Глава 39
– МЕРРИК, Я ВСЕ ОБЪЯСНЮ. Я…
Я не успела договорить, он взмахнул рукой, и я отлетела назад – сквозь горящие свечи, через всю пещеру – и ударилась о каменную колонну у дальней стены. Этот удар должен был раздробить мои кости и расколоть череп, но я чудом уцелела. Это было странно, страшно.
– Что ты наделала? – повторил Меррик.
В мгновение ока он оказался рядом и поднял меня с пола, как тряпичную куклу, держа за шею.
Я почувствовала, как порвалась цепочка на ожерелье Разделенных богов, оно упало на пол и затерялось в темноте. Я корчилась, брыкалась и задыхалась. Я искала слова, которые помогут мне спастись, но их не было. Перед глазами плясали черные звезды, я чувствовала, как слабеют и обмякают мои мышцы, но, прежде чем меня поглотила благословенная тьма, Меррик отшвырнул меня в сторону с криком ярости и отвращения.
– Прости меня, – прохрипела я, пытаясь пробить брешь в стене ярости, которую он воздвиг вокруг себя. – Меррик, я…
– Ты видела череп, – прорычал он, оборвав мои жалкие мольбы.
Я попятилась в страхе, что он ударит меня еще раз, и слабо кивнула.
– Ты видела череп и все равно сделала то, что сделала. – Его рука метнулась к новой свече короля, затерявшейся в море мерцающих огоньков. – Ты понимаешь, что натворила?
Я покачала головой, напрягая мышцы и сжимаясь в комок, чтобы сделаться как можно меньше.
– Это была твоя свеча, Хейзел. Твоя жизнь! Ты представляешь, чего мне стоило добыть для тебя эти свечи?
Я согнулась, прижавшись лбом к холодному камню:
– Нет.
Меррик издал крик досады и ударил кулаком по колонне. Она разлетелась вдребезги, осыпав нас каменными осколками. Один из них резанул меня по щеке, но я не думала о себе. Я думала только о крестном, который поморщился и тряхнул разбитой рукой.
– Меррик! – в тревоге воскликнул я.
Он снова тряхнул рукой и отошел от меня, изрыгая проклятия.
– Глупая девчонка, – процедил он сквозь зубы. – Глупая, безмозглая девчонка.
– Я не могла поступить иначе, – прошептала я, касаясь губами камней.
От его горького смеха, подобного грохоту грома, у меня заболела грудь.
– Да, я… – Я не знала, как объяснить. – Идет война… осталось столько сирот… Его дочь написала ему письмо, и… – То, что я говорила, звучало глупо и неправильно. Слишком слабые оправдания по сравнению с тем, что я совершила.
– В мире всегда будут войны. Всегда будут сироты.
– Да, но… – Я осеклась. Я не собиралась его убеждать, что сделала доброе дело. Дела смертных его не волновали. Его волновала лишь я, его крестница, единственный человек, для которого нашлось место в его божественном сердце. – Если бы я сделала то, чего хотел череп, на моей совести были бы смерти тысяч людей. Не только короля Марниже, но и тех, кто погиб потому, что монарх не смог их защитить. – Мой голос сорвался. – Да, Меррик, я ослушалась тебя. У тебя есть право злиться, но я не могла допустить, чтобы столько душ преследовали меня до конца жизни. Я бы не выдержала.
Он прищурился, размышляя над моими словами. Его глаза превратились в узкие щели цвета горящих рубинов. Несомненно, он все еще злился, но я видела, что его злость смягчается любопытством.
– Жизни, которые ты забрала, тяготят твою совесть?
– Конечно.
Он нахмурился:
– Как странно.
– Вовсе не странно.
– Я всегда гордился тобой, когда ты спасала жизни в минуты высшего милосердия. Но ты помнишь лишь тех немногих, кого проводила?
Я пожала плечами:
– Я не знаю ни одного из спасенных. Не знаю наверняка. Но те, кого я… – Мне было сложно произнести это.
Меррик задумался:
– Освободила.
– Убила, – поправила я, невесело усмехнувшись. – Это люди, которых я знала. Родные, соседи, знакомые. – Я подумала о призраке Кирона, который повсюду ходил за мной, как собака на поводке. – Люди, которых я любила. Вот почему я их помню. И никогда не забуду.
Они не дадут мне забыть. Всегда будут рядом, стремясь подобраться ближе.
– Я их вижу, – призналась я шепотом.
Я наконец открыла Меррику свой темный секрет. Спустя годы после того, как он наложил на меня это проклятие.
Меррик смотрел на стену крошечных огней.
– Я… Наверное, для тебя это естественно… чувствовать ответственность, помнить о них, – произнес он. – Но я уверен, со временем…
– Нет, – перебила я. Никогда прежде я не позволяла себе перебивать крестного, но сейчас был важный момент, и мне не хотелось, чтобы он сказал что-то не то. – Я их вижу. Постоянно. Они всегда где-то рядом, всегда следуют за мной.
– Воспоминания, – сказал он.
– Призраки. Мертвецы.
Меррик расправил плечи и пристально посмотрел на меня:
– Это невозможно.
Я уставилась ему в глаза, используя силу молчания, чтобы донести до него свою мысль.
– Хейзел, я…
Никогда прежде я не видела Меррика в такой растерянности.
