Маша Белогорская решительно шагала в сторону Тринадцатой редакции. Было очень страшно. Весьма вероятно, что редактор Саша, то есть, конечно, Александр Андреевич, решил посмеяться над нею. Вот она приходит, усаживается, достаёт паспорт и ксерокопии документов, необходимых для составления договора, – и тут же из всех углов выскакивают весёлые люди, распевающие: «Обманули дурочку на четыре булочки, обманули Машу, все поём и пляшем!» Ну и пусть. Нельзя же вечно прятаться!
На подходе к нужному двору она заробела настолько, что ей даже пришлось прибегнуть к допингу. Всего одна рюмка коньяку в какой-то сомнительной, но чистой забегаловке – нет, пожалуй, даже две рюмки, вот так, – страх, правда, никуда не делся, да и Маша не стала смелее, просто между ней и страхом воздвиглась стена из толстого непрозрачного стекла.
Особнячок Тринадцатой редакции возник перед ней внезапно, как будто выпрыгнул из распахнутого окна соседнего дома. Ну, теперь поздно отступать – камера наружного наблюдения, установленная над входом, наверняка её уже отследила, так что топтаться на крыльце глупо – надо идти навстречу своей судьбе, а там – будь что будет. «Ну, бить-то меня не станут, наверное. Так, посмеются разве», – успокоила себя Маша и нажала на кнопку звонка.
Услышав знакомое противное булькающее жужжание, Наташа переключилась на камеру наружного наблюдения, мельком взглянула на посетительницу, испуганно уставившуюся прямо в монитор, и разрешила ей войти. В самом начале своей карьеры звонок на входной двери Тринадцатой редакции издавал довольно-таки банальные, но приятные трели, однако однажды вечером Виталику (а кому же ещё!) показалось, что эти трели разрушают его мозг. Неудивительно – если целую неделю не вылезать из «Петушков», то в конце концов любой звук будет восприниматься подобным образом. Не откладывая дела в долгий ящик, Виталик разобрал прибор, что-то перенастроил, где-то подкрутил, потом решил обучить звонок десятку разнообразных мелодий, позитивно влияющих на человека, побежал искать эти мелодии в Интернете, по дороге придумал, как можно усовершенствовать почтовый клиент, ну и в итоге звонок до сих пор сипит и хрипит, как пожилой курильщик в суровую зимнюю пору. Самое удивительное заключается в том, что ни один мозг в результате этого скрипа не пострадал.
Маша поднималась на второй этаж величественно и спокойно. То есть это ей так казалось – на самом деле она суетливо перепрыгивала со ступеньки на ступеньку, хватаясь за перила так, будто лестница под ней вот-вот рухнет.
«А теперь – собраться!» – приказала она себе и решительно распахнула дверь в приёмную. Мать всегда говорит: ты не умеешь себя предъявить, вот у тебя ничего и не ладится! Ничего-ничего, сейчас заладится, сейчас всё обязательно заладится, вот увидите.
– Здравствуйте, я Мария Белогорская. Мне нужен Александр Андреевич, сообщите ему, пожалуйста, что я пришла с ним поговорить, – сразу с порога произнесла Маша.
От такой попытки предъявить себя Наташа чуть со стула не упала. К счастью, она ещё вчера уяснила, что Александр Андреевич – это Шурик, и постаралась деликатно сообщить посетительнице, что его в данный момент нет на месте. Открыла рот и резко отчеканила:
– Он уехал!
Маша даже попятилась от такого гостеприимства, а уж сама Наташа и вовсе обалдела – как это у неё получилось такое сказать? Она снова открыла рот, чтобы извиниться и вежливо пояснить, что Шурик уехал и что она готова помочь посетительнице в её деле, но вышло почему-то совсем другое:
– Что вам надо?
– Я зайду в другой раз, – твёрдо сказала Маша и повернулась было к двери.
«Надо её остановить! Надо извиниться, попросить присесть, напоить кофе! Какой кошмар, что со мной происходит вообще!» – пронеслось в голове у Наташи. Она снова открыла рот и прокаркала:
– Стоять! Сидеть! Вон диван, там кофе, плащ на вешалку! Я сейчас.
– Да-да, – оторопела Мария и послушно сняла плащ, взглядом провожая этого цербера.
Наташа выскочила из приёмной и опрометью бросилась по коридору, в сторону кабинета Виталика – у него в шкафу, кажется, завалялась портативная боксёрская груша. Ещё чуть-чуть – и ни в чём не повинная посетительница получила бы по голове факсовым аппаратом.
Наташа притормозила немного, прижалась лбом к прохладной стене и попыталась проанализировать своё поведение. Это что, ревность? Но с какой стати? Да, у Наташи с Шуриком был роман – очень короткий, в самом начале её работы в Тринадцатой редакции, но это давно уже в прошлом, и теперь они хорошие друзья и коллеги, и это, кажется, гораздо лучший вариант. В первые несколько месяцев они практически не отходили друг от друга, но потом Наташе стало страшно рядом с человеком, который слишком хорошо понимал все её желания, гораздо лучше, чем она сама. Ей хотелось всё время быть рядом с ним и в то же время – убежать от него как можно дальше и тихонечко умереть где-нибудь в углу. Шурику в свою очередь и самому было очень не по себе: в какие-то моменты он переставал ощущать себя и как будто становился частью Наташи, и самое ужасное заключалось в том, что такое сладостное рабство ему безумно нравилось и выходить из этого состояния с каждым разом было всё труднее и больнее. Словом, оба они были скорее рады тому, что вынырнули из этого омута без малейших потерь, так что ревновать кого-то к Шурику, завидовать кому-то, кто может попасть в такую болезненную зависимость, – да ну, бросьте! Скорее уж стоит пожалеть бедняжку.
