Я вышла из спальни и направилась в кухню. Там тоже царил хаос. Хлеб и сыр несколько дней пролежали на столе и успели покрыться пятнами плесени. Повсюду копошились сонные мухи. Но я нашла чайник и тщательно вымыла его водой из колонки на заднем дворе. Я то и дело поглядывала на дорогу, не покажется ли Кирон. Но ему было еще рано возвращаться.
Я чувствовала, что Меррик следит за каждым моим движением, оценивает каждое решение. Он молчал, но выглядел довольным, а я выполняла привычные действия, и моя уверенность постепенно росла. Возможно, я не знаю, что стало причиной болезни этого человека, но могу вылечить расстройство желудка. Я знаю, как заварить чай.
– Думаю, язвы у него на коже возникли от грязи, – сказала я Меррику, вернувшись в дом. Я повесила чайник на крюк над очагом и разожгла огонь. – У меня есть несколько мазей, которые должны помочь. Но сперва его надо отмыть.
– А что с пальцами у него на ногах? – спросил он. – Ты их видела?
Я кивнула. Я старалась не думать о них, черных, сморщенных и жутких в контрасте с белизной его кожи.
– Я не знаю, в чем причина. Они будто увяли. Будто… – Я умолкла на полуслове, вспомнив кое-что из прочитанного в Междуместье. – Будто они вот-вот отвалятся. Погоди… Я сейчас вспомню… – Я нетерпеливо вскинула руки, пытаясь выудить из глубин памяти нужное слово. – Это… это гангрена! – Я так обрадовалась, когда мне удалось вспомнить, что чуть не взвизгнула от восторга.
– Очень хорошо, – похвалил Меррик. – Хочешь проверить свою догадку?
Я подняла глаза на бога Устрашающего Конца. Во мне поднималось тревожное предчувствие.
– На что это будет похоже?
– Могу рассказать, – задумчиво произнес он. – Или ты можешь увидеть сама.
– Будет больно? – спросила я, заглянув в спальню. Фермер больше не метался и не кричал, только хрипло дышал, измученный болью. Его глаза остекленели, и он впал в ступор.
– Тебе или ему? – Меррик рассмеялся, увидев мое вытянувшееся лицо. – Давай, Хейзел. Не бойся. – Он подтолкнул меня в комнату.
Я послушно опустилась на колени рядом с кроватью. Вблизи запах был гораздо хуже. Я ощущала отравленный воздух на вкус. Он обволакивал рот и оставлял на языке неприятный привкус. Я обернулась к Меррику.
– Значит, мне надо лишь…
Я поднесла руки к лицу Рейнара, не зная, где именно надо к нему прикоснуться. Не зная, как сильно надавить.
Меррик осторожно положил свои пальцы поверх моих и провел ими по щекам больного. На миг удержал их в таком положении, а потом убрал руки и отступил в сторону, давая мне возможность ощутить тяжесть его дара.
Я не смогла сдержать вздох изумления.
– Что ты видишь? – спросил Меррик, явно довольный.
– Как… как красиво, – прошептала я.
Из груди фермера прорастали колосья. Они походили на рисунки в моих ботанических книгах, но сверкали, переливаясь неземным блеском, священным сиянием, напоминавшим мне розовый звездный свет, созданный Благодатью. Колосья покачивались словно под легким ветром, танцевали в мерцающем свете, похожем на отблески пламени костра. Это было лекарство, необходимое для исцеления – сияющее, как маяк в ночи. Я не понимала, как эти колосья помогут больному, но не сомневалась: ответ придет.
– Это всегда будет так… чудесно? – спросила я шепотом.
Я чувствовала себя наделенной божественной силой. Хотела прикоснуться к колосьям, но как только убрала руки с лица Рейнара, они исчезли.
– Да, именно так, – ответил Меррик. – У тех, кого можно спасти.
До меня не сразу дошел смысл его слов, а когда я поняла, то испуганно повернулась к нему:
– А что будет, если больного спасти нельзя?
Между нами воцарилось молчание, заполнившее комнату.
Меррик покачал головой:
– Спасай тех, кого можно спасти сегодня, а о тех, кто идет рядом со смертью, побеспокоишься завтра. Ты уже поняла, что нужно этому человеку? Здесь и сейчас?
Я покачала головой.
– Тогда посмотри еще раз, – сказал он.
Я вновь положила ладони на щеки фермера.
– Я вижу колосья. Они на ветру. – Я взглянула на крестного. – То поле ржи, по которому мы прошли…
Меррик молчал, но внимательно за мной наблюдал. Я нахмурилась. Ответ был близко. Я должна его знать. Но он ускользал от меня. Я присмотрелась к мерцающим колосьям.
– Что-то в них… С ними что-то не так, – поняла я.
На стеблях между зернами виднелись темные наросты. Они торчали, как тычинки, нарушая порядок расположения соцветий. Яркий свет поглотил колосья, и они сгорели в этом сиянии, пока от них не осталась лишь кучка пепла.
– Что это? – пробормотала я, обращаясь скорее к себе, чем к Меррику.
Что-то знакомое, что-то, о чем я читала или… Нет. Воспоминание нахлынуло на меня. Как-то раз на рынке в Рубуле появилась фермерская жена, продававшая муку за бесценок. Мама, всегда искавшая, где бы что ухватить подешевле, хотела купить этой муки насколько хватит денег, но папа шлепнул ее по рукам, когда она полезла за кошельком.