– Они все время со мной. Папа и мама. Кирон, – добавила я, и глаза защипало от слез. – Я держу их на расстоянии с помощью соли, но это не самая крепкая защита. Они наседают, пытаются подобраться как можно ближе, ждут, когда я забудусь, ослаблю бдительность, ждут, когда истончится солевой барьер и можно будет меня схватить…
Я всхлипнула, вспомнив их прикосновения, похожие на липкую паутину, и жуткое тянущее ощущение, когда они забирали мои воспоминания и мне казалось, что от меня остается лишь опустошенная оболочка вины и боли.
– Я не могла допустить, чтобы к ним присоединился еще и король. И жертвы Бодуэна. В мире не хватит соли, чтобы удержать полчища призраков. Они бы прорвались. Они бы меня задушили. Я бы в них утонула. Меррик… – Мой голос сорвался, по щекам потекли слезы. – Прости меня. Пожалуйста. Я не хотела идти против тебя. Не хотела идти против черепа. Но я не могла иначе… Не могла.
Меррик вздохнул, и я почти ощутила, как жар его гнева погас. Он зашагал вдоль ряда свечей, и я поняла, что он направляется к постаменту, к моей оставшейся свече.
Помедлив, я осторожно двинулась следом за ним. Он протянул руку и провел пальцем по моей незажженной свече. Очень нежно и трепетно, словно это была не восковая свеча, а румяная круглая щечка новорожденного младенца.
– Больше никогда так не делай. – Его голос звучал как низкий, сердитый рык.
Это была не просьба, не пожелание на будущее. Это был приказ, ясный и четкий. Его нельзя нарушать даже из самых благих побуждений. Никогда. Ни за что. Какой бы правильной и благородной ни казалась причина.
Он посмотрел на меня, и его рубиновые глаза вспыхнули опасным огнем. В них читалось последнее предупреждение.
– Я разберусь с этими призраками. Я… – Он замолчал, не сформулировав мысль до конца. – Но больше никогда так не делай.
Мне оставалось только кивнуть и склонить голову. Я стояла, не поднимая глаз, и смотрела на край развевающегося плаща Меррика, будто сотканного из теней, которые сливались с тенями на каменном полу. Мне хотелось заплакать под тяжестью его гнева и ожиданий, но я знала, что это мое наказание – стойко вынести все, что обрушит на меня крестный.
– Спасибо за понимание, Меррик, – прошептала я и вздрогнула, когда его руки сжались в кулаки. Я осмелилась поднять голову и встретиться с ним взглядом. – За твое милосердие. Я его не заслуживаю.
– Да, – согласился он. – Не заслуживаешь. И если что-то подобное повторится, прощения не будет.
– Конечно, – быстро проговорила я. – Я даю слово, Меррик. Больше такого не будет.
Бог Устрашающего Конца отвернулся от меня и разочарованно покачал головой. Прежде чем я успела придумать, что сказать, чтобы его задобрить, он щелкнул пальцами и отправил меня обратно в Шатолеру.
Глава 40
– Я ТУТ ПОДУМАЛ… – начал Марниже, и я напряглась от серьезности его тона.
Неделю назад я вернулась из пещеры Меррика и обнаружила, что король так и лежит в ванне. Он пришел в себя, но не помнил припадка. Он не знал, сколько времени пробыл в воде, и не догадывался, что его жизнь висела на волоске.
Я помогла ему выбраться из вонючей воды и натерла его легкой мазью из листьев орешника и окопника. Мы ждали, сколько еще черной золотницы выйдет наружу. Но не проявилось ни капли.
Король смеялся от удивления и тыкал в себя пальцем, пытаясь выдавить черноту, которой не было, а я притворялась изумленной. Мы ждали, что будет дальше. Его кожа оставалась чистой. Она оставалась полностью чистой в тот день. И на следующий.
Я предупредила его, что сейчас ему нужен покой, чтобы не спровоцировать рецидив. Я боялась, что чудесное исцеление будет выглядеть подозрительно, и поэтому несколько дней смазывала его кожу маслом шиповника и семян облепихи и накладывала компрессы, чтобы скорее залечить повреждения от золотницы и скрыть от придворных, как быстро мне удалось вылечить короля. Я навещала его несколько раз в день, меняла повязки, поила восстанавливающими чаями и делала ему горячие ванны с успокаивающими настоями.
Марниже так радовался своему выздоровлению, что даже не поинтересовался, как сработало лекарство. Но теперь…
– Что вы подумали, ваше величество? – осмелилась спросить я. Я осматривала его спину и накладывала лечебную мазь на особенно неприятную рану, где ком золотницы разорвал кожу. Она хорошо заживала, но шрам, несомненно, останется.
– В последние дни я только и делаю, что размышляю.
– И это правильно. Вам нужен отдых, – бодро проговорила я, пытаясь отсрочить неизбежное.
Он задумчиво хмыкнул:
– Так вот, я подумал. Ты так хорошо обо мне позаботилась…
Я напряглась, пытаясь придумать убедительные отговорки.
– …и надо решить вопрос об оплате.
Я немного расслабилась. Если он думает об оплате, значит, считает, что я больше ему не нужна. Я смогу вернуться домой и заняться поиском лекарства от тремора.
– Мне сказали, что обычно с тобой расплачиваются по системе обмена, едой или домашним скотом…