Чем дальше Наташа отходила от своего рабочего места, тем легче ей становилось. В какой-то момент прежнее душевное равновесие вернулось к ней окончательно, но не остановилось на этом, так что финишировала Наташа в таком благодушном расположении духа, что впору было не по груше бить, а устраивать в кабинете Виталика внеплановую дискотеку.
Впрочем, Виталик был несколько занят. Наташе, остановившейся на пороге его сказочно преобразившегося после уборки кабинета, открылось удивительная картина: Лёва и Виталик, вцепившись друг другу в глотки, страшно ругались и, кажется, собирались в ближайшее время друг друга поубивать – ну или хотя бы навсегда рассориться.
– Презираю тебя! – рычал Лёва.
– Проклинаю тебя! – хрипел Виталик.
– Порицаю тебя! – не сдавался Лёва.
– Отрицаю тебя! – парировал противник.
Наташа прикрыла дверь и замерла у входа, с интересом переводя взгляд с одного на другого, но представление очень скоро закончилось. Злые, но довольные, противники опустили руки, повертели головами, чтобы удостовериться, что никаких повреждений нет, и повернулись к Наташе.
– Мальчики, не убивайте друг друга, пожалуйста! – сказала она на всякий случай. – Вы оба такие отличные, нам без вас будет плохо!
– Да, мы отличные, – самодовольно подтвердил Виталик.
– Но руководят нами одни кретины, – добавил Лёва, закуривая сигарету. Он по привычке огляделся в поисках какой-нибудь мусорной мелочи, вроде пустой пивной бутылки или хотя бы жестянки, которая вполне могла бы заменить пепельницу, но, не найдя ничего подобного в чисто прибранном кабинете окончательно обезумевшего Техника, направился к окну – мусорить в форточку, благо, навести порядок во дворе Виталик так и не собрался.
– Кто вас обидел? – удивилась Наташа. – И как он мог?
Хулиганы, казалось, только и ждали этого вопроса. Наташа узнала, что директор пиар-отдела «Мега-бук» – не только хрен моржовый, отмороженный, но и (дальше следует конструкция, состоящая преимущественно из грубых ругательств и перечисления способов особо медленного и мучительного убийства живых существ). В свою очередь Виталик добавил, что Цианид не только тупая самодовольная макака, но и (тут он тоже не удержался от ругани, добавив к каждому слову красок и эпитетов и почти совсем избежав упоминаний о возможном причинении коммерческому директору тяжелых физических увечий).
Иными словами, два вышеозначенных злодея так достали Лёву и Виталика, что они решили разыграть ритуальное удушение своих врагов. В роли неприятеля с каждой стороны выступали, опять-таки, Лёва и Виталик. Виталик душил и ругал Лёву, представляя, что ухватил за горло негодяя Константина Петровича, а Лёва воображал, что убивает и жестоко критикует руководителя московского пиар-отдела.
– И знаешь – полегчало! – объявил Виталик.
– Все какие-то сегодня злые, вот и я тоже. Может, что-то происходит, а мы это чувствуем? – задумчиво произнесла Наташа.
– Ты злая? – чуть не выронил сигарету Лёва.
– Конечно, злая! – заявил Виталик. – Была бы добрая – кинулась бы нас разнимать. Вдруг бы этот детинушка меня взаправду придушил?
– Я-то не придушу, у меня большой опыт, а вот ты с непривычки меня чуть на тот свет не отправил! – проворчал в ответ Лёва. – Я тебе потом покажу, как надо душить человека, чтобы его не задушить.
– А как надо душить человека, чтобы его задушить, – покажешь? – оживился Виталик.
– Ага. На шее заказчика. На твоей то есть, – ответил Лёва и выкинул окурок в окно.
– Эй, ребята, – подала голос Наташа, – ну послушайте меня, что ли.
– Уже слушаем! – заявил Виталик, шустро вооружился блокнотом и ручкой для конспектирования, уселся на пол и преданно уставился на Наташу, будто она была самым строгим в мире лектором. Лёва ограничился тем, что молча приволок из угла стул и усадил на него «строгого лектора», а сам отошел к стенке и прислонился к ней спиной.
– Рассказывай, кто тебя разозлил, – хмуро заявил он. – Чтобы навалять ему по шее, время у меня найдётся.
– Да не надо никому по шее! – замотала головой Наташа. – Разве что мне. За повышенную агрессивность. Представляете – к Шурику пришла какая-то посетительница, а я её – вы только не смейтесь – облаяла и застроила!
– Ха-ха-ха, – тут же сказал Виталик. – Гав-гав, стой, раз-два.
– Вот Шурику и надо по шее, – оживился Лёва, – чтоб романы на работе крутить прекращал.
– Да успокойся ты со своим «по шее», при чём тут романы, – слегка покраснела Наташа: ну точно, Лёва тоже решил, что она, к