– Благодарю, – сказала я с достоинством, на какое только была способна. – А теперь… Мне еще не приходилось иметь дело с тремором, – призналась я. – Любые подробности, которыми вы можете поделиться, были бы очень полезны.
Алоизий поджал губы:
– Я не врач и полагаю, его величеству хотелось бы, чтобы вы осмотрели его непредвзято. Вам лучше увидеть все своими глазами, чем слушать человека, который не разбирается в этом и может сказать что-то не то.
Я молчала, не представляя, что ответить. Каждое слово было мне знакомо – камердинер изъяснялся с деликатной простотой, наводившей на мысль, что он считает меня неспособной понять более сложные предложения, – но они собирались в бессмысленное нагромождение пустых фраз, и казалось, будто камердинер говорит на чужом языке.
– Пойдемте, я покажу вашу комнату. Возможно, вам захочется освежиться с дороги перед встречей с его величеством. – Судя по его тону, это было не предположение, а приказ.
Алоизий развернулся и зашагал прочь, не потрудившись проверить, следую ли я за ним. Я потеряла его из виду, когда он резко свернул налево. Для своего возраста он был на удивление энергичен и бодр, и мне пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать.
Вскоре я потеряла счет поворотам. Дворец казался мне лабиринтом из бесконечных коридоров, стен и закрытых дверей. Я начала думать, что Алоизий водит меня кругами, чтобы я утратила чувство пространства. Впрочем, он был не из тех, кто любит игры. На сколько же миль протянулись дворцовые коридоры?
Я почти пожалела, что подняла такой шум из-за соли. Даже если призраки проберутся внутрь, найти меня будет практически невозможно.
На развилке коридора я остановилась полюбоваться огромной дверью высотой почти в два моих роста. Ее белые лакированные створки сверкали золоченой отделкой. Дверные ручки были сделаны в виде голов быков, из ноздрей которых свисали инкрустированные драгоценными камнями кольца.
– Не отставайте, – велел Алоизий и направился вверх по лестнице.
Мои ботинки громко стучали по мраморным ступеням, и казалось, что следом за камердинером мчится дюжина человек. Мы миновали первую площадку, затем вторую. Я старалась дышать как можно тише, чтобы он не подумал, будто я задыхаюсь.
Алоизий открыл дверь на площадке четвертого этажа, и мы вышли в длинный белый коридор. Я старалась не выдавать, как напугана. Как, скажите на милость, здесь не заблудиться?
– Ваша комната, – произнес он, остановившись перед одной из дверей, неотличимых друг от друга.
Я повернула ручку из латуни. Комната была скромной и непритязательной. На столике горела масляная лампа, освещавшая узкую кровать и единственный стул. Почти половину пространства занимал шкаф, слишком большой и роскошный для комнаты, предназначавшейся для прислуги. Окно закрывали плотные занавески из добротной саржи. У противоположной от шкафа стены стояли мои сундуки. Лакеи давно ушли.
– Умывальная через три двери, – заметил Алоизий. – Я вернусь за вами через полчаса. Вам хватит этого времени?
После долгой дороги и стольких впечатлений мне хотелось одного – рухнуть на неудобную кровать и уснуть. Но нужно работать.
– Да, конечно, – заверила я.
Камердинер кивнул и развернулся, чтобы уйти.
– Месье Клемо, подождите!
Он остановился, по-прежнему стоя ко мне спиной.
– Я не могу приступить к делу, не зная ничего. Вы можете что-то сказать о треморе? Это как воспаление легких?
– Неужели вы полагаете, что вас вызвали бы во дворец из-за обычной простуды? – В его голосе не слышалось злости, но его ответ вызвал во мне раздражение.
– Горячка?
Он не ответил, и я не сразу решилась озвучить самую страшную догадку:
– Чума?
Алоизий обернулся и в упор посмотрел на меня. В его бледных глазах промелькнуло что-то похожее на жалость.
– Нет. Не чума.
Я не успела вздохнуть с облегчением, как он добавил:
– Боюсь, все гораздо серьезнее.
Глава 23
ЗЕРКАЛО В УМЫВАЛЬНОЙ было совсем небольшим, и рассмотреть себя целиком не представлялось возможным.
Впрочем, это не имело значения. Выглядела я ужасно. Нервная, бледная и уставшая. Я поправила зеркало и заметила, что косы, уложенные короной на моей голове, совсем растрепались. Я, как могла, подколола их шпильками и принялась чистить юбку. Подол был забрызган грязью, уже успевшей засохнуть. Веснушки у меня на щеках резко выделялись на фоне пепельно-бледной кожи, глаза казались огромными и уставшими. Голос принца эхом звучал в голове, пока я изучала эти ненавистные рыжие крапинки, рассыпанные по лицу. Я ущипнула себя за щеки, пытаясь создать румянец.
– Неважно, сколько у тебя веснушек, – сказала я, борясь с нарастающей тревогой. – Тебя привезли сюда не красоваться, а лечить короля. Ты единственная, кто может ему помочь.
Завершив эту жалкую вдохновляющую речь, я кивнула своему отражению и вышла из умывальной.
Алоизий ждал меня в коридоре, стоя навытяжку, руки по швам, и я испугалась, что слишком задержалась. Хотя, возможно, он был из тех, кто всегда приходит раньше назначенного времени. Рядом с ним ждал лакей с небольшой тележкой на колесиках. Камердинер окинул меня строгим взглядом, без сомнения замечая все недостатки.
