У меня по щекам разлился жаркий румянец. Я не привыкла оказываться в центре внимания. Все внимание всегда доставалось больному, а не той, кто пытается его излечить. Но теперь глаза короля, как два луча света, были направлены на меня.
– Я… я не знаю, ваше величество.
Он отпил кофе, по-прежнему не сводя с меня взгляда.
– Ты не похожа на лентяйку и слишком худая для греха обжорства.
Я улыбнулась, надеясь, что его маленькая игра на этом и завершится.
– Однако ты очень хорошенькая, – продолжал он, не обращая внимания на мое смущение. – Возможно, твой грех – тщеславие.
Я наигранно рассмеялась:
– Откуда взяться тщеславию, когда у тебя на лице столько веснушек?
Он кивнул, соглашаясь:
– Значит, что-то другое. Твои лекарские таланты? Добиться громкой славы в своем ремесле в столь юном возрасте… наверняка ты гордишься собой, разве нет?
Я никогда не считала свои умения и знания предметом гордости или самолюбования, но, возможно, король прав. Меррик одарил меня многими талантами, и ударяться в чрезмерную скромность было бы лукавством.
– Да, ваше величество. Вы верно догадались. А теперь, если вы закончили завтракать, я хотела бы вас осмотреть.
– Похоть.
Слово упало резко и тяжело, как топор лесоруба вонзается в дерево. Лезвие вгрызается в ствол. Мне вспомнился кошмарный сон, в котором я млела в объятиях Леопольда, отдавая ему свое тело – отдавая всю себя, – и у меня на щеках вспыхнули алые пятна.
– Наверное, зависть, – ответила я откровеннее, чем собиралась. – Желание завладеть чем-то, что мне недоступно.
Марниже сочувственно цокнул языком:
– В этом трудно признаться, не так ли? А представь, как унизительно, когда свидетельства твоих слабостей проступают у тебя на теле и весь мир видит их и осуждает.
Я снова встретила его взгляд, и меня захлестнула волна сострадания.
– Я не буду вас осуждать. Никогда, ваше величество.
– Рене, – неожиданно сказал он. – Называй меня Рене.
– Рене. – Я нервно сглотнула, собираясь с духом. – Мы можем поговорить наедине?
Он обвел взглядом комнату:
– Мы и так наедине.
Я указала глазами на Алоизия, двух лакеев и четырех стражников у двери.
– По-настоящему наедине.
– Ты собираешься меня убить, юная целительница? – Король выдержал паузу, но его шутка не произвела ожидаемого впечатления.
– Конечно, нет, ваше вели… Рене. – Я улыбнулась, изображая беспечность, хотя в сердце закралась тревога, а в горле встал ком дурного предчувствия. Но, возможно, придется, добавила я про себя.
Пристально глядя на меня, король махнул рукой, и все вышли из комнаты. Алоизий замешкался на пороге, на его обычно невозмутимом лице читалось любопытство, но в конце концов он тоже нас оставил.
Когда дверь закрылась, Марниже нахмурился и сжал губы в суровую линию.
– Я умираю, не так ли? Ты поэтому и попросила всех отослать? – Он сделал медленный глубокий вдох и сжал колени руками. – Сколько мне осталось?
Я испуганно вздрогнула:
– Нет. Я совсем не имела в виду… Это вовсе не то, что я… – Я беспомощно замолчала и покачала головой. – Давайте начнем сначала, хорошо?
Король кивнул, но его лицо оставалось мрачным и напряженным. Я облизнула пересохшие губы, не зная, что сказать. В большинстве случаев у меня не было необходимости применять дар Меррика на пациентах. Они обращались ко мне с самыми обыкновенными болезнями, требующими обыкновенного лечения: переломы – гипсовых повязок, летние простуды – теплого супа и отваров из трав. Мне не требовалось перепроверять свой диагноз, потому что я знала, что надо делать, чтобы прогнать хворь.
– Первым делом вы примете ванну, – решила я.
Я смою с его лица золотницу, а затем как бы случайно приложу руки к его щекам.
– Я уже принимал ванну сегодня утром, – заворчал он.
– Да, но… – Я помедлила и обвела взглядом комнату. Мой лекарский саквояж стоял на столике, где я оставила его вчера вечером. – Не с моими микстурами. Где ваша ванная комната?
– Там. – Он указал на дверь в глубине спальни.
Огромная ванна из белого фарфора стояла на бронзовых львиных лапах. Изогнутая позолоченная труба возвышалась над ней, как лебединая шея. Покрутив ручки кранов, я с удивлением обнаружила, что холодная и горячая вода льется прямо из труб.
Когда ванна наполнилась теплой водой, я добавила в нее немного экстракта тысячелистника и листьев орешника и несколько капель эфирного масла бальзамина. Ванная комната наполнилась запахом свежей зелени.
– Вяжущие вещества, – пояснила я.
Марниже застыл на пороге, наблюдая за мной.
– Мне… мне надо раздеться? – неуверенно спросил он.
– Сделайте милость.
Я отвернулась и принялась изучать узор из черных мраморных плиток на дальней стене, пока не услышала, как король опустился в ванну.
– Какая роскошь, – произнес он и провел пальцами по воде. – Я будто в парной, где мне будет прислуживать гарем юных красавиц.
