Он вскинул руку, не давая мне договорить, и покачал головой:
– Не отступай от своих благородных убеждений. – Он секунду помедлил. – Я полагаю, что от подобных тяжких дум ты ужасно устала. Я надеюсь… В общем, больше не смею тебя задерживать.
– Лео. – Слово само сорвалось с языка, короткое, и знакомое, и до боли сокровенное. Но я не знала, как продолжить. Не знала, как смягчить удар. – Я… Надеюсь, сегодня вечером вы хорошо повеселитесь.
Его улыбка была бледной, слегка грустной.
– Добрых снов, целительница.
Солнечный свет сочился сквозь шторы. Янтарно-золотистый предвечерний свет. Я застонала и перевернулась на другой бок, зарывшись в гору подушек, а затем вспомнила о прошлой ночи и с радостным криком вскочила с кровати. После месяца бесплодных попыток, после тысячи неудач я наконец нашла лекарство.
Это была черная смолка, смола деревьев, зараженных особым видом грибка. Ее использовали в храмовых церемониях, в очистительных ритуалах, в женских духах и мужских одеколонах, а теперь… ее будут использовать, чтобы спасти Мартисьен от эпидемии тремора.
На первом этаже дворца был коридор с рядом ниш, в каждой из которых располагалось небольшое святилище бога. Вчера вечером я совершила набег на алтарь Разделенных богов, украла у них благовония и принесла их в рабочий кабинет. Сделала из них мазь, масло и эликсир, и каждый из препаратов оказывал немедленное действие на образцы золотницы. Она сворачивалась, уменьшалась и исчезала без следа.
Обрадованная результатом, я рухнула в постель после восхода солнца, и впервые за месяц мой сон был спокойным и крепким. Но теперь мне предстояла большая работа.
Я потянулась и вдруг заметила на полу у двери темный квадрат мраморно-черного цвета. Конверт, который просунули под дверь, пока я спала. Кто-то написал мне письмо.
На конверте, плотном и приятном на ощупь, не было никаких надписей. Я сломала сургучную печать и вытащила три листа черного пергамента. Золотые чернила выделялись витиеватым рельефом на темном фоне, сверкая на страницах.
Просто Хейзел, прочитала я первую строчку. Леопольд написал мне письмо. Целую новеллу, поправилась я. Три листа, исписанные мелким убористым почерком с двух сторон. Я уселась в любимое кресло и стала читать.
Просто Хейзел!
Я начинал это письмо полдюжины раз, но не мог найти ни подходящего вступления, ни верного тона. Сначала я собирался попенять тебе, что ты испортила мне вечер, обещавший быть весьма приятным. На балу у Винсента-Эдуарда Готшанье было только самое лучшее: красивые женщины, изысканное угощение и еще более изысканные напитки, – но я провел целый час в душевных терзаниях, а после уехал домой.
Твои слова, целительница, пронзили меня в самое сердце, на что ты, наверное, не рассчитывала.
Я знаю, что ты считаешь меня самовлюбленным ничтожеством, титулованным шалопаем, недостойным звания человека, но я человек, и твое отношение меня задевает. Я хочу, чтобы ты это знала.
И еще я хотел бы ответить тебе остроумной язвительной отповедью, которая тебя уничтожит и заставит раскаяться в своих обидных, бездушных словах. Но не могу. Не могу, потому что полностью с тобой согласен.
Это первое письмо за сегодняшний вечер, в котором я признаю правду и доверяю ее бумаге. Я с тобой согласен.
Неудивительно, что я занимаю так мало места в твоих мыслях. Во мне нет ничего, о чем стоило бы размышлять. Я не сделал ничего выдающегося, хоть сколько-нибудь запоминающегося. Ни в словах, ни в поступках. Я – принц без цели и смысла. Красивая декоративная фигурка.
Я слышу, как ты вздыхаешь, читая последние строки, но – возможно, впервые за свою жизнь – я предельно честен с тобой… и с самим собой.
Если бы не красивая внешность, я был бы совершенно обычным и неинтересным. Это правда. Ты ее знаешь. А теперь знаю и я.
И поэтому… Я задался вопросом: мне действительно хочется, чтобы мое наследие было таким?
Ответом будет «нет», если тебе интересно. Нет. Нет. Нет.
Я думал, что, если напишу правду, ко мне придет вдохновение и я пойму, что надо сделать, чтобы все изменить. Но, наверное, не существует единственного правильного ответа. Есть множество маленьких выборов и решений, которые, сложившись друг с другом, составят (надеюсь) достойную, хорошую жизнь. Жизнь, которую стоит запомнить.
Если то, к чему сводится жизнь, – это наш выбор, то мне, очевидно, пора принимать более осмысленные решения.
И поэтому… Я уезжаю, целительница. Ты верно сказала. Идет война, и, если не принимать во внимание мою блестящую внешность и положение при дворе, я ничем не отличаюсь от других молодых людей, которые приехали в Шатолеру, чтобы встать на защиту своей страны и сделать что-то хорошее в жизни. Возможно, они подадут мне пример.
До встречи, Просто Хейзел. (Надеюсь, мы еще встретимся.)
