– Это был мой выбор, моя рука, – мягко проговорил он, словно эти слова должны были меня успокоить. Но они не уняли тревогу. Наоборот.
– Наверное, это ужасно больно. – Я указала на шрамы, пересекавшие его переносицу крест-накрест.
– Служить Разделенным богам – великая честь.
Мне хотелось спросить, что Раздор и остальные Разделенные боги думают о братстве Излома, как они относятся к смертным, пытающимся копировать их разъятую внешность. Мне не верилось, что Благодать одобряет подобную практику. Я почти слышала, как она раздраженно цокает языком.
– Ты здесь счастлив? – Я сморщила нос, пытаясь перефразировать вопрос. – Не только в Шатолеру, но и… здесь. – Я взмахнула рукой, обозначая иные, горние выси.
– Исключительно счастлив, – ответил он. – Да, когда мы виделись в последний раз… – Он вздохнул. – Как и ты, я не искал этот путь, но мне радостно осознавать, что путь нашел меня. Тот день, когда верховная жрица Инес выбрала меня из наших братьев и сестер… это был лучший день в моей жизни, Хейзел. Честное слово. Это мое призвание, мое место в мире. И… – Он оглядел ряды коек. – Нам предстоит многое сделать. Особенно сейчас, когда на севере поднялся мятеж. – Его глаза потускнели, блаженный свет погас.
– Ты привез сюда осиротевших детей, – сказала я, пытаясь перевести разговор на интересующую меня тему. – Те три девочки с Амандиной, ты знал, что они…
Он печально кивнул:
– Дочери Женевьевы и Матильды, мои племянницы. Наши племянницы, – быстро поправился он. – Они… им неизвестно, кто я такой. – Он с беспокойством взглянул на меня. – Ты рассказала им о себе?
Я покачала головой:
– Мне показалось, что это будет неправильно… По крайней мере, сейчас.
Он кивнул.
– Во дворце нет никаких новостей о стычках с повстанцами, – добавила я.
Его лицо потемнело.
– Это не стычки. Это резня, кровавая бойня. Армия Бодуэна вырезает города за ночь. Они бросают тела гнить на полях. Сваливают мертвых в реки. Они отравляют землю и воду. Некому ухаживать за посевами, некому кормить скот. Зимой многие умрут от голода. А дети… – Он вздохнул. – Может, я выскажусь жестко, но королю Марниже нужно забыть свою скорбь и что-то предпринять. Небольшие воинские отряды пытаются сдержать продвижение Бодуэна, но они разрознены. У них нет организации. Нет сильного лидера. Марниже – хороший король. Он может остановить эту бойню и закончить войну.
Я разгладила юбки, обдумывая ответ.
– Ты что-то недоговариваешь, – заметил Берти, догадавшись, что меня что-то тревожит. Берти всегда читал мои настроения как открытую книгу.
– Ты должен дать слово, что никому не расскажешь, но… король не просто скорбит, – еле слышно произнесла я. – Он болен.
Лицо Берти просветлело.
– Так вот почему ты сейчас при дворе! Ты приехала вылечить короля? Ах, Хейзел. Удача благоволит Марниже! Какое блаженство! Какая радость!
Его пальцы сплелись с моими и стиснули их до боли. Мне захотелось вырвать у него руку и отодвинуться подальше. Его пылкое благоговение перед богами граничило с манией. В этом неистово набожном послушнике было невозможно разглядеть прежнего Берти.
– Объясни ему, что он нужен народу. Что его подданные ждут его возвращения. Пусть он исполнит свой долг, и тогда…
– Все не так просто.
Его улыбка стала печальной.
– Я понимаю, ты знаешь, что делать, но…
– У короля тремор, – прошептала я, заставив брата замолчать. – От этого нет лекарства.
– И все же, – упорствовал он. – Пока нет лекарства. Но ты над этим работаешь, да?
Я уставилась на свои руки. Руки, убившие стольких людей. Руки, которым предназначено убить короля.
– Да… но он очень болен…
В комнате воцарилась тишина. Она расползалась по каменным стенам, заполняла пространство, искажала его и пятнала, как чернила, пролитые в таз с водой. И эту воду уже не очистить.
– Ты сдалась? – спросил Берти, и в его голосе слышалось обвинение.
– Это трудно объяснить.
– А ты попробуй, – сказал он, прищурившись. – Попробуй объяснить, почему тебе хочется, чтобы трон занял варвар, обагривший руки кровью стольких людей. Слабых женщин. Детей. Попробуй объяснить.
– Мне не хочется, чтобы Бодуэн занял трон, – возразила я, ощетинившись.
– Но так и будет, если ты дашь королю умереть.
– Я не даю ему умереть. Тремор неизлечим, от него нет лекарства. И Бодуэн не взойдет на престол. Трон унаследует Леопольд.
Берти невесело усмехнулся:
– Еще один дивный выбор. Леопольд ничего не смыслит в управлении страной. Он должен вести войска в бой, сражаться со своим дядей, удерживать фронт, а где он сейчас?
Мой брат сказал правду, и все-таки не совсем.
– Его мать умерла меньше года назад. Его отец тяжело болен.
