– Сегодня Хейзел не так, – повторил Кирон у меня за спиной и попытался схватиться за мою юбку. Его голос звенел от паники. Может, он хотел сказать, что знает, что я собираюсь сделать? Может, он и правда знал, что ему суждено умереть? И пытался меня остановить?
Я уронила дрель на пол и тихо выругалась себе под нос.
Придется дезинфицировать ее еще раз, а времени не оставалось…
– Не сегодня, Хейзел, – сказал Кирон и издал тяжкий стон. – Я позабочусь о Хейзел сегодня. – Он схватил меня за руку, словно пытался передать через прикосновение то, чего не мог выразить словами.
Собрав последние силы, он притянул меня к себе и поцеловал со всей пылкостью, которую я ждала от него в день нашей свадьбы. Но, как и все, что происходило теперь, поцелуй получился неправильным.
Когда его дрожащие пальцы переплелись с моими, мне захотелось отпрянуть. Его мягкие губы превратились в холодную, твердую кость. Губной желобок словно окаменел. Зубы оскалились и больно стукнулись о мои.
– Я… люблю Хейзел сегодня. Хейзел. Люблю. Всег… все… всегда.
Его глаза закатились, и он впал в беспамятство. Стыдно признаться, но я обрадовалась, что он лишился сознания. Операция пройдет проще, если мое сердце не станет рваться на части каждый раз, когда Кирон старается заговорить. Если он не будет раскачивать стол, пока я пытаюсь работать. Так лучше.
– Скоро увидимся, – сказала я и быстро поцеловала его в лоб.
А потом взяла в руки скальпель.
Операция не заняла много времени. Когда все закончилось, в его черепе было просверлено несколько дырочек, открывающих взгляду белую ткань мозга. Прежде чем делать повязку, я внимательно осмотрела свою работу. Во мне боролись гордость и отвращение.
Пока оставалось неясно, получилось у меня или нет. Я не сомневалась, что провела операцию идеально, но достаточно ли этого, чтобы отобрать Кирона у смерти? Надо проверить, но я боялась.
Я уже закрепляла бинты и вдруг почувствовала, как изменилось давление воздуха. Значит, пришел Меррик. Я обернулась к нему с улыбкой, но она застыла у меня на губах.
От него исходили ощутимые волны ярости. И все-таки я шагнула к нему, изображая святую невинность.
– Я сумела, – объявила я, убрав с лица прядь волос. – Моя первая трепанация. Хочешь посмотреть на отверстия? Ни один кусочек кости не откололся – с первой попытки! Это было…
– Глупая девчонка. – Он подошел к столу и посмотрел на лежащего без сознания Кирона. – Что ты наделала?
Я зябко потерла ладони. Минуту назад я упивалась триумфом, а теперь дрожала как осиновый лист перед гневом крестного.
– У него были признаки отека мозга, и я… я провела операцию, чтобы он жил.
Один взгляд Меррика оборвал мою нервную болтовню.
– Он не должен был выжить.
– Но я…
– Ты видела череп? – Его пальцы впились в край стола с такой силой, что на дереве остались вмятины. – Ты видела череп?
– Да, но я…
– Тогда что это такое? – Меррик ударил кулаком по подносу, и окровавленные инструменты с грохотом посыпались на пол.
Мне стало трудно дышать. Паника нарастала и душила меня.
– Меррик, послушай. Я не могла дать ему умереть. Не могла.
– Вчера я говорил, что ты совершаешь большую ошибку, впуская его в свою жизнь. А теперь еще вот это, – прошипел он. – О чем ты думала, Хейзел?
– Я не могла его потерять. Нет.
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось спрятаться от исходивших от Меррика жарких волн ярости.
– Наверное, я никогда не пойму, почему смертные так цепляются за здесь и сейчас. Этот мальчик умрет, а ты станешь жить дальше. Ты сможешь жить без него. Ты будешь жить без него. Неужели это так трудно уразуметь? Твое сердце не остановится, когда его сердце перестанет биться.
– Остановится!
– Нет.
Я опустилась на колени, маленькая и убитая горем. У меня по щекам текли слезы.
– Мне будет казаться, что мое сердце остановилось.
Наступила долгая тишина, которую нарушали лишь мои судорожные всхлипы.
Постепенно напряженные плечи Меррика расслабились, его ярость угасла. Когда он заговорил снова, его голос звучал мягко и сочувственно:
– Оставь его на минуту, и пойдем со мной.
– Не могу. – Я пыталась сдержать слезы, но они лились потоком. – Мне нужно закончить его перевязку и…
– Хейзел.
Меррик протянул руку, и на мгновение у меня возникло желание остаться с Кироном, ощутить, как расправляются крылья моего неповиновения. Но прежде чем я успела возразить, рука Меррика сомкнулась на моем запястье, он щелкнул пальцами, и мир вокруг нас исчез.
Глава 19
Я ЕЩЕ НЕ ОТКРЫЛА ГЛАЗА, но поняла, что мы в Междуместье. Я ожидала увидеть маленький дом и рощу цветущих деревьев, но Меррик привел меня в новое место. На берег огромного озера, пляж которого был усыпан льдисто-зелеными камнями, похожими на отшлифованное морем стекло. Волны накатывали на пляж, и камни звенели, как хрусталь. На другом берегу высились скалы, с их склонов стекали, шумя, каскады воды.