Глава 42Девятнадцатый день рождения
– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, Хейзел!
Когда я подходила к столовой, Юфемия выскочила из-за папоротника в высоком горшке и осыпала меня сверкающим конфетти. Потом обхватила меня за талию и закружила в объятиях с таким воодушевлением, что я чуть не упала.
– Как ты узнала? – удивилась я, отряхивая платье от налипших блесток. Хлопья золотой мишуры рассыпались по ковру, создавая искрящийся беспорядок, и я почувствовала себя виноватой, ведь кому-то придется убираться.
Юфемия потащила меня в столовую, даже не взглянув на упавшее конфетти.
– Тебе нравится?
Обеденный стол, который обычно накрывали к завтраку достаточно скромно, был украшен праздничными флажками и атласными розетками и накрыт скатертью из розового кружева с золотой нитью. На столе стояли вазы с цветами и огромные блюда с десертами. Шоколадные конфеты, слоеные пирожные, эклеры и мадлены всех цветов радуги.
Младшая дочь короля сияла, довольная своим сюрпризом. Я понятия не имела, откуда она узнала, что у меня сегодня день рождения. Я никому об этом не говорила.
– Вам не обязательно было стараться ради меня, – заметила я, усевшись на свое обычное место. Развернула льняную салфетку и положила ее на колени.
Бингем поставил передо мной чашку с блюдцем. Я благодарно ему улыбнулась и отпила большой глоток кофе.
При дворе стало немодно пить черный кофе – однажды в порыве пьяного откровения Беллатриса сказала, что этот год и так принес много горечи, – но Бингем, зная мои предпочтения, добавил мне в кофе совсем чуть-чуть сливок и корицы.
– Мы не старались, – рассмеялась Беллатриса.
Она сидела напротив меня, одетая в платье из лимонно-желтого шелка. Ее острый взгляд смягчился за дымкой пара, который поднимался от ее чашки с чаем. У нее под глазами виднелись темные круги, а лицо было бледнее обычного. Вечером накануне я сопровождала ее на симфонический концерт, а после на званый ужин, и мы вернулись во дворец далеко за полночь.
С тех пор как король Марниже одержал сокрушительную победу над ополчением брата, в Шатолеру уже две недели не прекращалось празднование. Бесконечная череда званых обедов и военных парадов, балов и приемов. Столица отмечала победу в войне, которой не было, и Беллатриса, решившая, что моя скромная компания приятнее общества «святой прорицательницы», брала меня с собой на светские мероприятия.
Самое крупное торжество назначили на завтрашний вечер в бальном зале дворца. Бодуэна казнят завтра в полдень, после чего по всему королевству будет объявлен трехдневный праздник. Знать Мартисьена была приглашена в королевский дворец, и Алоизий сообщил мне, что на балу будут присутствовать более тысячи придворных, сановников, известных артистов и прочих знаменитостей. Мне до сих пор не верилось, что мое имя тоже попало в список приглашенных.
Назначение на должность придворной целительницы вознесло меня на головокружительную высоту. Мне открылись великосветские салоны Шатолеру, где меня принимали с великим почтением. Мои шкафы и сундуки ломились от платьев и украшений, подходящих для придворных церемоний – от чаепитий с принцессами и знатными дамами до заседаний совета и королевских обедов.
Никогда еще я не чувствовала себя так далеко от маленькой девочки, выросшей в чаще Гравьенского леса. Теперь меня было не узнать. Даже мои веснушки начали блекнуть, осветленные благодаря дорогим кремам и настойчивости Беллатрисы.
– Конечно, старались, – сказала Юфемия, возвращая меня в реальность, к сладкому пиршеству. – Папа сказал, что сегодняшний ужин будет для Леопольда. – Она скорчила рожицу. – Но мы не могли не отпраздновать твой день рождения.
Мое сердце сбилось с ритма, как всегда, когда кто-то произносил имя принца.
Беллатриса театрально вздохнула:
– Мы непременно должны отпраздновать с помпой и фанфарами возвращение золотого сыночка. Не удивлюсь, если папа закажет подвижную платформу, чтобы провезти орденоносного героя по залам.
Решение Леопольда поступить на военную службу потрясло дворец. Он отправился служить не как офицер, украшенный множеством блестящих медалей, а как простой новобранец. Он спал в палатке с другими кадетами, ел те же пайки, что и остальные, и выполнял приказы командира, невзирая на ранги и титулы.
К всеобщему изумлению, Леопольд оказался хорошим солдатом и быстро поднялся по служебной лестнице благодаря доблести и сноровке. Когда война завершилась, он поступил в военную академию и продолжил обучение. Я знала, что король Марниже внимательно следит за успехами сына, но Леопольд не писал никому из родных с того дня, как покинул двор.
– Кто-нибудь знает, когда состоится парадный въезд? – спросила Беллатриса и обратилась ко мне: – Ты видишься с папой почти каждый день. Ты наверняка что-то слышала.
Я покачала головой:
– Мне известно только, что он приедет сегодня.
– Я попросила кухарку испечь шоколадные блинчики. – Юфемия указала на блюдо. Ей не терпелось начать пиршество. – Твои любимые!