– Так вылечи его отца! – Берти почти кричал. Его голос разносился по залу яростным эхом. – Ты должна найти лекарство, Хейзел, – произнес он тише. – Если король умрет, страна погрузится в хаос.
Когда он умрет, мысленно поправила я. Когда я его убью. Мой взгляд уперся во фреску с Разделенными богами.
– Мне пора, – сказала я.
Мне вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Как можно дальше от брата.
– Во дворец? – рассеянно спросил он, и я заметила, что он тоже смотрит на фреску. – Чтобы найти лекарство и спасти короля?
Я пожала плечами, чувствуя невероятную усталость. У меня не осталось сил для объяснений.
Он облизнул рассеченные губы, его тело напряглось от нерастраченной энергии. Он походил на большого кота, готового наброситься на добычу.
– Перед тем как уйти, тебе следует испросить благословения богов. Помощь свыше будет нелишней.
– Да, – согласилась я, но мой голос звучал бесцветно и пусто.
Берти прикоснулся к бронзовой трубке, висящей на его ожерелье, и я подумала, что сейчас он приложит ее к моему лбу и прочитает молитву братства Излома. Но он поднес трубку к губам.
– Благодать благоволит смелым, – пробормотал он и дунул в нее, как в свисток.
Глава 32
ОТ ЭТОГО ЗВУКА у меня заломило зубы. Он был громче любого свиста, созданного в мире смертных. Такой жуткий свист могли сотворить только боги. Он был таким неправильным и неестественным, что у меня заболели уши. Я зажала их руками, но ощущала, как звук отдается во всем теле. От него кровь стыла в жилах. Когда свист затих, я осмелилась опустить руки.
– Что это было?
– Тебе нужно благословение, – спокойно ответил Берти.
Он повернулся ко мне, его широко распахнутые глаза светились. Он выглядел опьяненным, одержимым силой, превышающей земные пределы. Он выглядел безумным.
– И кто же, как не Благодать, даст тебе благословение?
– Ты призвал Разделенных богов? – в ужасе прошептала я. – Ты можешь их вызвать?
Берти вытянул перед собой покрытые шрамами руки, словно это и был ответ.
– О, малышка смертная, мы снова встретились. – Два голоса, объединенные в один, доносились из дальнего угла комнаты, где сгустились тени. Темные и неестественные в солнечный день.
Потом тени двинулись, и Разделенные боги вышли на свет. Я нахмурила брови.
– Мое почтение, Благодать, Раздор.
В последний раз я видела их, когда мне было двенадцать лет, и убедилась, что они совершенно не изменились. Да и с чего им меняться? Это бессмертные боги, нестареющие и вечные. И все-таки на их лице лежала едва уловимая печать перемен. Их глаза, лишенные радужек и зрачков, стали полнее и тяжелее от неподъемного груза собранных ими знаний.
Берти упал ниц, прижался лбом к каменному полу и выставил руки перед собой ладонями вверх, словно надеясь поймать все до единой крупицы божественной благодати своих покровителей.
– Владыки, приветствую вас! Благодарю, что откликнулись на мой зов. Благодарю, что почтили нас своим присутствием. Благодарю, что…
Не удостоив его ни единым взглядом, Разделенные боги перешагнули через его распростертую фигуру, будто он был лишь узором на каменной плитке.
– Что во всех смертных мирах могло привести в наш храм дочь бога Устрашающего Конца? – спросил Раздор и обвел взглядом комнату. – Здесь все по-другому.
– Мне… стало плохо… когда я работала во дворце, – осторожно проговорила я. – Меня привезли сюда на лечение.
– Кто излечит целительницу? – задумчиво произнесла Благодать, словно размышляя над сложной загадкой.
– Очевидно, что наши служители, – проворчал Раздор. – Что-то здесь изменилось. Раньше тут не было кроватей.
– Мы поставили их для детей, – сказал Берти, по-прежнему прижимаясь лбом к полу.
Разделенные боги удивленно взглянули себе под ноги, будто только сейчас заметили его.
– Вы наверняка знаете моего брата Берти.
Он осмелился поднять глаза и почтительно кивнул. Раздор скользнул взглядом по его шрамам.
– Конечно, знаем. Бертран – один из самых ревностных братьев Излома. Разве его преданность не… впечатляет? – Он усмехнулся и подмигнул мне, зная, что меня она точно не впечатляет.
– А что за дети? – поинтересовалась Благодать, глядя на ряды коек.
– Расколотый храм приютил детей, осиротевших во время восстания незаконнорожденного принца, – объяснил Берти, четче и лаконичнее, чем сумела бы я.
– Бодуэн затеял войну? – Благодать стала серьезной. – Не с твоей ли подачи, братец?
Раздор обиженно сморщился:
– Почему я всегда виноват, если что-то идет не так? Если король хочет остаться у власти, возможно, он должен принять меры.
Берти решился заговорить:
– Он не может, владыки. Он болен. Я поэтому и призвал вас.
– Марниже болен? – нахмурилась Благодать.
Я кивнула. Раздор с любопытством наклонил голову набок, пряча довольную улыбку.
– И чем же он болен?
– У него тремор, – ответила я. Боги молчали. – Случай… тяжелый.
– Так исцели его, – предложил Раздор, словно это было простейшее дело на свете. – Это же твоя работа, как понимаю. Исцелять больных.