– Не думал, что целительница, благословленная богами, будет выглядеть так… помято, – наконец произнес он.
Стыд обжег мои щеки, но я гордо расправила плечи.
– Уверена, придворные лекари и прорицатели одеваются лучше, – сказала я, стараясь сохранять спокойствие. – Если вы полагаете, что я должна нарядиться, спасая жизнь короля, я буду рада…
Мое возмущение не произвело впечатления на Алоизия. Он лишь небрежно взмахнул рукой:
– Герво заберет все, что вам может понадобиться. – Он указал на тележку.
Я поспешила в комнату и вытащила в коридор сундуки с лекарствами и лекарский саквояж. Герво уложил их на тележку и куда-то повез. Должно быть, в королевские покои.
– Следуйте за мной, – велел Алоизий.
Я попыталась сосчитать двери между моей комнатой и концом коридора, но сбилась после первой дюжины. От однообразия у меня разболелась голова.
Мы свернули в переход и подошли к лестнице. Я взглянула вниз через перила, и у меня закружилась голова от такого количества ступеней, но, к счастью, Алоизий остановился на первой площадке. Перед дверью, украшенной инкрустацией из драгоценных камней, стояли стражники с алебардами. Хотя это было старинное оружие, оно все равно выглядело грозно.
– Это новая целительница, мадемуазель Трепа́, – сообщил им камердинер, и стражники посмотрели на меня. Они быстро отвели взгляды и снова уставились прямо перед собой, словно высматривая вероятных врагов, и лишь один ободряюще мне улыбнулся. Он сдвинулся с места, чтобы открыть дверь, но Алоизий поднял указательный палец, призывая не торопиться.
– Это личное крыло королевской семьи, – сообщил он мне и предостерегающе выгнул бровь.
Он так плохо обо мне думал? Возможно, моя одежда помята с дороги и изрядно потрепана, но это не значит, что я стану бегать по дворцу, как одичавший ребенок.
Я выдержала его взгляд и тоже приподняла бровь. Когда стало ясно, что никто из нас не собирается уступать, он кивнул стражникам, и те поспешили открыть нам дверь и пропустить в королевские покои.
Как бы я ни старалась изобразить равнодушие, не смогла сдержать вздох восхищения. Одна прихожая оказалась настолько просторной, что могла служить бальным залом. Ее освещали три огромные хрустальные люстры, рассыпавшие переливчатые радужные блики по черному с золотом потолку. Две стены были полностью зеркальными. Многочисленные отражения усиливали свет свечей, так что здесь было светло, как в солнечный летний полдень.
Пряча улыбку, Алоизий дал мне пару минут насладиться окружающим великолепием. Я медленно поворачивалась, разглядывая картины в позолоченных резных рамах, мраморные колонны и прочую невероятную роскошь. Мои ноги погрузились в мягкий черный ковер. Мне хотелось провести пальцами по его толстым ворсинкам, но я сомневалась, что камердинер одобрит подобное поведение.
Алоизий сделал мне знак подойти ближе к большому портрету. Никогда я не чувствовала себя такой маленькой и ничтожной, как в те минуты, когда смотрела на коронованную фигуру на полотне. Устремленные вдаль, голубые, как незабудки, глаза будто оценивали окружающую обстановку и находили ее недостаточно пышной. Тонкие губы кривились в едва различимой усмешке. Скипетр лежал у него на коленях. Интересно, подумала я, он не хотел держать скипетр в руках, когда позировал для портрета, или художник специально оставил забытым этот символ королевской власти, пытаясь намекнуть на некий скрытый смысл?
– Король Марниже, – пояснил Алоизий, хотя в этом не было необходимости. – Спустя несколько месяцев после восшествия на престол.
– Он очень красивый, – пробормотала я, разглядывая тщательно прорисованные золотистые волосы и гордый орлиный нос.
– В юности он был красавцем.
Я обернулась к камердинеру:
– Вы давно ему служите?
Он кивнул:
– С тех пор как он был юным принцем. И поэтому все… еще тяжелее.
В моей груди, как черная тень, шевельнулась тревога. Во что я ввязалась?
– Ну что, пойдемте, – тихо проговорил он. Его голос стал мягче и звучал почти с нежностью.
Сколько целителей побывало здесь до меня? Сколько лекарей приходило во дворец, похваляясь своими умениями и зельями, которые якобы исцелят любую хворь, а на деле оказывались бесполезными? Сколько раз Алоизий проводил этот тур по королевским покоям? Неудивительно, что он держится неприветливо и сурово.
Бросив последний взгляд на портрет, я молча кивнула. Алоизий провел меня по коридору, и я не могла не заметить, что теперь он не вышагивал впереди, а шел рядом со мной. Мы остановились перед резными дверями из черного дерева. Изобилующая тончайшими деталями пасторальная сцена была вырезана так, что фигуры казались объемными. Здесь были деревья: плакучие ивы с ветвями, свисающими до земли, и высокие сосны с крошечными дятлами на стволах. Здесь была мельница с водяным колесом, выполненным настолько искусно, что мне захотелось протянуть руку и проверить, крутится оно или нет. Блестящий лак, покрывавший дверь, слегка истерся на мельничном колесе. Видимо, я была не единственной, у кого возникало желание его потрогать.