Меррик направился к водопадам по тропинке, петлявшей среди валунов. Камни были скользкими от водяной пыли, и я дважды поскользнулась, пока карабкалась следом за ним. Он нырнул под полог воды, и я настороженно застыла на месте, сомневаясь, что смогу перепрыгнуть на скалистый уступ. Я все-таки прыгнула, и Меррику пришлось схватить меня за талию, чтобы я не упала на камни внизу.
– Что это за место? – крикнула я, стараясь перекрыть рев воды.
Меррик не ответил. Пригнувшись, чтобы не удариться головой, он вошел в узкую пещеру, черную щель в толще скалы, похожую на глубокую рану. Я боялась заходить в эту тесную темноту. В ней скрывалось что-то такое, от чего меня пробрало леденящим ужасом, засевшим в животе, как кирка. Эта тьма была древней, живой, и она наблюдала за нами с хищным интересом. Если Меррик и чувствовал злую энергию, она на него не действовала.
– Пойдем, – позвал он.
Внутри у меня все болезненно сжалось, и я покачала головой. У Вселенной есть тайны, которые не положено знать смертным, и то, что лежало перед нами, было такой тайной. Я знала, что для меня это запретное место. Мне нельзя входить сюда. Это знание скрипело у меня на зубах, сверкало в голове, будто молния в грозовом небе, билось в венах и будоражило кровь. Мне нельзя это видеть.
– Хейзел!
Меррик протянул руку, и я вопреки здравому смыслу взялась за нее. Его пальцы сомкнулись вокруг моей ладони, и у меня вдруг возникло странное чувство, что я заключила важную сделку, хотя и не знала ее условий. Оглянувшись на водопад, я с тоскою подумала об ароматном ветре и светло-сером небе мира, который лежал по ту сторону водяной стены, о моем маленьком доме и окружавших его лесах. О Кироне, который лежал без чувств на операционном столе в костяной пыли и крови. Все, что угодно, но только не это.
Молча Меррик повел меня за собой в пустоту. Шум воды отражался эхом от каменных стен, невидимых в темноте. Воздух был удивительно чистым и свежим, с едким привкусом минералов, от которого першило в горле. Я крепче вцепилась в руку Меррика, боясь его потерять. Если он оставит меня одну в кромешной тьме, я сойду с ума.
Я все же осмелилась спросить:
– Куда мы идем?
Мой шепот разнесся по каменному тоннелю, возвращаясь к нам снова и снова, пока не распался на шквал звуков, лишенных смысла.
Меррик ничего не ответил, но ускорил шаг. Он ни разу не споткнулся, не оступился на мелких камнях, усыпавших тропинку. Я вцепилась в него мертвой хваткой, благодарная, что он ведет меня за собой.
Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я начала улавливать слабый свет глубоко в ответвлениях тоннеля. Внезапно каменный потолок ушел вверх и впереди справа от нас показалась большая пещера. В льющемся из нее тусклом свете я разглядела длинные мосты, перекинутые через зловещую черную пропасть.
Воздух стал холоднее. Мое дыхание вырывалось изо рта облачками белого пара.
– Каждый год я рассказываю тебе историю твоего рождения, – произнес Меррик, тщательно подбирая слова. Его голос дрожал, словно он сдерживал поток эмоций, готовых прорвать плотину. – Каждый год я рассказываю эту историю и каждый раз жду, что ты задашь вопрос. Но ты никогда его не задаешь.
Тоннель разветвился, и Меррик повернул влево. Воздух стал мягче, наполнился ароматами дыма и воска. Мы вошли в каменный зал, и я ошеломленно застыла на месте.
Зал был полон свечей. Самых разных свечей. Высоких и толстых, с сильным ровным пламенем. Тонких, как прутики, со струйками воска, стекавшими по ним. Здесь были крошечные обетные свечи. И почти догоревшие в растекшихся лужицах воска. Они располагались на постаментах, на деревянных столах, на скальных выступах в стенах пещеры. Сводчатый каменный потолок, отполированный тысячелетиями дождей, отражал огоньки сотен тысяч свечей.
– Что это за место? – спросила я шепотом. Говорить громко среди этой гипнотической красоты было бы святотатством.
Отблески пламени высвечивали резкие черты Меррика и глубокие складки его плаща. Но его глаза оставались в тени. Он отвернулся.
– Это мой дом.
Его дом. Дом бога Устрашающего Конца. А значит, это не просто свечи…
– Это жизни? – спросила я, глядя на мерцающие огоньки.
– Смертные жизни, – поправил он и указал на ряд ниш под потолком. В каждой нише висел светящийся шар. Сгусток пламени, переливавшийся всеми цветами радуги. – Там, наверху, боги.
Их было несколько сотен, этих шаров, и каждый горел неповторимым светом.
– У них нет фитилей, – заметила я, присмотревшись.
– Мы не сгораем. В отличие от… – Он обвел взглядом зал. – Одна свеча – одна жизнь. Когда свеча догорает, жизнь завершается.
Он спустился по ступеням, ведущим к ряду свечей. Я последовала за ним, потерявшись в море мерцающих огней.
– Они очень разные.
– Есть жизни долгие, – объяснил он, указав на длинную толстую свечу. – Есть короткие. Есть жизни, которые заканчиваются, не успев начаться.