Меррик покачал головой:
– Он сожжет твои свечи, Хейзел. Сам того не желая, он причинит тебе много боли. И не только тебе, но и многим другим. Их будет больше, чем ты способна вылечить. Больше, чем ты сможешь спасти.
– Откуда ты знаешь?
Вопрос прозвучал глупо. Меррик – бог. Он существует вне линейного времени. Ему известны возможные варианты грядущего, и он видит, к чему все идет, пока мы, смертные, блуждаем во тьме, принимая десятки решений, от которых меняется будущее.
Он тяжело вздохнул. Я вспомнила страшную мысль, которая пришла мне в голову за пару секунд до того, как я начала оперировать Кирона. Ее эхо звенело во мне сейчас и предательски дрожало на кончике языка, пока я не произнесла:
– Это не ты… не ты все подстроил?
Глаза Меррика вспыхнули.
– Как ты могла такое подумать?
– Теперь… теперь все складывается так, как ты желал. – Мне хотелось с гневом и злостью бросить ему обвинение, но было так грустно, что я могла лишь шептать. – Ты получил то, к чему стремился, а я осталась ни с чем.
Меррик подошел ближе и поднял руку, но не стал ко мне прикасаться.
– Я к этому не стремился. Я не хочу, чтобы тебе было больно. – Он опять поднял руку и почти прикоснулся к моей щеке, но снова замер, словно боялся преодолеть последний рубеж. – Хейзел, ты моя крестница. Моя дочь. Когда болит твое сердце, мое тоже разрывается на части. Если бы я мог избавить тебя от этой боли, я бы так и сделал. Но я не могу. Мне очень жаль.
– Всему положен предел. Даже боги не всемогущи, – пробормотала я, повторяя его слова.
Он печально кивнул.
Я осмелилась оглянуться на свечу Кирона.
– Я не могу, – проговорила я со слезами в голосе. – Я убила других, как и хотел череп. Пожалуйста, не заставляй меня убивать и его.
Моя мольба разрушила его оцепенение, и Меррик раскрыл объятия. Я упала ему на грудь и разрыдалась. Это были горькие слезы печали и боли. За Кирона. За наше несбывшееся будущее. За мое будущее, которое я только сейчас начала осознавать. Я плакала, пока во мне не осталось слез. Пока я не опустела.
– Три жизни, Хейзел, – прошептал Меррик. – Помни об этом. Сейчас тебе больно, и мне очень жаль, но боль скоро пройдет. Это лишь мгновение. Крошечное мгновение.
Я выскользнула из его объятий и побрела как во сне вдоль бессчетных рядов свечей. Туда, где горела свеча Кирона.
Ее воск залил весь стол, и свечи, стоявшие рядом, опасно кренились, плавясь от жара. Я попыталась их выпрямить, спасти от гибели, но горячий воск обжигал мне пальцы, оставляя на них красные волдыри.
– Каждый наш выбор меняет настоящее и будущее, – произнес Меррик у меня за спиной. Я не слышала, как он подошел. – Ты приняла решение его оперировать, ты хотела его спасти и тем самым поставила под угрозу эти жизни. Может, это произойдет не сегодня, но их жизни закончатся гораздо раньше, чем было назначено.
– Я думала, что помогаю ему, – пробормотала я. – Я не знала.
Взмахнув рукой, он вынул из воздуха серебряный колпачок на сверкающей длинной ручке.
– А теперь знаешь. – Меррик протянул мне гасильник. – Сделай правильный выбор.
Ручка гасильника была теплой, будто только что вышла из-под молота кузнеца. Я наблюдала, как пламя Кирона пляшет на кончике фитиля, извивается и тянется ко мне. Оно умоляло не трогать его, не тушить. Умоляло не слушать Меррика.
Я подумала о Кироне, который лежал на операционном столе в моем доме. Спящий, живой. Он что-то почувствует?
Я обвела взглядом свечи, ослабленные и готовые упасть. Из-за меня этим жизням уже угрожала опасность. Я не могла причинить им еще больше боли.
– Прости меня, – прошептала я и накрыла пламя серебряным колпачком, затушив жизнь Кирона и свои надежды.
Глава 20
РОЗОВЫЙ ЗВЕЗДНЫЙ СВЕТ лился в окошко над кухонной раковиной. Я закрыла глаза, перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло, пытаясь вернуться обратно в сон. Это был дивный сон. Один из лучших за последние месяцы.
Я находилась в Алетуа. Вместе с Кироном, живым и здоровым. Мы разговаривали, смеялись и целовались. Множество поцелуев, множество мгновений, когда мое сердце трепетало от счастья. Я снова чувствовала себя собой. Радостной и полной надежды. Он открыл рот и хотел что-то сказать, но я проснулась.
Я старалась ухватиться за ускользающий сон, за свет в глазах Кирона, за ощущение его объятий, но тщетно. Что-то в комнате привлекло мое внимание, разум полностью очнулся и не желал возвращаться в сон. Мне никогда не узнать, что собирался сказать Кирон. Горе захлестнуло меня с новой силой, заставляя оплакивать еще одну частичку Кирона, которой у меня не будет.
К кровати подошел Космос, тоже проснувшийся и готовый играть. Радостно виляя хвостом, он лизнул мою руку и опрокинул стопку книг.
