакцию.
Он пешком поднимался на пятый этаж по высоким ступеням черного хода. Мог бы воспользоваться лифтом, но родителям надо было дать время подготовиться. Конечно, он предупредил их о том, что зайдёт. Конечно, они об этом тут же забыли. Просто отметили, что вечером надо быть дома, потому что… а что потому что — не имеет значения, главное, это будет какое-то приятное «потому что». Сюрпризы — это же так здорово!
Костя перемещался от этажа к этажу, от воспоминания к воспоминанию. На этой стене он однажды нацарапал осколком стекла схему экономичной городской пищедоставки. А потом, под наблюдением отца, замазывал её краской, — до сих пор никто не удосужился подновить, так и сияет это изумрудное пятно посреди облупившейся зелени.
На этом подоконнике — где и по сей день стоит закопченная консервная банка с окурками — он учился курить. Сколько сил и времени потрачено зря, а ведь это умение не пригодилось в жизни и не способствовало карьерному росту.
В этом тёмном углу между двумя лестничными пролётами — здесь вечно перегорала лампочка, а сейчас её просто кто-то выкрутил — его учила целоваться… как же её звали? Такая блондинка с хриплым голосом, они ещё за одной партой сидели.
А тут, между четвёртым и пятым этажом, всю зиму ночевал бродяга. Родители называли его «странник». А потом оказалось, что это жестокий убийца, сбежавший из колонии. Приезжал следователь, удивлялся, что «странник» никого в доме не порешил, сам Александр Невзоров делал про это репортаж, и во дворе потом целый год не утихали разговоры…
Костя погладил обитую искусственной кожей морщинистую дверь, которую, как он ни настаивал, родители не желали менять на надёжную бронированную. Потом осторожно прикоснулся к кнопке старого звонка, похожего на бисквитное пирожное, залитое шоколадом и украшенное кремовым шариком. В детстве очень хотелось облизать это пирожное. Однажды Костя притащил из квартиры лестницу-стремянку, лизнул звонок… Вкус был солёно-горький, совсем не кремово-шоколадный. С тех пор Рублёв-младший не ждал от мира приятных сюрпризов.
Дверь открыла мать. Обняла сына, оглядела с ног до головы, отметила, что он похудел и выглядит очень усталым. Если верить гражданке Рублёвой, сын её буквально тает на глазах уже лет пять, — по расчетам самого Кости, он должен был окончательно растаять ещё к прошлому Новому году.