– Мне жаль вас разочаровывать. – Я проверила температуру воды и добавила еще несколько капель масла.
Марниже откинулся на бортик ванны, блаженно прикрыв глаза.
– Посидите пару минут, а потом я попробую нанести мазь, чтобы вытянуть золотницу. На этот раз медленно и осторожно. Начнем с лица.
Я покопалась в саквояже и нашла порошок древесного угля и несколько необходимых эссенций. Я смешала их в миске, добавив немного косметической глины и маленькую ложку меда.
– Больно не будет? – встревожился король, когда я подошла к нему с миской.
– Вовсе нет, – ответила я, опустившись на колени. – Представьте, что вы нежитесь в теплой воде в окружении юных красавиц.
Он рассмеялся и снова закрыл глаза. Я начала со лба, покрыв его толстым слоем лечебной пасты, а затем провела линию по переносице. Размазала немного пасты по его вискам, а затем бережно и осторожно обхватила ладонями его щеки.
Глава 29
ЧЕРЕП, ПОКРЫВАВШИЙ ЛИЦО Рене Марниже, был не похож на те черепа, что я видела раньше. Он был черным, гладким и маслянистым на вид, как смола. Жуткий и уродливый по сравнению с точеным профилем короля.
Череп скалился в своей обычной злорадной ухмылке. Хотя в пустых впадинах не было глаз, я чувствовала, как он наблюдает за мной с хищным интересом, довольный своим появлением. Довольный, что все испортил.
У меня сжалось сердце. Череп. Знак смерти. Королю Марниже назначено умереть. Королю Марниже назначено умереть, а мне – его убить.
Мне стало дурно от одной только мысли, что он будет преследовать меня, еще один призрак в моей коллекции. Хотелось заплакать, когда я представила его длинную темную тень, скользящую следом за мной и подступающую все ближе. Когда-нибудь я оступлюсь и позволю ему подойти слишком близко. Его костяные, истлевшие пальцы прикоснуться ко мне, и тогда…
Страшная мысль оборвалась, перекрытая другой, еще более жуткой мыслью. Череп требовал, чтобы я убила не обычного человека. А короля. Моего короля. Моего государя. Я обагрю руки в королевской крови. Одна мысль об этом равнялась государственной измене.
Я слышала, что происходило с людьми, которые осмелились лишь не согласиться с королем. Их привязывали в колодках к позорному столбу и держали так несколько недель, и каждый, кто проходил мимо, мог швырнуть в них протухшей едой, плюнуть в лицо и подвергнуть любым издевательствам. Марниже был скор на расправу и страшен в гневе.
Если меня поймают на попытке отравить короля, какими бы добрыми ни были мои намерения… Я содрогнулась. Меня приговорят к смерти. Без возможности оправдаться. Казни проходят на главной площади Шатолеру, где установлена плаха. В роли палача выступает храмовый священник с длинным кривым мечом. Весь город собирается посмотреть, как преступнику рубят голову.
Суровый жрец в капюшоне отрубит голову и мне. Но я не умру. Не в первый раз. Я представила, как моя отрубленная голова оживет в нескольких ярдах от мертвого тела, когда в пещере Меррика зажжется вторая свеча. Я услышу крики толпы – крики ужаса и восторга, которые сменятся паническим страхом. Наверняка люди примут дар Меррика за проявление мерзкого темного колдовства и растопчут меня, а моя вторая свеча сгорит под натиском их мстительной ярости. А следом и третья. Три мои жизни закончатся в считаные минуты.
И тогда для чего я жила? В чем смысл моего появления на свет? И что будет дальше? Последуют ли призраки за мной в загробный мир, вечно преследуя своего убийцу?
Я не знала, что ждет за последней чертой – было страшно спросить у Меррика, – но вряд ли там найдется неограниченный запас соли. Мне не хотелось об этом думать. Я не выдержу этих мыслей.
– Хейзел, – позвал король, вырвав меня из задумчивости. В его голосе слышались нотки тревоги. Он обращался ко мне уже не в первый раз.
– Ваше величество?
– Ты перестала наносить мазь. Все в порядке?
Я убрала руки, и череп исчез, но я все равно видела его жуткие контуры, словно выжженные у меня на сетчатке. Призрачный отпечаток, белый, как кость, закрывающий лицо короля не хуже маски.
Он открыл глаза – яркие, как сапфиры, – и посмотрел на меня сквозь пустые глазницы фантомного черепа.
– Все хорошо, ваше величество, – заверила я и потянулась к саквояжу. Я сделала вид, что ищу лекарства, которых там не было. Которых в принципе не существует. Потому что король должен умереть, умереть совсем скоро, и от моей руки. – Я задумалась.
Мои пальцы дрожали, перебирая флаконы с наперстянкой и болиголовом, олеандром и клещевиной. Сердце бешено колотилось в груди, все быстрее и быстрее. В глазах помутилось, и мне стало нечем дышать. Комната закружилась, грозя опрокинуться. Как в тумане, я поняла, что у меня нервный припадок. Паника захлестнула меня с головой, и я пошатнулась на ослабевших ногах.
– Долго еще держать мазь? Уже начинает покалывать кожу. – Он вздохнул и прошептал с надеждой в голосе: – Лечение действует?