– Ты что, не слышала, глупая женщина? – прошипел он. – В этом году поля Дювалей отсырели. Мука заражена плесенью. Ты хочешь всех нас убить?
Не сказав ни слова Меррику, я поднялась на ноги и выбежала из комнаты, чтобы проверить свою догадку. Пустые бутылки с душком ржаной браги. Ржаной хлеб, гниющий на кухне. Я выскочила из дома и помчалась к ржаному полю, которое мы видели раньше.
На бегу я перечисляла симптомы больного. Тошнота. Судороги. Рези в желудке и диарея. Колющее, жгучее ощущение в ступнях и кистях, вызванное отмиранием кровеносной системы. Гангрена. Галлюцинации.
– Отравление спорыньей, – прошептала я, остановившись посреди поля. Лиловые трубчатые наросты свисали почти с каждого колоса. Я не услышала, а скорее почувствовала, как ко мне подошел Меррик, и обернулась к нему. Мое лицо просияло от гордости и понимания. – У него отравление спорыньей! Он употреблял в пищу зараженную рожь.
У меня перехватило дыхание, и слегка закружилась голова. Меррик одобрительно улыбнулся.
– Его пальцы не спасти, но я знаю, как спасти его самого.
Крестный кивнул:
– А потом?
Я сделала глубокий вдох, вспомнив мерцающее пламя, которое поглотило колосья в моем видении. Путь к исцелению.
– А потом мы сожжем это поле.
Глава 15
Я СПАСЛА ДЯДЮ КИРОНА. И мальчика со сломанной бедренной костью. И женщину, у которой начались преждевременные роды. И королевского сборщика налогов, проезжавшего через деревню. Его сбросила лошадь, и его голова раскололась, как спелая дыня.
Я так и не поняла, почему мои пациенты не задавались вопросом, откуда я взялась и где научилась лекарскому мастерству. Они не удивлялись, что тринадцатилетняя девчонка знает столько всего. Они доверяли мне и прислушивались к моим советам, словно это были слова самой богини Священного Первоначала.
Они могли от меня отвернуться. Могли назвать ведьмой. Могли обратиться к другим целителям в городах, далеко от нашей долины. Но они приходили ко мне. И я их лечила.
В первые недели в Алетуа Меррик оставался со мной, а если и уходил по своим тайным делам, то лишь ночью, когда я спала. Иногда меня будил громкий стук в дверь – меня звали к больному, и тогда я понимала, что Меррик ушел. Его любимое кресло у очага пустовало.
Он всегда оставлял на столе цветок белого клевера как обещание скорого возвращения.
Недели сложились в месяц. Кирон часто меня навещал. В первый раз он принес мешок яблок. В качестве платы за помощь дяде. Потом большую корзину моркови. А затем пригласил на обед, чтобы отметить праздник богини Священного Первоначала вместе с его семьей.
Улыбки его родителей были теплыми, но беспокойными. Так же мне улыбались остальные жители деревни – мне, странной девушке, приехавшей сюда без семьи, но наделенной талантами, намного превосходящими то, чего можно ожидать в моем возрасте. Я могла лишь улыбаться в ответ и надеяться, что моего дара хватит, чтобы заглушить их сомнения.
Прошло два месяца. Слухи о моих чудесных способностях распространились по округе, больные съезжались ко мне с окрестных деревень и расплачивались монетами или провизией.
Четыре месяца в Алетуа – и мне пришлось построить курятник, чтобы держать птиц, которых я получила в плату за лекарские услуги. Моя кладовая всегда была заполнена, и я прекрасно питалась благодаря щедрости моих пациентов. Я радовалась, что могу обеспечить себя, не полагаясь на милости Меррика.
Лето сменилось осенью, и объем работы увеличился вдвое. В неустойчивую погоду – морозные ночи и жаркие дни – всегда возрастает число простуд. Стало больше травм: кто-то неосторожно обращался с косой во время уборки урожая, кто-то получал копытом в живот, когда резал овец, заготавливая мясо на зиму.
Я лечила всех, кто ко мне обращался. Всегда находила нужное снадобье, нужную микстуру или припарку. Мои мази и травяные чаи действовали безотказно.
Зимой работы стало поменьше. Люди закрылись в своих домах и не выходили на улицу до весны. Не имея сада, я проводила короткие дневные часы, ухаживая за курами и цесарками, или бродила вблизи дома на снегоступах, которые мне подарил охотник за пушниной.
Кирон иногда заходил в гости, приносил доску жаке[2] или колоду карт. Мне было приятно общаться с ровесником, и мы быстро сдружились. Одним зимним вечером я призналась ему, кто мой крестный на самом деле. Кирон знал, что у меня есть крестный отец, который часто отлучается по важным делам, но не более того. Рассказав ему правду, я сразу пожалела о своей откровенности. Испугалась, что он надо мной посмеется или, чего доброго, решит, что я сошла с ума. Выскочит из дома и убежит с криками. Но Кирон меня удивил. Он серьезно кивнул и сказал, что хотел бы с ним познакомиться.
Шли месяцы, Меррик уезжал все чаще и возвращался лишь через два-три дня. Однажды его не было дома целую неделю, и, хотя мне его не хватало, я поняла, что скучаю уже не так сильно, как раньше. Я взрослела. У меня появился друг.