Когда Меррик вывел меня из пещеры со свечами, то перенес меня домой. Не в Алетуа, где воспоминания были бы слишком болезненными, а в мой маленький дом в Междуместье.
Там все осталось таким же, как прежде. И теперь дом в пограничном пространстве стал для меня местом покоя и скорби. Местом, где мне предстояло понять, как смириться с уходом Кирона. Осмыслить то, что я узнала в пещере свечей, и решить, чего я хочу от крошечного мгновения моей жизни.
Каким бы горестным и угнетающим ни представлялось сейчас настоящее, как бы ни болело мое разбитое сердце, как бы я ни кляла злую судьбу, отобравшую у меня самое дорогое, я понимала, что это лишь мгновение. Одно мгновение. Один краткий миг жизни, которой назначено быть необычно долгой.
Я старательно гнала прочь мысли о двух незажженных свечах, пыталась отвлечься, гуляя с Космосом по лесу розовых деревьев, который разросся за время моего отсутствия. Я приводила в порядок заброшенный аптекарский сад и читала новые книги, собранные для меня Мерриком. Но не сумела избавиться от воспоминаний о тех свечах.
Они лежали на постаменте в странной пещере, простые и непримечательные на вид. Пара свечей. Но то, что они собой представляли… уму непостижимо.
Три жизни. Меррик подарил мне три жизни. Три долгие жизни, если судить по размеру свечей.
Я чувствовала себя уставшей, лишь пытаясь представить, что буду делать эти долгие годы. Как люди заполняют время жизни?
Учатся ремеслу и оттачивают мастерство. Это я уже сделала. Влюбляются, создают семьи. Для меня это невозможно. Ни о каких отношениях, платонических или нет, не могло быть и речи. После Кирона мое сердце разбито на мелкие кусочки. Я не хотела пройти через эту боль снова. И еще раз, и еще. Вновь и вновь.
Я боялась думать, что всех живущих сейчас – какими бы молодыми, здоровыми и сильными они ни были, – не будет в живых, когда придет мой срок уходить. Сколько поколений сменится на моих глазах? Почему Меррик не создал еще кого-то, подобного мне? Человека, с которым я могла бы прожить неестественно долгую жизнь?
– Почему я? – шептала я в темноту в те ужасные ночи, когда тревога стучала в висках и сердце бешено колотилось в груди, не давая спать. – Почему Меррик выбрал меня, почему взвалил на меня такой груз? Для чего это? Каково мое предназначение?
Я хотела задать ему эти вопросы и добиться ответов, но Меррик редко заглядывал ко мне в Междуместье и никогда не задерживался надолго. Он уклонялся от серьезных разговоров, поддерживая легкий, шутливый тон, будто, обсыпая меня шутками, мог развеять мою печаль.
Мои страдания терзали и его. Он приходил на послеобеденный чай или ужин на свежем воздухе, на глупые праздники, призванные поднять мне настроение, и всегда – на мои дни рождения.
Я пробыла в Междуместье два года, и утром на следующий день после моего восемнадцатого дня рождения, пока я лежала в постели, пытаясь ухватиться за ускользающий сон о Кироне, я кое-что поняла.
Я устала от своих страданий. Устала жить между – не только в Междуместье, но и в том промежутке времени, куда я сама себя загнала. Не совсем в прошлом, но и не совсем в настоящем. Не зная, как двигаться дальше, и не желая расстаться с минувшим.
Я лежала в постели, прислушиваясь к дыханию Космоса, и вдруг поняла. Я готова попрощаться с прошлым. Я не знала, что ждет впереди, но мне надоело прятаться в Междуместье, в компании собаки и крестного. Я хотела вернуться в мир, к людям. Я не знала, как сложится моя страшно долгая жизнь, но вряд ли стоило тратить ее на прозябание в туманной пустоте.
– Меррик! – позвала я, уверенная, что он еще не ушел, что он не упустит возможности доесть праздничный торт с золотой сахарной пудрой, оставшийся после вчерашнего ужина.
Дверь открылась, и крестный заглянул в дом.
– Все хорошо, Хейзел?
Я отбросила одеяло и встала с кровати. Впервые за два года я чувствовала себя бодрой и полной сил. Уверенной. Настоящей.
– Думаю, я готова вернуться домой.
Меррик расплылся в улыбке:
– Рад это слышать.
Глава 21
СТУК В ДВЕРЬ раздался еще до того, как я успела понять, что Меррик щелкнул пальцами.
Я оказалась на своей кухне в Алетуа, и, хотя она выглядела так же, как я оставила ее два года назад, чувствовалось, что прошло много времени. Воздух был неподвижным, будто не помнящим тысячи ежедневных движений и жестов, которые наполняют пространство и придают ему жизнь.
Да и пахло странно. Вовсе не потому, что тело Кирона так и осталось лежать на столе в кабинете – его там не было. Я проверила, с опаской заглянув в комнату. Интересно, как его нашли? Что подумали его родители, когда обнаружили сына в моем доме, на рабочем столе, с обритой головой и просверленным черепом? Если они не считали меня ведьмой раньше, то теперь у них не осталось сомнений. Наверняка они проклинают меня и жалеют, что их сын однажды меня встретил. Удивительно, что мой дом сохранился нетронутым, что его не разгромили и не сожгли.
Снова раздался нетерпеливый стук в дверь, который вывел меня из мрачных размышлений.